Слушая ее рассказ я понимала, что ничего подобного я никогда не испытывала и почти завидовала ей. Затаив дыхание я все ждала, когда она произнесет те слова, которые я хочу услышать ,и она произнесла их:
- Голод в сравнении с этим – Ничто!
Она подняла на меня глаза, которые старалась спрятать до этого. Они были преисполнены болью, смесью страдания, сожалений и неизбежности. Непролитые слезы она пыталась смахнуть, моргнув пару раз, но поток соленой влаги, стремящейся к очищению уже невозможно повернуть вспять если горе рвется наружу из переполненного источника .
– Но. Только голода счастье взаимной любви не отменяет. Девушкам скрыть влюбленность под маской обычной дружбы не сложно. Никто не воспринимал нас как пару, и вскоре я свободно входила в ее дом как закадычная подруга. Был у моей Возлюбленной брат. Старший.
Догадываясь, какое направление приобретает русло ее откровения, я подобралась и прикусила язык, чтобы даже случайно не задать вопрос на который ей будет трудно и болезненно отвечать.
- Они были так не похожи. Она, знаешь, такая вся «белая и пушистая», как ангелочек. Как же она стеснялась некоторых вещей, которые мы исполняли в постели, и с таким упоением предавалась любым новым экспериментам. Впрочем, не в этом дело.
Ну а братец у нее был, что называется «быдловатый». Уличный пацанчик разглагольствующий о «понятиях» и «мачистости». При этом он еще оказался весьма трусливым и подлым типчиком.
- То есть! – прервала я ее монолог – Типичная «жертва» лилиту . Как любит Голод?
Она усмехнулась сквозь слезы.
- Абсолютно. И для него не было в жизни ничего святого. Но, что удивительно! Дети разного возраста и пола в семье редко сосуществуют мирно, чаще всего брат и сестра ненавидят друг друга. А здесь была такая идиллия, что аж зубы сводило.Пожалуй ,она единственная на всем белом свете верила, что ее брат хороший.
- Ты ревновала? – спросила я ,тут же обругав себя за бестактность.
- Вовсе нет. Поначалу я даже внимания на него не обращала. Ну , есть у нее брат и что? Мы были так влюблены. Казалось никто не может нас разлучить во веки вечные.
- А потом?
- А потом я вдохнула всеми легкими его «запах» и как это часто бывает, пробудившийся голод смыл на своем пути и неприязнь к мужскому полу, и великое чувство к его сестре. Осталась только жажда охоты. Женским вниманием парень был не избалован, и в постель я затащила его в короткие сроки. Когда моя любимая застала нас друг на друге, веришь , нет, мы даже не остановились. Представь себе, мы «трахались» еще часа три, как голодные дикие звери, после того как она вся в слезах . хлопнув дверью, выбежала из дома.
Я неловко попыталась обнять Генри, чтобы поддержать ее в этот момент. когда тяжкие воспоминания проливались из нее отчаянной тирадой. Она уже не пыталась даже вытирать льющиеся слезы. Но от моих объятий она отстранилась. Тогда я схватила со стола бутылку и разлила по бокалам остатки вина. Под действием эмоций алкоголь начинал выветриваться, и Генри просто необходимо было сейчас хоть что-то выпить.
- Что было потом? – подтолкнула я ее к продолжению рассказа, протянув бокал с вином. Руки ее дрожали.
- Что? А то не знаешь? Глубокое отвращение к парню, который прилип ко мне как банный лист.О! Он ни перед кем еще так не унижался в своей жизни. Бесконечное отвращение к себе самой. Позвонить возлюбленной и поговорить у меня не хватило духу.
Генри подняла бокал высоко над головой:
- Давай! Не чокаясь! – и осушила его одним глотком. Я так и застыла с поднятым бокалом, боясь даже спрашивать, что же было дальше. Она продолжила говорить сама.
- Через неделю… - она вновь опустила голову . пряча глаза – она вскрыла себе вены.
