Мы же с Димой Ломовым продолжали наращивать свой мясной бизнес. С городской о свалки, купленное за спиртное и отсортированное руками БОМЖей, вывозилась попавшая туда из магазинов и баз просроченная пищевая продукция, которая завозилась на пригородную свиноферму. Счастливые поросята потребляли просроченные кексы и рулеты, позеленевшие ванильные сухари, после чего часть из свиного поголовья уезжала в город, превращаясь в нашем небольшом цеху в наборы для шашлыка и колбасу, что по пятницам сметали с нашего прилавка, рвущиеся за город, дачники и прочие любители отдыхать на природе.

На заводе также пока стояла относительная тишина. Подписание очередного коллективного договора было перенесено на осень, людям частично погасили задолженность по заработной платье, чем успокоили общественное брожение и ослабили влияние неистовой обмотчицы Хилковой с ее независимым профсоюзом. Но с каждым днем атмосфера на заводе накалялась — в середине сентября ожидалось прибытие из командировок бригад, с которыми требовалось произвести полный расчет за работы, выполненные за летнюю ремонтную компанию, но не взирая на заверения щекастого внучатого пасынка писателя Голикова, вещавшего с экранов телевизора о перспективах развития экономики страны в условиях регулирующего все и вся рынка, денег у предприятий становилось все меньше и меньше, а бартерных схем все больше и больше. Неделей назад «Царь Борис» подписал указ о приватизации энергетического комплекса страны, за которым торчали уши «младореформаторов» Немцова и Чубайса. В Кузбассе вовсю молотили касками шахтеры, грозя не выпустить поезда с углем, если не будет денег… В общем жизнь становилась все страшнее, а я бездумно смотрел на колеблющийся поплавок, стараясь отгородится им от нарастающего вала проблем.

Сентябрь одна тысяча девятьсот девяносто второго года.

Территория завода.

— Мы требуем индексации задержанной заработной платы в соответствии с уровнем инфляции. — женщина в серой спецовке оглянулась на, одобрительно зашумевших при ее словах, рабочих — председатель независимого профсоюза «Солидарность» зарабатывала дополнительные очки у электората.

— Правильно! — вскочил неприметный инженер из отдела МТО: — И путевки в профилакторий, чтобы все за год успели отдохнуть.

Мужики одобрительно закивали головами — объединенный профилакторий энергосистемы, куда и мы получали путевки, пользовался популярностью, особенно у отцов семейства — две недели отдохнуть в двухместных номерах в бору за городом, вдали от семейных забот, куда и откуда тебя доставляет транспорт предприятия, а до гастронома с веселящими напитками пробежаться всего пятнадцать минут, нравилась многим.

— Уважаемые товарищи… — генеральный охотно подхватил тему профилактория, которую вбросил подготовленный сотрудник: — К сожалению, поездки в профилакторий скоро закончатся — энергосистема на новый год выкатила нам такой ценник, что мы просто это не потянем по деньгам.

Взрыв ярости мужской части конференции трудового коллектива по уровню мощности мог раскрутить немаленькую турбину.

— Успокойтесь! — вскочил председатель «официального» профсоюзного комитета: — Дайте Григорию Андреевичу договорить!

Дождавшись, когда стихнет шум, генеральный продолжил:

— Поэтому я предлагаю подумать о разумной альтернативе, например, о нашей базе отдыха…

Было ощущение, что все присутствующие, одновременно, закусили долькой лимона, и я их прекрасно понимал — база отдыха завода представляла собой несколько одноэтажных бараков, расположенных на берегу искусственного моря в пятидесяти километрах от границ Города. В числе заданий, полученных от генерального директора, одно звучало так — придумать, что делать с базой отдыха. Поэтому

Был я там в августе месяце, встретил одинокого рыбака, что на облупленной «Казанке» без мотора удил рыбу метрах в ста от берега, похмельного сторожа, в сопровождении двух дворняг, облепленных репьями и миллион комаров, что встретили меня восторженным гулом.

По приезду на завод я честно сказал директору, что пока не знаю, что делать с этой, заросшей лебедой территорией, но пока отказываться от нее не надо, должность сторожа сокращать также не стоит, а вот лет через пять, если завод выживет, а элитные коттеджные поселки, что будут расти на берегу водохранилища, как опята на трухлявом пне, можно будет вернуться к этой территории.

