«Благодаря хранилищу ядерных отходов в Соборске не будет безработицы! Никогда! Повышенная зарплата, пенсия в сорок пять лет, обеспеченная старость вам и вашим детям на долгие времена для всех трудоустроенных там!»

– Взрослым по простыне, а младенцам по пеленке, – ворчали на развернутую на всех углах агитацию соборские жители. – Да у нас и так работы по уши!

– Еще больше будет, радуйтесь! – советовали местные власти. – Не надо ерепениться, поймите, бесполезно. Или вы живете в навязанной из Кремля реальности, или не живете вообще. Так что выбирайте одно из двух.

– У нас же демократия – мы против! – твердо и громко говорили почти все соборские жители. – Не надо в России чужую радиацию хоронить!

– Демократия... Ну-ну, ну-ну, – давились смехом местные власти. – В России была и есть и будет тирания. Тирания. Еще повторить? Для глухих? Не надо? Ну-ну.

В общем, страсти за два года поутихли. Соборск – маленький городок, в маленьких городах люди шкурой чувствуют опасность. Жить или не жить – это все-таки большая разница, тем более говорят, на этих отработанных ядерных отходах, чтобы ввезти их в Россию, там, там , наварили столько денег, ох, столько, что в ту сторону даже не смотрите, не надо. Помните, Хома на Вия посмотрел и что с ним стало? Ох.

В мае как раз перед открытием хранилища для ОЯТ в Соборск приехала «зеленая» молодежь из Москвы.

Высадился на площади Стачек в центре Соборска автобусный десант из парней и девок симпатичных, глупых, как потом рассказывала всем желающим ее послушать Маруся Подковыркина, – зеленые кузнечики, по ее словам.

И стали они стрекотать камерами с кулачок, снимать себя, набежавших бабок с дитями и соборскую черемуховую глушь с золотыми крестиками обеих церквей – Всесвятской и Николы Угодника.

– Рай земной, – подышав яблоневыми цветочками, ахали москвичи.

А какой в Соборске рай? Ну и сказанули...

И пошли «зеленые» и симпатичные по соборским улицам и стали мутить народ альтернативными вопросами с глубокими подтекстами:

– Скажите, бабуся, вам что больше по душе – тоталитарная система или олигархический беспредел?

Маруся Подковыркина подняла свои родники глаз на такого расхорошего паренька, такого паренька, что враз влюбилась, и быстро затараторила:

– Пределу никакого, сынок, не стало! Разве ж мы живем? Не-ет! Мы и дышим-то через раз, сынок! Небось, мамка-то у тебя такая радая, такая радая, какой у ней сынок хороший! Да, сынок?

– Спасибо, – засмущался паренек.

– А хошь какао с сухарями «осенними»? – подумав, что у нее на полочке для угощения и много ли осталось, спросила тетечка Маруся, приветливо улыбаясь чистенькими деснами.

– Да я, – засмеялся паренек.

– А ты не стесняйся, пойдем, пойдем, я тебя с котом познакомлю, такой подлый кот, сам убедишься. Жаль, квартирантка моя в театр ускакала, но она для тебя старая, ей уже двадцать пять стукнуло, а тебе семнадцать-то есть?

– Есть, – вздохнул паренек. – А какао вы с молоком пьете?

– Да ты что! А как же ж! – опешила тетя Маруся. – Кто ж какавой без молока гортань полощет?

А на площади Стачек в центре города другая группа молодежи развернула «зеленые» плакаты, с которых на сбежавшихся бабок с дитями смотрели черепа с грустными глазами, и нездешний мальчик, забравшись на камень Памяти героям всех революций, тихо спрашивал толпу в мегафон:

– Даже проститутки соглашаются за деньги не на все. Даже проститутки за наличные не соглашаются на анальный секс, а наше правительство за бумажные деньги согласилось превратить ваш город в ядерную свалку!

Бабки при слове «проститутки» начали краснеть и, все в пятнах, схватив внучонков в охапки, разбежались, каждая в сторону своего дома.

Остались одни деды, но слушали вполуха, хмурились и все больше скребли в затылках и прикуривали.

Ребят с автобусов было человек сто, и они долго говорили пятнадцати дедам – что нельзя превращать страну в сливной бачок для всего цивилизованного мира. Деды слушали и в принципе соглашались.

