– Сергей Борисович, дело в том, что Петя сегодня не слишком удачно показал себя на сочинении-рассуждении. У нас был первый урок, он пришёл со звонком, но вид у него был совершенно растерянный. Не знаю, что у него там случилось, надеюсь, ничего серьёзного, но он сильно напортачил, а если называть вещи своими именами – написал какой-то бред и нелепицу. Я хочу задержать его на отработку, но он сказал, что не может и что нужно спросить разрешения у вас. Вот звоню спросить разрешения, можно ли наказать балбеса и задержать его, чтобы он всё исправил? Да. Да, хорошо. Ну… Ладно, если вам так будет легче, хорошо. Да. Спасибо, Сергей Борисович, до связи. Да, буду держать вас в курсе. Всего доброго!

Вика повесила трубку и вложила ошарашенному Пете в руку телефон. Увидев его выражение лица, она слегка хмыкнула:

– Перестань так пялиться, как будто я привидение.

– Не уверен, что ты живая. – Петя сунул телефон обратно в карман пиджака и покачал головой: – Реально бесстрашная. Что он сказал?

Он попытался спросить как можно небрежнее, чтобы надежда в голосе не прозвучала слишком явно.

Вика ухмыльнулась:

– Есть три новости.

– Скажи, что хотя бы одна из них хорошая.

Небрежно не получилось.

– Да, одна хорошая. Сегодня ты остаешься в школе.

Петя огромным усилием воли заставил себя стоять на месте. Ему вдруг захотелось подхватить Вику, обнять и закружить. Вместо этого он спросил:

– А плохие?

– Во-первых, как ты уже, наверное, понял, эта отмазка разовая. А во-вторых, мне придётся сидеть с вами на репетиции, потому что твой папа сказал, что позвонит узнать, когда ты освободишься. Думаю, он боится, что ты понесёшься репетировать после русского. Я должна быть рядом, чтобы ты передал мне телефон и я сказала твоему отцу… – Она снова сменила тон на нежно-медовый: – Сергей Борисович, Певцов тут совершенно утонул в сложно-подчинительной связи, сидит пишет конспект.

Она посмотрела на Петю, который по-прежнему не отводил от неё глаз. И истолковала его взгляд по-своему:

– Ну, брось, ты не можешь не согласиться, что это гениально и изумительно проделано.

– Да, ты права, не могу не согласиться, но… – Петя нахмурился и вздохнул. Радость от того, что он сможет репетировать, сменилась раздражением. Вика хороша. И теперь он действительно у неё в долгу и даже сделать ничего с этим не может, потому что хочет репетировать. Вольская, продолжая ухмыляться, сделала шутливый реверанс:

– Да, Петруша, сочувствую, придётся тебе потерпеть меня на репетиции.

Петя ничего не ответил, а Вика притворно вздохнула:

– Эх, тяжело быть человеком искусства – оно требует таких огромных жертв.

Она отсалютовала ему и с самодовольным видом вышла из библиотеки.

После седьмого урока Ваня с Викой забежали в столовую. Времени на обед было не так много, но неизвестно, сколько Певцов их продержит на первой репетиции, – лучше поесть.

На самом деле у Вани язык не поворачивался назвать это помещение какой-то школьной столовкой. Здесь было пять залов: один большой, в котором обедали ученики средней и старшей школы, и четыре поменьше – для начальных классов и для учителей. В большом зале стояли ряды отдельных столиков – по ряду для каждой параллели, но некоторые ребята сдвигали столы, чтобы сесть большой компанией. По периметру столовой расположилось несколько буфетов, где продавались сладости и выпечка. Если хотелось полноценно пообедать, можно было выбрать что-то у основного окна раздачи. Готовили повара по-домашнему вкусно. Оказавшись тут впервые и увидев меню, Ваня чуть не заплакал от того, насколько подход этой школы отличался от его предыдущей. Здесь как будто… заботились. По-настоящему. Во всем, в каждом помещении школы и даже в столовой, явственно читалось, что тут действительно стараются сделать для учеников что-то хорошее. И вкусное.

