— Где вы были? — вмешиваюсь я своими словами в процесс создания продукта кулинарной мысли, и мистер Мур сбивается с ритма, но, громко вдохнув, после небольшой заминки возвращается к прерванному ненадолго занятию, как я подозреваю, явно не собираясь мне отвечать. Но так не пойдёт, и повторяемый мною вопрос ударяет по нему снова, на этот раз производя нужный эффект и давая понять, что настроена я вполне серьёзно.

— Был когда?

— Сегодня. Да и вчера тоже.

— Простите, но это вас не касается.

— Простите и вы меня, но мы с вами в одной лодке.

— Да нет, ведь им нужен я, а не вы, а вы просто оказались не в том месте и не в то время. Но это не значит, что мы будем говорить о личной жизни друг друга. Я не вмешиваюсь в вашу, и вы не спрашивайте о моей.

— Да не в вашей личной жизни дело. Просто вы определённо не только проводите дни в этих брюках и рубашке, но ещё и спите в них. Что случилось? Вы боитесь, что дома вас могут поджидать? Так это не проблема. Вы можете оставаться здесь столько, сколько потребуется, и я могу купить вам всё необходимое, да и…

— Я и сам могу позаботиться о себе, а вам тем временем не стоит выходить из дома, да и вообще завтра меня уже здесь не будет.

— И как это понимать? Что вы задумали?

— Неважно. Давайте просто закончим с приготовлением ужина и поедим.

Я киваю в согласии, временно смирившись с его нежеланием говорить. Часом позже мы в полном молчании поглощаем содержимое каждый своей тарелки. Он так и вовсе фактически уткнулся в неё, наверняка полноценно питаясь ещё до драки, которую я случайно прервала. Предполагаю, что, где-то скрываясь, он бы так и оставался там, если бы не мой звонок-крик о помощи. Я сглупила и ошиблась, что может стоить ему не просто всего, а целой жизни. Преимущественно возя пищу по керамической поверхности, я подпрыгиваю куда-то вверх, когда кухню заполняет звук отодвигаемых ножек стула.

— Вы уже закончили?

— Да, спасибо. Всё было очень вкусно.

— Тогда чаю? Или кофе?

— Считаю, что и то, и то на ночь вредно. Вы не возражаете, если я вас оставлю? В том смысле, что пойду в гостиную?

— Всё нормально. Отдыхайте. Доброй вам ночи, Джейден.

— И вам того же, Кимберли.

Шаги стихают, и, оставшись одна, я буквально заставляю себя доесть мясо, спагетти и ранее положенную себе порцию салата, а потом, убравшись и выключив везде свет, отправляюсь готовиться ко сну. Утром нужно будет позвонить на работу и придумать что-нибудь вразумительное, чтобы получить несколько дней отгула, но заверить, что в день конференции я буду на месте, готовая к перелёту и участию в её мероприятиях. Я сажусь на пуфик перед туалетным столиком. Всё-таки я должна себя увидеть, чтобы понять, реально ли залечить хотя бы физические раны до отъезда в Вашингтон. Я сознательно медлю, но в конечном итоге поднимаю глаза вверх, на своё отражение в зеркале, и пусть увиденное, конечно, оставляет желать лучшего, всё не так уж и прискорбно. Кровоподтёков нет, огромных синяков тоже, но царапины у носа, затронувшие и кожу щёк, противоестественны моему взору. Не желая расстраиваться ещё больше, я резким щелчком погружаю комнату во тьму и поспешно перемещаюсь в кровать, которая никогда вплоть до этого момента не производила на меня впечатление такой холодной и пустой.

Прежде согревающий плед словно промёрз. Тени, отбрасываемые ветками деревьев на пол и потолок, выглядят пугающими. И хотя разум упорно твердит, что через окно пятого этажа ко мне никто не проберётся, если только этот кто-то не владеет альпинистским снаряжением и соответствующей подготовкой, позволяющей подниматься по стенам, я нахожусь не в состоянии заснуть. Мне становится плевать, что всё, что скрывает моё тело, это ночная сорочка выше уровня колена, вообще-то больше демонстрирующая, чем прячущая. Где-то поблизости есть халат, но, не утруждая себя тратой времени на его поиски во мраке, я выхожу из спальни, и ноги сами ведут меня в сторону гостиной, диванного силуэта и Джейдена. Сумрак не мешает мне видеть чётко и различать другие предметы мебели так же, как и то, что его рост не позволил ему выпрямиться и вытянуть ноги, но обратиться к нему меня подталкивает не только обнаруженный факт тесноты и неудобства. Преимущественно всё дело в страхе перед нахождением наедине с самой собой, когда в квартире помимо меня есть и ещё один живой человек, и я знаю, просто знаю, что мне его в себе не задушить и не подавить.