Казалось, наш план по отвлечению собрания от самого сложного вопроса — выплаты заработной платы сработал, женщины, присутствующие на конференции наседали на директора о предоставлении оплаченного выходного для мамочек младших школьников первого сентября, а генеральный расчетливо торговался, собираясь по этому пункту отступить, но вновь подскочила неистовая Хилкова.

— Товарищи, нас сейчас просто забалтывают, в тоже время задержка заработной платы…

— Аня, что ты от меня хочешь? — Соколов устало потер виски: — Денег в кассе нет и не предвидеться.

— Елена Анатольевна. — обратился он к сидящему в первом ряду главному бухгалтеру: — Сколько у нас в кассе денег?

— Две тысячи пятьсот двадцать семь рублей и четырнадцать копеек! — как пионерка отрапортовала главный бухгалтер

— И четырнадцать копеек. — автоматически повторил директор: — Так из каких денег, Анна Николаевна, ты предлагаешь что-то индексировать?

— Это не наше дело! — полезла на революционный броневик борец за народное счастье: — Вы там деньги где-то крутите, обогащаетесь за наш счет, а теперь руками разводите…

— Знаешь, что, дорогая Анна Николаевна! — рассчетливо взорвался генеральный: — Если ты знаешь, где я деньги кручу, так выйди сюда и скажи, а если еще раз подобное вякнешь, то наша юридическая служба тебя под суд за клевету отдаст. Ну что, выйдешь и скажешь?

Не имея представления, где же крутятся положенные предприятию деньги, самозваный профорг решила соскользнуть с опасного направления дискуссии, вернувшись на проверенную тему:

— Мы требуем, чтобы администрация озвучила на конференции, когда и в каком размере она выплатит индексацию по невыплаченной своевременно заработной плате, здесь и сейчас! — она даже ногой, обутой в тяжелый ботинок из «чертовой кожи» топнула, для усиления эффекта.

— Администрация сообщает, что у нас нет возможности провести индексацию задержанной заработной платы. Сейчас мы платим зарплату раз в месяц….

— С четырех месячной задержкой! — выкрикнул кто-то с заднего ряда.

— Да, с четырехмесячной задержкой, я этого не отрицаю. Как только в кассе предприятия появляются деньги, мы сразу выплачиваем их, сначала основным цехам, потом службам, последней получает администрация…

— Да вы и так жрете в три горла! — опять крикнул кто-то сзади.

— Другого ответа не будет, на все ваши хотелки денег нет.

— Ну тогда и не за чем нам здесь находится! — замахала проектом нового коллективного договора мятежная председатель независимого профсоюза: — Пошли отсюда, товарищи. А вы, господин директор, ждите завтра ответочку от нас, прямо с утра.

Вслед за громко бухающей по полу башмаками Хилковой, на выход, дерзко поглядывая на администрацию, в том числе и на меня, потянулись «товарищи», человек пятнадцать, каждый из которых старательно хлопал за собой створкой двери.

Дождавшись, когда топот ног в коридоре затихнет, генеральный директор повернулся к председателю конференции — председателю «официального» профсоюза предприятия:

— Константин Генрихович, у нас кворума хватает?

— Хватает, Григорий Андреевич. — этот вопрос был тоже обговорен заранее и на конференцию было избранно немного больше делегатов, чем того требовало отраслевое коллективное соглашение.

— Тогда продолжаем работу. Какой вопрос еще требует обсуждения?

Глава девятая. Осень- природы увядание.

Сентябрь одна тысяча девятьсот девяносто второго года.

Территория Завода.

В понедельник на заводе начался форменный дурдом. Убежденные неистовой изолировщицей в том, что как только работник получит решение комиссии по трудовым спорам, то невыплаченные своевременно деньги потекут рекой, рабочие потянулись в кабинет профкома, где сидел председатель кгс и одновременно председатель «официального» профсоюзного комитета, вручая ему написанные на тетрадных листах заявления. Максимальный срок, который мог протянуть КТС с вынесением своего решения — десять дней. Одновременно с этим демаршем, половина из пятисот сотрудников, подавших заявления в КТС, вышли из членов «официального» профсоюза и записались в «неофициальный», чем ввергли нашего профкомовца в глубочайший траур. — Ты мне объясни, Павел, что дальше будет с этими решениями? — пытал меня генеральный директор, запершись вместе с главным бухгалтером в своем кабинете на очередное совещание.