Уйти она решила на заре, собаки привыкли к ней, внимания не обращали. Хозяину оставила записку, «Будете в наших краях, позвоните», и номер своего телефона, она собиралась восстановить сим–карту.

Псы провожали девушку до косогора, на котором она ещё вчера собирала землянику, Максима не было видно. Собаки отстали, а Венера потопала дальше.

Идти одной было немного жутко, однажды дорогу переползла змея. Милославская, чтобы подбодрить себя и распугать всех волков, медведей и прочих хищников, пела громко, пела все, что вспоминала. Старалась петь бравурные маршевые песни. По крайней мере, сначала.

— Ты лети с дороги птица.

— Зверь с дороги уходи.

— Видишь, облако клубится,

— Кони мчаться впереди!

Пела Венера высоким голосом, петь нравилось.

Комары одолевали, налетали, но не садились, она отмахивалась сорванными травинами и бодро дошагала до асфальтированной дороги, с которой они свернули в лес, когда ехали с Хромовым.

Дорога была торная, шагалось легко. Её котомка была не тяжелой, беспокоили только босоножки. Когда первый камешек забился под ремешок, Венера вытряхнула его, но больше идти по самой дороге не решилась, шла по обочине, где росла трава, там хотя бы камней не было.

Шагала она не быстро, но и не слишком медленно. Надо было рассчитать силы на дальний путь, а обувь не приспособлена. К сожалению, другой обуви не было, поэтому девушка шла, большей частью глядя под ноги, чтобы не споткнуться о корень.

Ягоды и грибы она игнорировала, не было времени собирать, да и для кого? Тем болеё, что в грибах она не разбиралась, впрочем, в ягодах тоже. Единственно, жалела, что нет фотоаппарата, или хотя бы телефона, чтобы запечатлеть красоту, что ей попадалась на каждом шагу.

Иногда она все же замирала и смотрела вверх, пока не начинала кружиться голова. В высоком синем небе, по краям окрашенном малиновой зарей, неслись рваные облака, которые ветер гнал куда-то.

Ей почти сразу повезло, её нагнал мужик на мотоцикле с коляской и подвез до деревни Прудниковой.

Мужчину звали Иван Николаевич, и он был одноногий!

Костыли лежали в коляске. Он сказал, на всякий случай, вдруг протез подведет, хотя уже привык на нем ковылять, но не доверяет. С костылями привычнеё.

Оказывается, он ехал домой с утренней рыбалки. Не спят они тут совсем, что ли?

Максим ложился позже Венеры, она к девяти часам вечера уже с ног валилась, вставал на зорьке, как они ласково называли утреннюю зарю, рыбачил, потом отправлялся в лес.

Просыпалась она тоже не раньше девяти утра. На столе её ждал завтрак, хлеб, кофе сама заваривала, иногда ягоды, иногда мед.

Высадил её Иван Николаевич у почты, где была остановка.

— Тута автобус жди! Скоро в город поедет.

И укатил, отмахнувшись от денег, что Венера ему предложила.

Дома с улицы от дороги отгораживались палисадниками, в которых росли кусты или деревья. Там же были устроены клумбы из разных цветов, Венера узнала только бархатцы. И почти у каждого дома стояла скамейка.

На остановке было несколько человек.

На неё поглазели, отвернулись, продолжили разговаривать о своих делах. Минут через двадцать, прибежал какой-то мальчишка. Громко прокричал, что автобус сломался. Водитель Сергей просил передать, будет часа через два. Народ побухтел, что вот, вечно с утра у Сереги поломки, небось, не выспался, паразит, гнать надо.

Потихоньку все разошлись.

Венера узнала у почтальона, в какой стороне город и пошла, очень надеясь, что кто-нибудь её подвезет или автобус нагонит.

Дорога словно вымерла, навстречу попался один мотоциклист и два грузовика. Попуток не было, автобус её не нагонял.

Милославская шагала больше часа, размышляя о красоте Уральского края, о том, что понимает, почему всем так хочется Россию заграбастать себе. Вон, какие просторы, леса, реки!

А они там, в своих Европах толкаются локтями, места мало.

Бывала она и Париже, и в Праге, ещё много где. Повидала свет, называется. Больше туда не хотелось. Города красивые, спору нет, но места мало. В кафе приходится чуть не на коленях у соседа сидеть.

