Боль неторопливо расползлась по телу.

Было обидно умирать в столь молодом возрасте, наверно и в более старшем не особо хотелось бы. И уж точно не в этой придорожной канаве, заполненной мерзкой холодной водой, окурками и еще черт его знает чем.

Чувство гадливости и безотчётного протеста против того, что с ней происходит, придало сил выкарабкаться из клоаки, несмотря на ужасающую резь в правому боку.

Липкая чёрная кровь вытекла из дыры и тяжелораненая постепенно замерзала. Подняться на ноги небыло ни сил, ни возможности. И скулить тоже.

Сознание пока не покинуло несчастную, инстинктивно прижавшую грязные руки к животу, чтобы как-то заткнуть прореху, и оставались крохи сил свернуться в клубок. Она безуспешно попыталась согреться.

Неподалеку недоумевающий человеческий голос произнес:

— Это девушка! Я думал, какая-то псина ползет и скулит. Помогите! Скорее вызывайте неотложку!

Раненую в «отключке» загрузили на каталку, отвезли в ближайшую больницу, положившись на судьбу и медиков.

— Ну и вонь! Откуда вы её вытянули? Тетя Наташа пусть сначала отмоет, после взгляну, — брезгливо окинув взглядом поступившую, заявила дежурный доктор.

Медицинская сестра, низкорослая пожилая дама, с удивительно красивым лицом, вышла в длинный коридор и, вдруг зычным голосом, позвала:

— Наталья Герасимовна, в смотровую!

Пациенты и посетители притихли. Из противоположного конца коридора донеслось:

— Я в одиннадцатой палате, вымою, подойду.

Сестра милосердия тихо забормотала себе под нос и возвратилась к столу. Сморщилась, осматривая девушку. На кафельный пол смотровой натекла лужа грязной воды вперемешку с кровью, руки, заляпанные глиной, безжизненно свисали с каталки, лицо, также испачканное, было бледным, губы синие. Женщина покосилась осуждающе на докторшу, постоянно та привередничает, затем привычно принялась за дело. Ножницами ловко вырезала кусок одежды, вокруг раны протерла открытое место, приложила чистый марлевый тампон и обернулась к доктору.

— Анна Сергеёвна, посмотрите, я обработала.

— Немедленно вызывайте анестезиолога и готовьте к операции. — Доктор потрогала края ранения и сняла перчатки.

Подобранная на дороге девушка пришла в сознание на четвертые сутки после продолжительной операции.

Глаза разъезжались, она никак не могла сфокусировать их. Вздохнуть не удавалось, было трудно, очень хотелось пить и в туалет. Она безуспешно попыталась встать, что-то запищало, и над ней показалось лицо мужчины.

— Очнулась? Замечательно! Сейчас выну у тебя трубку, и будешь свободно дышать. На счет три, резко выдохни. Поняла?

Она совершенно не уяснила, для чего это нужно, однако, когда с ней говорят подобным непререкаемым тоном, как правило, предпочитала подчиняться.

Доктор произнес: — Три! — И выдрал у неё гортань.

Дышать стало на самом деле легче.

— Спасибо, — прошептала барышня.

— Не за что. — Мужчина неизвестно куда исчез.

Больная заерзала.

Теперь над ней возникло миловидное лицо молодой женщины в медицинской шапочке:

— Что тут у нас? Отчего не спим? — специальным голосом справилась сестричка, не глядя в глаза пациентке.

— Пить, туалет, — прохрипела больная.

— Пить не положено, губы намочу, а «утку» сейчас подам.

В тот момент пациентка пока что не ведала, не догадывалась, что её ожидает. К концу третьих или четвёртых суток, когда ей разрешили вставать, такое понятие, как стыдливость совершенно сгинуло из сознания. Девушке неизбежно пришлось примириться с «утками» и собственной беспомощностью.

Стало легче, когда перевели в послеоперационную палату, там она начала учиться заново, управлять своим телом.

Санитарка тетя Ната энергично протирала пол. Ударяла шваброй по ножкам койки, зачем-то передвигала, а для пациентки всякое действие с больничной кроватью отдавалось глухой болью.

— Ну, девка, крупно повезло тебе! Вычистили рану и зашили, сперва баяли, что не жилица, столько грязи подцепила, теперь выздоровеёшь. Я точно говорю, если больше пяти дней болящий лежит в реанимации, наверняка может скончаться. Подниматься пора. Прохаживаться. Тапки где? А халат? Как одна по коридору разгуливать станешь? Имя какое?

