Мать говорила, что я слишком много спрашиваю и на мои вопросы никогда не найдется ответов.

Тихо нашептываю себе под нос балладу «О Пирре и крыльях». Проблемы чуть-чуть отступают. Чувствую, что скоро засну. Извини, Несси. Я так счастлив, что нашел тебя, и так сильно злюсь, что пришлось искать.

Спасибо, лиса. Я не заслуживаю твоей помощи, но постараюсь заслужить.

Больше никогда не позволю в себе разочароваться, честное слово. Я буду биться, хотя бы ради Нессы. Даже если придется сражаться с самим собой.

Залезаю к ней под медвежью шкуру. Прижимаю к себе. Сестра морщится во сне, трет маленький носик сжатым кулачком. Я смотрю в небо на мириады созвездий. Мне всего девятнадцать лет, руки мои в крови, но пока к груди жмется кусочек прошлой жизни, пока ее глаза горят светом и она верит в волшебство – я живой. Свободный. Утром она не будет со мной разговаривать, надуется и обидится, пока одиночество ей не надоест. Тогда я извинюсь и расскажу про звезды.

Пока я могу любить – я сильный и выдержу все. Моя ярость – из-за любви. Убивать, идти по головам, драться, стремиться. Любовь – это мой огонь. Моя еда. И вот что я понял за свою короткую жизнь: ничто не продвинет тебя вперед, кроме нее. Если придется любить своего врага, чтобы понять, чтобы остановить, чтобы поменять – я буду.

Если бы я не любил, где бы был сейчас?

"На войне", – подсказывает голос отца в голове. Да, наверное, убивал бы ведомых чьей-то властью, не видел бы смысла в жизни, мною бы командовали и отдавали приказы.

Вот чему научился я – изворачиваться. Хитрить, сбегать, дергать за чужие нитки, скрываться. Да я и сам могу приказы отдавать не хуже короля. Говорят, у наемников есть внутренние дети, о которых они заботятся. Не знаю, где потерялся мой, но рядом лежит реальный маленький человек. Он верит мне. Он надеется. И он тоже любит. А когда тебя любят и любишь ты – стоит постараться, даже если приходится сбивать локти в кровь.

Попробуй меня поймать. Пока ни у кого не получилось. Думаешь, ты лучше справишься?

Элибер

Она уехала на рассвете. Наш последний разговор вышел неловким и нервным, должно быть, от того, что я к тому времени еще не пришел в себя после драконьего полета над Ходром. Дэви явилась ночью, чтобы рассказать, куда она планирует направиться. На прощание произнесла, что теперь все изменится и мне придется принять новую реальность. Забавно. Когда-то первый чародей Присонов пришел из Лунного края, а сейчас – действующая колдунья возвращается в те же места. Не намек ли это судьбы, что Дэви будет последней? А я? Я тоже последний король из династии Присонов?

Лед словно дал трещину от внезапной бури. Я боялся потерять себя среди драконов, что покидали убежище раньше Великой охоты и парили в небесах во время зимы. Этот полет означал одно – угрозу Волчьим тропам. Угрозу Фелабеллю, Присонам, нашим устоям и нашему народу. Власти.

В легендах, известных всем, драконы – мудрые, великие создания, которые раньше охраняли мир и людей. Они делились своим волшебством с первыми чародеями, учили архитектуре и радовались нашим успехам. Драконы равны богам. А богов любят, богов слушают, богам верят. Сегодня люди боялись драконов, вот только если страх исчезнет – им снова начнут доверять большее, чем королям. С нечистью нужно поторопиться, а потом задуматься над защитой страны от этих летучих тварей. Загнать их поглубже в пещеры, чтобы даже на охоту не вылезали. Сдохнут там от голода, мне все равно. Лишь бы не предотвратить новые угрозы.

Мучение сплошное.

Почему слом Фелабелля должен пасть на мой век? Почему отец и отец отца правили спокойно, а мне достались их незаконченные войны и драконы, что никогда не летали так далеко от Забытых пещер? Несправедливо. Как всегда.

Целый день я отдавал приказы обороне, стражникам и лучникам. Башни и стены столицы заполнялись отрядами и артиллерией. Люди задавали вопросы, паниковали и нервничали. Главное – не терять лица. Пусть лучше драконы вызывают в них страх, чем любовь.