Вот в таких местах отдыхать надо!

Она пожевала хлеб, что прихватила с собой. Максим хлеб пек исключительный, одним им сыт, бываешь, запила водой и потопала дальше. Устала, не привычная к таким прогулкам.

Комары накидывались, когда лес подступал к дороге, там, где открывались поляны, комаров, было меньше, их сдувал ветер.

Солнце припекало, ветер с небесных высей спустился ниже и часто налетал, обдувал.

Вот в таком месте, возле кромки леса, её и окружили собаки, громко лая. Венера протянула к вожаку Лавру руку, но тот злобно зарычал. Она смирилась и стояла, ожидая, когда появится их вождь и хозяин Максим.

— Вредоносная особа! Ты, видно, рехнулась, когда удрала? — язвительно осведомился он, — о чём только думала?

— К жениху не терпится попасть, — сердито отозвалась Венера. — И нечего мне тыкать!

Максим подкатил к ней на мотоцикле и пока не собирался предложить её подвезти.

— Фифа столичная! Потерпишь! А, я и забыл! К жениху! А у Марины Анатольевны, его благоверной, ты узнавать будешь, готова ли она разлучиться с супругом?

— Эдуард женат? — Венера покраснела. Вот уж влипла!

— Эдуард мёртв, а Федор, что тебя доставил, спешил на поминки. Сообщил, разберётся позже, что за аферистка появилась в городе после кончины брата.

— Я не аферистка, я невеста–неудачница, — тихо молвила Венера и разрыдалась.

Максим не выносил женских слез.

— Прекрати истерику! Я отвезу тебя в город, куда скажешь.

— Мне необходимо в полицию и к Татьяне Васильевне. И купить обратный билет, — всхлипывая, произнесла девушка, усаживаясь позади Максима.

Он скомандовал псам возвращаться стеречь дом, и они скрылись в лесу.

Венера прижалась к спине мужчины, обхватила его руками и они поехали. Всю дорогу она подвывала, благо было неслышно из-за работы мотора, и ревела.

Было жалко Эдуарда. Как-то несуразно, что он погиб.

Было стыдно за свое поведение с Федором.

А ещё было жаль себя. Она никому не нужна! Родители не знают, что с ней происходит, что чуть не умерла, что теперь ещё и аферисткой назвали!

Максим остановился возле дома Соболевой.

— Угомонись, спину мне вымочила, — ворчливо проронил он, — опухла вся уже, хватит рыдать!

Венера пригласила Максима зайти, пообещав, что больше рыдать не станет, все слезы кончились. Татьяна Васильевна была на смене, а собачонка Фроська злобно лаяла, но не кидалась, Максим грозно сказал ей: «Цыц»!

— Рассказывай. По–порядку. Многое непонятно в твоей истории, только без истерик! И перестань уже «выкать».

— С Эдуардом мы познакомились в Питере, на вечеринке у его друга. Месяц мы встречались. Он там заключал какие-то договора. Я не слишком вникала в подробности, не мое это, вроде бы у него был какой-то проект века и он хотел заинтересовать деловых людей. Как я поняла, он собирался выкупить один из заводов в вашем городе. Дело оказалось трудным, нужен был кредит, а его сокурсник или кто он там, то ли владеёт банком, то ли служит в банке. К нему Хромов и приезжал. Это все, что я знаю.

О том, что у него есть брат, он говорил, но не сказал, что близнец. Перед отъездом Эдуард сделал мне предложение. Я ответила, что подумаю. Мне уже немало лет. Я решила, что с Эдуардом уживусь. Он показался мне надежным. И я решила приехать. Сделать ему сюрприз.

До Екатеринбурга я доехала поездом. И как вам в город доехала в поезде. От вокзала шла пешком. На пути оказалась огромнейшая лужа. Пришлось обходить по дороге, и меня сбила машина. Удар отбросил меня в канаву, там был штырь, на него-то я и напоролась. В хирургии пролежала дней десять. Сумка с документами и деньгами, наверное, там так и лежит, утопленная.

— И сбивший, он так и не остановился?

— Не знаю, кто-то же вызвал скорую помощь.

Они помолчали.

— А как погиб Эдуард? — спросила Венера.