— И вам не спится, да?

— Стоит закрыть глаза, и тут же начинает мерещиться всякое.

— И мне, знаете, тоже. И я подумала, что, может быть, вы согласитесь… хотя нет, это, наверное, вряд ли возможно.

— Что возможно? О чём вы пытаетесь попросить?

Неожиданно поднявшись и вмиг оказавшись выше меня, к чему я оказалась не совсем готова, хотя уже и определила, что в вертикальном положении мне с ним ни за что не сравниться, Джейден, взирающий исключительно в мои глаза и никуда ниже, внезапно прямолинеен. На одно мгновение, не ожидая такого напора, я теряюсь, но потом беру себя в руки и быстро, чтобы не передумать, озвучиваю совсем недавно посетившую голову мысль, при этом старательно избегая его взгляда и смотря куда угодно, но только не на него.

— Не могли бы вы поспать рядом со мной? Моя кровать куда просторнее и комфортнее этого дивана, и уверяю, вы даже не заметите, что я нахожусь на другой её стороне. Впрочем, неважно. Лучше забудьте. Это нелепо, неудобно и странно.

— Да.

— Видите, и вы считаете точно также.

Я уже потеряла всяческое понимание того, как вообще осмелилась предложить то, о чём только что тут говорила. Явление, которое бы неминуемо наступило, согласись он провести ночь не просто в одной комнате, но и в одной постели, совершенно несвойственно моей жизни. Я не состою в отношениях и никогда не жила ни с кем в гражданском браке, а сейчас абсолютно сознательно приглашаю мужчину в свою кровать. Пусть это не предполагает ничего действительно интимного, всё уже обстоит настолько лично, что в этом смысле дальше просто некуда. Но, о, Боже, как на уровне эмоций, инстинктов и чувств я всё-таки позволила возникнуть моменту, в котором наотрез позабыла о всяком смущении и сохранении границ личного пространства? Теперь же мне хочется как сквозь землю провалиться. Я поворачиваюсь, чтобы как можно скорее скрыться под собственным одеялом, каким бы холодным оно не казалось, и накрыться им с головой, лишь бы не видеть мрачного окна, но меня останавливает коснувшийся рикошетом спины голос.

— Да нет же. Да это да. Я побуду с вами, если вы, и правда, этого хотите, и в этом случае вам станет лишь спокойнее, — тихо, но уверенно и явно ни в чём не сомневаясь, говорит Джейден, и так начинается поистине самая неловкая ночь в моей жизни.

Забудьте всё то, что я говорила. Прошедшая ночь оказалась совершенно не такой, какой я себе её представляла, и была вполне обычной и ничем не примечательной. Да, я не провела её в одиночестве и искренне полагала, что это наложит весомый отпечаток ещё на стадии засыпания. Но, к моему немалому удивлению, этого не произошло, а в остальном ночь тем и прекрасна, что во сне ты не несёшь сознательной ответственности за то, что делает твоё тело, какое положение оно занимает и в какие стороны перемещается, пока ты ворочаешься. Когда ты один, ты можешь делать всё, что хочешь, и даже если тебе никак не найти удобную позицию для сна, наутро тебя никто за это не осудит. Но всё совсем иначе, когда в кровати, помимо тебя, есть и ещё один живой человек, и всё становится только сложнее, если вы с ним едва знакомы, а он уже оказался в ней с твоего же разрешения исключительно из соображений удобства и комфорта. Разумеется, это не самая рядовая и привычная для меня ситуация, и всё-таки, казалось бы, что во всём этом предосудительного, если вы просто отдыхали и спали каждый на своей стороне, но тут-то и обнаруживается проблема. Всё, и правда, начиналось именно так, и, клянусь, мы даже не будили друг друга, сражаясь за одеяло, потому что у меня оно далеко не одно, но сейчас я готова как сквозь землю провалиться.