— Эта гребаная сука, — говорит Даллас, подходя ближе. — Она порвала с тобой, или ты с ней?

Я качаю головой и поднимаюсь по лестнице.

— Лив? — зовет Айрон.

Но я продолжаю идти.

— Время ужинать, — говорит он мне вслед. — Спустись к нам. Пожалуйста.

Я слышу беспокойство в его голосе, и оно напоминает мне о маме. Когда мы наблюдали за тем, как она избегала нас, прячась у себя в комнате.

Мне всего лишь хочется побыть одной.

— Лив! — кричит Айрон, когда я уже поднялась на второй этаж.

— Вот что они делают, — выплевывает Даллас. — Используют и мучают, пока не насытятся. Я же говорил тебе! Мы все говорили тебе!

Я открываю дверь и захлопываю ее за собой, роняя сумку на пол.

— Мэйкон! — доносится до меня голос Айрона.

Сползаю вниз по стене, сажусь на пол в темной комнате и откидываюсь назад, моя рука свисает с согнутого колена.

Я здесь. А она где-то на другой стороне рельсов — ходит по магазинам, или делает домашнее задание с друзьями, или встречается с ним, или…

Если бы она хотела быть здесь, то ей бы ничего не помешало. Значит, она этого не хочет.

Клэй не нуждается во мне. Она не думает обо мне прямо сейчас. Она хочет быть свободной от меня.

В тишине слезы катятся по моему лицу, и я откидываю назад голову, сжимая руку в кулак, когда слышу шуршание бумаги.

Посмотрев на руку, я вижу бумажный шарик, который незаметно для себя вытащила из школьной сумки.

Я разжимаю пальцы, узнавая разлинованную бумагу и слова, написанные черной ручкой. Это записка от нее. Не помню, как достала ее по пути домой.

Она хочет быть свободной от меня. Вчера она была моей.

Я сгибаю другое колено и опираюсь локтями на ноги, пряча голову в ладонях.

Да пошла она.

Да пошла она, Клэй Коллинз, Святая, кусок дерьма со своими деньгами, волосами и…

Но я не могу перестать всхлипывать, я почти задыхаюсь.

Моя дверь открывается, и я чувствую запах масла на руках Мэйкона, когда он садится на корточки рядом со мной.

— Пожалуйста, не кричи на меня, — умоляю я, не встречаясь с ним взглядом. — Просто дай мне оправиться, хорошо? Я справлюсь. Я переживу это. Мне просто нужен один вечер.

Моя семья не лезет в дела друг друга, но, когда кто-то из нас расстроен, все настороже. У нашей матери была клиническая депрессия, а значит, один или несколько из нас унаследуют ее проблемы.

Я не в депрессии. Я просто… раздавлена.

— Посмотри на меня, — Мэйкон берет меня за руку. — Ливви.

Я качаю головой. Пожалуйста, уходи. Комок в горле стал настолько большим, что мне ужасно больно. Просто дай мне оправиться.

— Ты должна встать, — говорит он.

Меня пробирает дрожь, а всхлип застревает в горле.

— Я не могу… встать, — пытаюсь вздохнуть. — Мне не хватает воздуха.

Мэйкон убирает мои руки, и я вижу, как он нависает надо мной и берет мое лицо в ладони.

— Ты встанешь, — уверяет он, — и ты сделаешь домашнее задание, и ты пойдешь на выпускной, — от его слов внутри все сжимается, и я качаю головой. Я не могу. — Ты будешь находиться с ней в одном помещении с понедельника по пятницу до конца учебного года, и ты не пожертвуешь собой из страха. Ты сделаешь все это, Лив.

Зажмурившись, я начинаю сильнее плакать. Я не влюблена в нее. Клэй не может сделать такое со мной. Этого не должно было произойти.

— Ты поедешь в Дартмут, — продолжает Мэйкон и наклоняет голову, заставляя меня посмотреть на него. — И ты вступишь в клуб, найдешь друзей, и через несколько месяцев у тебя начнется новая жизнь.

Но как?

— Ты уедешь, — выдавливает он сквозь зубы. — Ты уедешь отсюда и оставишь любую надежду на нее. Осмелишься на самую трудную вещь в своей жизни, потому что это спасет тебя, Лив. Потому что ты дочь Тристы Джэгер, и мы сделаем то, что она бы хотела, то, на что у нее не хватило смелости сделать самой. Мы продолжим кусать в ответ. Мы выживем, потому что иногда это самое жестокое, что мы можем сотворить с другими людьми. Мы остаемся в живых.