Возможно, я никогда не была в достаточной степени отзывчивым и располагающим к откровениям, человеком. Может быть даже не производила впечатление , что могу понять и поддержать советом или подбодрить душевными словами. В моей жизни людей, открывающих мне свою душу можно было бы пересчитать по пальцам одной руки. До двух! Сабрина была мне самым близким человеком на свете, но мы до сих пор толком не знали ,что объединяет нас такой тесной дружбой. Безусловно, место в Культе и общий бизнес нас сближали. Но прибавьте сюда еще и схожие судьбы, схожие устремления и желание оставаться человеком , хотя бы на ту сотую долю что еще оставалась в нас. Иван! Это отдельная история. Я знала о нем так много , но при этом у меня всегда оставалось ощущение, что кое-что от меня ускользает. Сам он ускользает от меня куда-то , словно в длинном очень эмоциональном монологе не произносит последние два слова. Сабрина любила говорить о себе и много. Ей было присуще тщеславие. Но она была сильной и никогда не жаловалась. Иван же напротив буквально заставлял тянуть из себя клещами каждое слово. По итогу , я не привыкла быть для кого-то «жилеткой». Просто в этом не возникало необходимости.
Почему Генри решила выбрать сейчас меня, чтобы окунуть в глубину своей души ,трудно сказать. Может быть виной всему изобилие дорого алкоголя и длительное пребывание на одной территории. Или же вся та боль, что скопилась в ней за годы терзаний, сомнений и самобичевания давно искала выход.
Что я могла сказать ей, как утешить? Что ее случай не так уж уникален? Все мы оставляем после себя разбитые сердца, искалеченные души и незаживающие раны. На то мы и демоны. Мы сеем зло. Порожденные похотью., мы погибель для тех, кто принимает восхитительную обертку за настоящее блаженство и райский вкус. Лилиту дарует наслаждение плоти. Но плату берут энергией и силой. А душу наполнить мы не в состоянии. Ламашту когда-то называли демоном Пустынного ветра. Мы, ее дочери тоже несем в себе этот ветер. Горячий и сильный. Но это лишь воздух. Он улетает , ничего не оставляя взамен, кроме горстки песка. У многих из нас своя «смертельная коллекция»: - сошедшие с ума от страсти мужчины . принявшие красоту и сексуальность лилиту за идеал, незрелые души, ушедшие из жизни мальчики, не сумевшие справиться с тем, что ни одна из нас не будет принадлежать кому-то всецело, только Культу и Великой Матери. Среди нас есть такие, что считают их слабаками, которым не хватило духу пережить встречу с демоницей, но есть и такие как мы, я и Генри, кто заполняет сосуд своей души, или что там у нас вместо нее, чувством вины. Мы – убийцы! Мы убиваем соблазном, но ни одна из нас не в силах изменить собственную природу.
Что же я могла ответить своей сестре? Ничего. Только оплакивать вместе с нею пострадавшую от нас и нашей сути жертву. Я не смогу сказать ей, что все будет хорошо. Потому. Что так не будет. Я не могу посоветовать ей подождать ,пока все это ни забудется как страшный сон потому, что такие воспоминания остаются с нами на всю жизнь и как ты не гони прочь от себя яркие образы, они оседают на дно души под слоем новых впечатлений . Но они вернуться вновь, нахлынув потоком, ломающим выстроенную для них плотину. Не все можно забыть, не все отпустить, не со всем справиться, что бы там не говорили психотерапевты.
Высморкавшись уже раз двадцать в протянутые мной бумажные салфетки, Генри продолжала втягивать носом воздух и я как-то не подумала о том, почему она это делает, снова уткнувшись мокрым лицом в мою шею. Я старалась ее утешить и даже не сразу обратила на это внимание. Но то, что слезы ее просохли , а дыхание стало прерывистым и очень горячим я все же заметила.
Что там говорят об эрогенных зонах специалисты? Что у каждого эти зоны индивидуально расположены? Но только как же тогда объяснить, что один мужчина заставляет тебя изгибаться как лебедь, гладя грубыми руками нежную спину, а другой нет? И почему если губы почти для всех живущих на планете людей и не людей, самая чувствительная зона, то не всякий поцелуй приводит нас в трепет, покрывая мурашками все тело.
Я никогда не смотрела на женщин с сексуальной точки зрения. С Сабриной мы сотни раз спали голыми в одной постели, два одиноких похотливых суккуба! Но мы ни разу не пришли к мысли о вожделении. Для меня Запах женщины приторно сладкий, душный, отдающий привкусом грудного молока -это не тот запах. Даже на мужчинах я не люблю запаха парфюмерии, предпочитая настоящий мужской – подкопченный, прогорклый, насыщенный и глубокий запах его кожи и медно-солоноватый аромат пота.