— Вера.

— А как брюхо-то пропорола? — Санитарка оперлась на ручку швабры и с пристрастием рассматривала девушку.

— Не помню.

— Ещё и память потеряла, убогая? И откуда вы появляетесь? Как одинёхонька расхаживаться пойдёшь? — тетя Ната покачала головой, вновь занялась приборкой, что-то продолжая произносить под нос.

Вера самостоятельно села, голова закружилась, и показалось, что слегка закачало. Пациентке прекратили колоть снотворное и, ранение стало беспокоить сильнеё, но обезболивающеё она выпрашивать стыдилась. Девушка медленно поднялась, придерживаясь за спинку койки, и стояла, тяжело дыша.

Доктор сообщил, что необходимо понемножку начинать гулять. Вере было боязно. Сейчас сделает шаг, растянется на полу, и шов на животе разъедется и снова польётся кровь из раны.

Постепенно ноги перестали трястись, в голове убавился гул, и она совершила незначительный шажок, затем другой. Удалось не свалиться. Повеселев, больная болеё твёрдо прошла до другой кровати. Там спала пожилая тётенька, укрывшись одеялом.

Вера медленно приблизилась к окну.

Палата, в которую её положили, находилась на первом этаже.

За стеклом было погожеё летнеё утро, под окном цветами красовалась клумба, дальше куда-то бежала асфальтированная тропинка. По ней уверенно прошла женщина в халате, позже мужчина в цивильной одежде, проскочили две девочки.

Жизнь там, протекала своим чередом. Вере захотелось туда, к свободным людям, она позавидовала их здоровью, энергичности, лёгкости движений. Неужто и она так сможет?

Окно было закрыто. Она потянула створку, но силы не хватило, и Вера отступилась. У неё озябли босые ноги, пол, покрытый линолеумом, был холодным.

Больная также неторопливо и осторожно прошла обратно, опустилась на кровать, сидеть было неудобно, больно и она снова улеглась, спрятав ноги под одеяло. Как решить вопрос с обувью она не представляла.

Вошла медсестра, установила капельницу и сообщила, что поищет тапочки, где-то были. Принесут и халат больничный.

После процедур Вера самостоятельно отправилась в коридор, искать санузел, девушке хотелось умыться. Ей казалось, что она не идёт, а крадётся.

Брела, пошатываясь, порой вытягивала руки в стороны, для равновесия, когда казалось, что сейчас упадёт. Обошлось. В коридоре эти упражнения увидел доктор, похвалил за старание, но попросил не спешить, особо не усердствовать.

Как позже выяснилось, больница оказалась небольшой, несколько отделений, каждое в одноэтажном здании.

По утрам врачи совершали обход. Звали опытных коллег к своим пациентам, специалисты обследовали больных прямо в палатах и писали назначения. Атмосфера умиротворения и камерности, так определила для себя это место Вера.

К ней приходила невропатолог, пожилая дама с трясущейся головой, установила диагноз, сотрясение мозга и частичная амнезия.

Осмотрел её и офтальмолог, весёлый молодой доктор. Он допытывался, как к ним угодила эдакая прелестница и за каким чёртом полезла в грязную канаву?

Вера обычно ссылалась на амнезию.

После обхода приглашали на завтрак, пациенты ели в общей зале-столовой, куда каждый больной приносил свои ложки, тарелки, кружки. Посуду мыли тут же и уносили с собой. Такой уклад позабавил Веру, она высокомерно решила, удивляться нечему, провинция, хотя в больницу попала впервые в жизни, и сравнивать было не с чем.

Веру обеспечили всем необходимым добросердечные санитарки. Позже шли процедуры, инъекции, капельницы, затем после полагалось ходить по коридору и спать.

На третий день после операции ей разрешили прогуливаться под окнами. Погода стояла теплая, днем жарко, но легкий ветерок и тень спасали от жары и солнце нисколько не утомляло. Вера медленно, но вполне уверенно гуляла по той дорожке, что видела из окна палаты, доходила до главных ворот больничного комплекса и возвращалась. Она с радостью ощущала, как возвращаются к ней силы, меньше беспокоит шов и робко строила планы, чем займется в первую очередь, когда её выпишут