А потом я думал о Дэви. Размышлял, правильно ли я поступил, когда разрешил ей покинуть столицу в тревожное для города время. Дэви, казалось, не переживала из-за вчерашних событий. В ее радостных, блестящих от счастья глазах не было ни намека на страх. Наверное, так она мстила мне. Выставляла свой восторг на показ. Конечно, возможность покинуть Ходр ее восхищала. Сколько лет Дэви сидела в храме и служила мне верой и правдой? Не пререкаться, помалкивать, исполнять обязанности. А теперь вот: никаких ограничений, целый мир ради цели, борьба за свои принципы, сражение с собой. Надеюсь, ей там весело будет.

Я размышлял о том, как быстро ей удалось найти приют на границе Заговоренного леса. Мне это не нравилось. Дэви сказала, что случайно познакомилась на ярмарке с каким-то колдуном. К Ари она точно не могла сбежать, тогда бы я не смог отправлять ей птиц. Но не бывает же столь внезапных знакомств.

Сомнения росли внутри с каждой секундой. Чародеи не распинаются о том, что они колдуны, и уж тем более не радуются первым встречным. И не зовут их в гости. Тем более сейчас, когда на них охотятся наемники из Либертаса. Дэви не могла поведать незнакомцу о своем задании. Не могла и все.

Тогда как это получилось?

Я намеревался в этом разобраться. Как обычно, придется прибегнуть к помощи языков.

Ночью я покинул замок и отправился по подземным городским проходам в сторону темниц. Не скажу, что любил сотрудничать с заключенными, но в этом была своя выгода. Людям, которые забыли, как выглядит небо, только дай глоток свободы, разреши пробежаться по борделям – и они выполнят все, что ты только прикажешь. Тем более проверенным узникам, что заключили договор с короной. Им не нужно было платить, за их передвижениями следили стражники городских ворот, им было нечего скрывать и не за чем врать.

Так было всегда. Присоны любили кромсать убийц и бывших насильников, превращая их в послушных псов. Такова была система правосудия. "Никогда не попадай в ходрские тюрьмы". Устойчивое выражение для тех, кто хотел совершать преступления в столице, поэтому даже наемники обходили Ходр стороной.

Сумасшедшие и юродивые здесь не ценились. Для них обычно назначались смертные казни, но те, кто когда-то случайно ступили не на ту дорогу, становились самыми послушными животными.

Запахло сыростью. Толстые каменные стены сужались в узкие подземные коридоры. Жирная крыса восседала на столе рядом со спящим стражником. Тлеющая самокрутка медленно прожигала деревянную поверхность, оставляя черное пятно. Пахло гарью. Я остановился напротив гвардейца, спугнув местную обитательницу. Пришлось кашлянуть, чтобы охранник темниц разлепил глаза и, в ужасе уставившись на меня, вскочил с места и прогремел стальными доспехами.

– Ваша светлость… Я всего на секунду веки прикрыл, честное слово.

Протягиваю пальцы в темных перчатках за ключами. Он трясется, передает связку и отступает на шаг.

– Имя, – произношу сухо. Знаю, что всего пару часов назад у них была пересменка. Пока один не соблюдает свои обязанности – карточный домик рушится. Так мне говорил отец.

– Ричард, мой господин, – прокуренный хриплый голос дрожит от страха.

– Ричард, завтра тебя лишат права служить в гвардии. Подыщи себе другую работу.

Нащупываю нужный широкий ключ. Открываю крепкую тяжелую дверь и оставляю сонного, перепуганного Ричарда наедине с невеселыми мыслями. Запах нечистот и болезней бьет в нос, как только я переступаю порог в бесконечный коридор тюрьмы, окруженный по бокам сталью решеток.

Тошно и мерзко. Едва сдержав приступ тошноты, я все же направляюсь к нужной камере. Вокруг меня раздаются чьи-то мычания и болезненные постанывания. Еще бы. Узникам королевских тюрем не полагались целители и лекари. Часто случалось и такое, что многие умирали здесь от нагноений или чего похуже. Останавливаюсь у камеры, за железной дверью которой сидит он. Слепой седой старик, служивший еще во времена моего отца и деда. Длинные морщины волнами растекаются по его лицу. Даже папа не помнил, за что он сюда попал. Похоже, так и провел всю жизнь за железными прутьями решетки.