— Там, Коля, иностранец сам дверь открыл ночью по дурости, получил по морде и…

— А! Так я его знаю. Мы по лету, в июле, наверное, во дворе с пацанами вечером на гитарах играли… Ну там «А я ушаночку поглубже натяну…», еще кое чего, и он к нам подошел, что-то про «крышу» спрашивал… Смешной дядька, но «сигами» угостил и две бутылки винища подогнал, а больше я ничего не знаю.

— Спасибо, Коля. — я украдкой сунул парню в раскрытую ладонь початую пачку сигарет, куда, перед этим, засунул купюру в пятьсот рублей, и перекрестившись на все понимающий лик Богоматери, вышел из храма. Дело по квартирному грабежу у иностранного коммерсанта пока не возбудили — иностранный коммерсант не мог пока определится с размером убытков — номенклатура продаваемой бытовой химии и продуктов был обширный, а учет слабым, и по традиции материал отписали мне, а кроме Колиной информации, очень малозначительной, зацепок никаких не было. Иностранный буржуин был мил и словоохотлив, но ничего ценного сообщать не спешил.

Следующее утро, Подвал Дорожного РОВД.

— Павел Николаевич! — в трубке звенел голос Валентины, пребывающей в истерике: — Я, наверное, уволюсь!

— Что случилось?

— Да тут какие-то странные женщины приходили, спрашивали вас, ругались, а потом пообещали вам яйца оторвать…

— Да? — я невольно бросил взгляд в район застежки «молнии» на джинсах: — Ну, что я могу сказать, если хочешь увольняйся. Три дня отработаешь, выполнишь задание, которые я тебе отмерил и на выход. Завтра утром буду.

Я в раздражении грохнул по аппарату ничем не виновной трубкой и включил кофеварку. Предстоящий кастинг меня не радовал, ряды претендентов на вакантную должность откровенно не радовали.

— Здравствуйте. — в дверном проеме появилась фигура знакомого мне иностранца: — Вот, принес справку по размеру ущерба, и мне сказали ее вам отдать.

— Да, присаживайтесь. — я достал из сейфа тонкую стопку документов и положил перед собой, поместив сверху справку о размере ущерба.

В списке похищенного фигурировали и рубли, и доллары и немецкие марки. К сожалению левов и динар с турецкими лирами среди украденного не значилось, а то бы мы…

— Скажите, мистер… кто у вас «крыша»?

— У меня нет «крыша»! — негодование буржуя было неподдельным, и если бы не информация моего «человека», я бы ему почти поверил: — В России очень плохая «крыша»!

— Что значит — плохая «крыша»? — я впал в искрение недоумение.

Иностранец рассказал мне, что приехав в Россию, он решил ознакомится с темой криминального «покровительства» и выяснил, что в отличие от его Родины, где местная «крыша» берет двадцать процентов от прибыли и все твои проблемы решает за счет виновных в проблемах контрагентов. В России же, «плохая крыша» берет за свои, ненавязчивые, «услуги» в два раза больше и любые возникшие проблемы решают только за дополнительную плату, взимаемую с «подопечного». Услышав эту грустную информацию, гость нашей родины решил обойтись без «крыши».

Эта информация, на которой твердо настаивал иноземец, вступала по времени в противоречие с информацией, полученной от Коли, и я понял, что дальнейшие доброжелательное общение с потерпевшим, как предписывает Уголовно-процессуальный кодекс и многочисленные приказы и инструкции МВД, является только потерей времени, следовательно, пришло время взять иностранного лгунишку в «ежовые рукавицы», что требовало тщательной подготовки.

Утро следующего дня. Кабинет юридической группы в здании заводоуправления.

— Угу. Ясно. — я читал протоколы согласования разногласий, что подготовила вчера Валентина и тут-же делал правки, когда дверь моего кабинета с грохотом распахнулась, ударившись о косяк и помещение наполнилось десятком разгоряченных женщин в касках, телогрейках, спецовках и комбинезонах.

— Ты, сволочь, сколько еще будешь издеваться над людьми! — шагнувшая вперед Хилкова Анна Николаевна, обмотчица и председатель независимого профсоюза, с силой ударила кулаком по хрупкой столешнице из тонкого листа деревоплиты, так, что во все стороны полетели документы: — Когда деньги будете платить, сволочи!