– А чего делать-то? – глухо крикнул из-под яблони Махмуд Иваныч Куличов, старый дедушка, соборский старожил.

– Не пускать составы с ядерным дерьмом на полигон за рекой Девочкой, лечь костьми на рельсы и не пускать! – тихо в мегафон сказал нездешний мальчик, похожий на принца из блокбастера про звездную пыль.

– Так переедут же ж, – почесав сквозь пиджак живот, крякнул дед Сережа, который как раз шел с ночной смены домой.

– Переедут – их в тюрьму посадят, – подал умную мысль еще один дедушка по фамилии Сухостоев-Берестов. Потомок тех революционеров, что лежали под памятным камнем.

– А меня в землю закопают, – закончил дед Сережа и, посмотрев еще раз на нездешнего мальчика, вздохнул, качнулся и пошел домой. Спать.

А звездный мальчик тихо продолжал:

– Пирамиды, МММ, «Тибет», лохотроны... Только самая крутая пирамида была построена в 1917 году. Людей убивали, грабили, гнобили, на их костях построили новое государство, жизнь наладилась – живи, строй! Улучшай, исправляй то, что есть, но зачем напрягаться? Им очень захотелось побольше денежек, и страна-пирамида рухнула, чтобы можно было набить кармашки и мешочки, пока простые людишки выползают из-под обломков. Единственная причина развала Советского Союза – чья-то большая пасть, которая проглотила все нажитое миллионами советских рабов.

Мальчик все говорил. Деды все слушали. Солнце прокатилось слева направо. А на площади не осталось ни одного деда, только кучка выкуренных бычков на асфальте.

А тетю Фаину как раз посередке улицы пытала прелестная девочка в платье из лазоревой марли до самых молоденьких пят.

– Вот вы, бабусечка, за кого голосовали?

– А ни за кого, – любуясь девчушкой, улыбнулась тетя Фаина. – А тебе, любушка, сколько годков?

– Двадцать, – шмыгнула носом девушка. – Бабусечка, вот вы не голосовали, а власти-то ваши дали согласие ядерный мусор за лесом хоронить.

– Так то далеко, – посмотрев в сторону синего леса на золотые облака, пожала плечами тетя Фаина и перевязала потуже косыночку на причесанной голове.

Корова Малышка стояла и ждала, пока хозяйка наговорится с девушкой.

– Пасти иду, – махнула рукой на свою корову тетя Фая.

– Ой, да? – улыбнулась девушка. – А все-таки за кого вы будете голосовать? Ну, чтобы еще, к примеру, вторую помойку вам на голову не опрокинули?

– Я, – поджала губки тетя Фая, потопталась и, расправив оборки на подоле, решилась: – Я, девонька, за корову бы свою проголосовала, за Малышку.

– Ну что вы! – засмеялась девушка.

– А что? – горячо заторопилась выговорить свое наболевшее тетя Фая. – Моя корова, девонька, до того умная, а уж справедливость любит! Она все слова знает и вот на вас сейчас глядит и улыбается, нравитесь вы ей.

– Да? – обернулась девушка на белоснежную приятную корову. Та глядела, и правда, со спокойным вниманием, и в больших коровьих глазах было столько ума, что у девушки екнуло сердце.

– Какая ты, – прошептала девушка.

– Му-у-у! – согласилась корова. – Я такая... Я закончила коровий техникум по специальности «жить и не тужить», факультатив «густое сливочное молоко».

– Моя Малышка за всех бы людей в Госдуме постояла, за всех бы хороших людей голосовала четырьмя копытами, а плохих и корыстных – сразу на рог и за дверь!

Малышка вздохнула, и из большого коровьего глаза выкатилась большая слеза.

– Да! – закончила свою правду тетя Фаина.

– Да, – эхом повторила девчушка в марлевом хитоне и несколько раз оборачивалась, пока тетя Фаина и ее корова шли к началу улицы на выпас, где еще издали синела трава и тек прозрачный ручей по кличке Мальчик.

А еще через месяц летом был праздник с салютом, выступили мэр Соборска Кочергин и представитель из Москвы Иезуитов. Очень торжественный получился День города. Уже закончили, забетонировали карьер, и через месяц должен был приехать первый состав с ОЯТ.