Меня трясет, пока слезы льются из глаз.

— И через год ты даже не поймешь, как могла так сильно ее любить, — говорит брат. — Я обещаю.

Как он может обещать такое? Он не знает этого. Никто не знает. Не думаю, что смогу пережить завтрашний день, а тем более знать, что произойдет через несколько месяцев. Боже, как мне уйти?

— Я обещаю, — повторяет он, его взгляд суров. — Обещаю.

Но у меня не получается представить, что я не хочу ее, что мне будет все равно, если я увижу ее с кем-то другим, что захочу кого-то другого так же сильно, как ее. Я плачу, снова закрывая лицо руками, чтобы он не видел, какой чертовски ужасной и жалкой стала его младшая сестра из-за нее.

Как я позволила этому случиться?

Но на мгновение мне кажется, будто я понимаю малую толику того, что чувствовала мама всю свою жизнь. Отчаяние. Боже, я ненавижу это чувство. Я так сильно ненавижу его.

Мэйкон больше ничего говорит. Только подхватывает меня на руки и выносит из комнаты. Он направляется в свою комнату, где все еще стоит старое кресло отца, и садится, крепко обнимая меня.

— Пеперони, — просит он, прижимая мою голову к своей шее.

И до меня доносится ворчание Трейса.

— Я ненавижу пеперони. Она царапает небо.

Но Трейс уходит, чтобы выполнить просьбу старшего брата. Мэйкон прижимает меня к себе, и через мгновение я обвиваю руками его шею и жду, что нам принесут пиццу.

Двадцать

семь

Клэй

–Ты в порядке? — спрашивает Крисджен.

Я складываю учебники в шкафчик, вытаскиваю учебник испанского и экземпляр «Отелло» для домашней работы сегодня вечером.

— Все хорошо.

Лив стоит в другом конце коридора, болтает с Хлоей, и я слышу их смех. Оглядываюсь через плечо, стараясь не выглядеть так, словно точно знаю, где она находится каждую минуту. Хлоя наклоняется и здоровается с Джессой Вашингтон и Эрин Мерлуцци, которые подходят к ним. Девчонка определенно быстро заводит друзей. Они все общаются друг с другом, Лив улыбается и как бы… активно — черт возьми — участвует.

— Уверена? — Крисджен понижает голос. — Ты выглядишь голодной, словно не ела несколько дней и скоро превратишься в какого-то страшного монстра, если в ближайшее время не пообедаешь некрещенным младенцем.

Закрыв шкафчик, я застегиваю сумку и отвожу взгляд, чтобы Лив не заметила, как я наблюдаю за ней.

— Клэй… — Крисджен берет меня за руку.

Но я отдергиваю ее.

— Все хорошо.

— Ты призналась ей в любви?

Я бросаю взгляд на Крисджен, та пристально смотрит мне в глаза.

— Нет. — Нервно тереблю ремешок сумки. — Мне просто было по-настоящему хорошо. Я не знаю, я… — позади меня снова раздается смех, и я оглядываюсь через плечо: все четыре девушки направляются по коридору подальше от меня. Лив даже не смотрит в мою сторону, будто на самом деле никогда не замечала, что я здесь. Я сглатываю. — Просто запуталась.

— Разве?

О, замолчи.

Я разворачиваюсь и, не попрощавшись, выхожу из школы с другими учениками; Лив, вероятно, останется здесь допоздна из-за очередной репетиции.

Она даже не взглянула на меня. Не смотрела в мою сторону несколько дней, словно не умоляла меня остаться с ней в постели на прошлых выходных. Ушла. Закончила. Это конец. Она с легкостью пережила это.

И, судя по всему, весьма неплохо. Для кого-то, кто сильно злился на новенькую ученицу, Лив невероятно быстро стала ее подружкой. Теперь у нее есть друзья.

А все, чего я хочу, это она. Что, черт возьми, случилось?

Я иду к своей машине и еду домой, голова раскалывается из-за того, что я весь день боролась со слезами. Но все-таки перестала их сдерживать.

Я не притрагивалась к еде два дня. У меня не получается перестать думать о ней. Если бы Лив позвонила прямо сейчас, я бы помчалась к ней не раздумывая, где бы она ни была, просто ради возможности провести еще одну ночь вместе.