За моей спиной испуганно пискнула Валентина, а профсоюзный лидер попыталась ткнуть меня кулаком в лицо, но я успел вскочить, с упавшего с громким хлопком, офисного стула и даже перехватить ее руку.

— Ай! — я развернул «потерявшую берега» в борьбе за членов профсоюза тетку, ухватил ее за крепкую скань спецовки в районе загривка и в, отработанным за годы службы, темпе, поволок слабо упирающуюся Хилкову на выход, мимо испуганно расступившихся соратниц.

— Денег хочешь? — я выволок женщину в коридор и оттолкнул ее от себя: — Пиши заявление об увольнении по собственному и в тот же день расчет получишь, как положено, а у меня в кабинете скандалить не думай даже.

— И, кстати! — я уставился в белые от бешенства глаза Анны Николаевны, которая, казалось, готова была сорваться в рукопашную схватку со мной: — Я твои документы по квартирной очереди смотрел, так они с позапрошлого года не обновлялись, а положено каждый год нуждаемость в жилье подтверждать. Через три дня не принесешь новые документы — выкинем из очереди через квартирную комиссию! — я захлопнул дверь и обвел тяжелым взглядом замерших и потерявших боевой настрой работниц: — То же самое всех касается. В течении недели не сдадите документы мне или Валентине Игоревне- всех уберем из очереди на жилье.

Надеющиеся еще на получение бесплатного жилья от предприятия, дамы понятливо закивали головами и стали потихоньку выходить из помещения, стараясь не топать ботинками.

— Я думала, что нас сейчас убивать будут. — с лица замершей у окна Валентины стала уходить бледность: — Я тоже так хочу!

— Что хочешь? — не понял я: — В очередь на получение жилья встать? Не получится.

— Да нет! Хочу так, как вы — Валя возбужденно стала совершать размашистые движения двумя руками: — Раз-раз, и все успокоились и ушли.

— Так не увольняйся и научишься. — я со вздохом поднял стул и стал собирать разлетевшиеся по кабинеты белые листы документов.

Не успел я углубится в работу, как выполняющая роль секретаря, Валентина протянула мне телефонную трубку: — Вас, Павел Николаевич, какая-то женщина.

На другом конце телефонного провода находилась пенсионерка Ирина Михайловна, что злорадно сообщила, что бригада из трех человек ремонтников находиться в ремонтируемом, вернее, неремонтируемом, магазине.

— Валентина, давай, исправь мои замечания в протоколах, распечатай и в канцелярию отнеси, по ячейкам разложи, а мне надо уехать. — я стал торопливо собираться.

— Павел Николаевич, я боюсь, там начальник канцелярии такая строгая. Давайте, лучше, вы завтра….

— Валя, ты же хотела раз-раз! — я изобразил замахи руками, передразнивая девушку: — Если будешь всех боятся и прятаться в кабинете, никогда успешным юристом не станешь. А начальник канцелярии совсем не строгая, а весьма милая женщина. Она просто не любит, когда документы турбинного цеха суют в ячейку котельного, вот и все. Если что-то не знаешь, просто, спроси у нее, как правильно. Все, я побежал, чмоки-чмоки.

Помещение магазина было отперто, и я, осторожно открыв заскрипевшую дверь, на цыпочках вошел в здание. В торговом зале на перевернутых носилках, измазанных в закаменевшем растворе, сидели и тряслись крупной дрожью, два скукожившихся тела худощавых мужичков лет сорока.

Я замер в трех шагах, за их спиной, думая, как начать разговор, но мне помогли с завязкой беседы.

— Пацаны, живем! — в зал влетел жизнерадостный парень лет тридцати, потрясая трехлитровой стеклянной банкой, в которой плескалась пенная жидкость ржаного цвета: — Сейчас пивком подлечимся и…

Судя по его жизнерадостной физиономии гонец уже успел хорошо отхлебнуть из банки. Он сделал шаг, другой, а мужики на носилках, с неожиданной живостью обернулись на долгожданный голос и… все увидели меня.