Когда на подносы поставили еду, Ваня поспешил вслед за Викой через зал. К его удивлению, она пошла не к их обычному месту в дальнем ряду, где сидели одиннадцатые классы, а заглянула в один из залов для начальной школы, хмыкнула и поманила Ваню движением головы.

Ваня зашёл в небольшое помещение с весёленькими зелёными занавесками и такого же цвета столиками, возле каждого из которых стояло по четыре стула.

– Ты уверена, что нам сюда можно? – спросил Ваня, глядя, как Вика спокойно располагается за одним из столиков.

– А почему нет? Малышня уже ушла, мы никому не помешаем.

Ваня бросил взгляд на роспись на стенах:

– Как-то неловко есть, когда на тебя пялятся вальсирующие овощи.

– Ты что, шутишь? Смотри! – Вика повернулась к другой стене. – Им дирижирует брокколи! Это лучшее место в школе.

– После библиотеки, – хором добавили они.

Ваня поставил поднос на стол и сел напротив Вики.

– А где твоя гитара? – спросила она, бросив взгляд на Ванин рюкзак, который тот поставил на пол рядом со стулом.

– Она не влезла в шкафчик, и я её в кабинете русского оставил.

Вика кивнула и принялась за еду. Ваня же откинулся на спинку стула, с наслаждением стянул с себя галстук и расстегнул две верхние пуговицы рубашки. Дышать сразу стало легче. Хотя, возможно, трудности с дыханием он испытывал не из-за галстука, а из-за Тамары Загировны, которая всю душу из него вытрясла на последнем уроке.

За первую неделю на алгебре и геометрии всем стало очевидно, что Ваня неплохо ориентируется в материале, настолько неплохо, что Загировна причислила его к сильным ученикам – к Певцову и Орловой. Его снова пересадили – на третий ряд, между Петей и Ирой. Для них математичка чаще всего давала задачи сложнее и даже позволяла решать их вместе, но они предпочитали выполнять задания самостоятельно, иногда сверяя ответы. Сегодня у Тамары Загировны, видимо, было скверное настроение, так что она вызвала Ваню к доске и заставила решать задачи, соревнуясь с классом. Каждый вариант должен был решить по пять примеров, а Ваня – все десять. Он не успел. И наделал ошибок. И получил позорные три с минусом. Причём этот минус был любимым инструментом унижения у математички. Ваня мог бы разозлиться, но у него на это не осталось сил.

С аппетитом уплетая горячую котлету по-киевски, с которой капало масло, Вика спросила:

– Ты точно сможешь репетировать? Выглядишь уставшим.

– Чего не скажешь о тебе. Ты что-то слишком довольная для человека, которому пришлось остаться с нами. Я так и не понял, кстати, почему.

Вика пожала плечами:

– У нас с Певцовым свои счёты. Но мне в любом случае хочется посмотреть, как ты выглядишь с гитарой. И послушать. Хорошо играешь?

Ваня неопределённо качнул головой:

– Смотря с кем сравнивать. Что-то могу.

– И давно занимаешься музыкой?

Ваня помедлил:

– Сколько себя помню.

– Правда? Ты в музыкалку ходил?

Ваня не торопясь прожевал, прежде чем ответить:

– Не-а. Сам учился. Точнее… В детстве мне сначала подарили игрушечную гитару, и я не выпускал её из рук. А потом… – Ваня замялся, быстро отфильтровывая то, что не хотел рассказывать. – Потом у меня появилась акустическая. Мама сначала была не в восторге от моего «бренчания» – так она мою игру называла, – но постепенно смирилась. А в восьмом классе я разок попробовал у друга электро, и всё – пропал. Сначала просто мечтал, потом начал копить, а когда в очередной раз не поступил сюда, разозлился и стал подрабатывать не только на каникулах. Математику с малышами учил, – добавил Ваня, увидев, что Вика пытается задать вопрос, но не может, поскольку рот её был забит котлетой. – Думал, раз я слишком тупой для дорогой школы, пусть у меня тогда будет дорогущая гитара. Мама всё равно наотрез отказалась брать у меня эти деньги, сколько бы я ни спорил. – Ваня грустно улыбнулся воспоминаниям. – Когда привёз новую гитару домой, даже играть на ней не мог первую неделю. Просто пялился.