Зараза! Да я уже бледный вид имею!

— Поручик! — поторопил штабс-капитан.

И тут, на моё счастье, уборную покинул Карл.

— Один момент, — сказал я и махнул рукой товарищу. — Мефодий! Будь другом, закинь вещи в приёмную Дичка. Мне по делам отлучиться надо. Не хотелось бы их с собой тащить.

Карл насмешливо фыркнул.

— А без этого мы не друзья, получается?

— Ой да не цепляйся ты к словам!

У здоровяка хватало поклажи и без моих пожитков, но отказывать в помощи он не стал и с обречённым вздохом принял вещмешок и чемоданчик. При этом, надо понимать, в уныние его вверг отнюдь не дополнительный груз, а напоминание о скорой встрече с Маринкиным папенькой.

— Спасибо! Ты настоящий друг!

Я хлопнул здоровяка по плечу и на пару со штабс-капитаном двинулся к проходной. Тот верхнюю одежду надевать не стал и вышел на улицу в мундире, но вопреки моим ожиданиям непосредственно ко входу автомобиль не подогнали, пришлось идти до ворот. Я пожалел немного даже, что полушубок не удосужился застегнуть и на ходу полы запахнул, а Березняку — хоть бы хны. Всё же акклиматизация — великое дело!

— На Якорку! — приказал штабс-капитан шофёру, когда мы разместились на заднем диванчике.

Автомобиль немедленно тронулся с места и покатил по заметённому снегом городу, но настроения любоваться столичными красотами у меня не было. И не из-за нервозности или беспокойства, просто усиленно вспоминал, что именно говорил на предыдущих допросах. Хуже нет, чем лишнего сболтнуть и в показаниях запутаться. Протоколы-то подшиваются. Подшиваются протоколы…

Когда прикатили на Якорную площадь, штабс-капитан меня на произвол судьбы не бросил — или же не рискнул выпустить из поля зрения? — и в полном соответствии с полученным приказом сопроводил в приёмную РКВД. Там и остался дожидаться моего возвращения.

— Идите, поручик! — сказал он, взглянув на часы.

Я предъявил дежурному служебное удостоверение, и тот долго водил пальцем по строчкам в журнале. Не нашёл нужной фамилии и даже позвонил кому-то, прежде чем выписать пропуск и поручить помощнику меня сопроводить.

— В третий отдел, — сказал он, вручая крепкому молодому человеку бумажный квиток и буркнул: — Проходите!

Помощник дежурного встретил меня после вертушки и указал в сторону лифтов.

— Прошу!

Мы поднялись на четвёртый этаж, а там молодой человек постучал в дверь четыреста восьмого кабинета, дождался разрешения войти и доложил о посетителе, заодно сдал квиток.

Внутри встретила парочка прекрасно знакомых сотрудников комиссариата. Были это Роман Зак и Михаил Ключник — особый уполномоченный секретарь и оперативный уполномоченный, соответственно, как мне запомнилось по нашей прошлой встрече.

— Товарищи! — поприветствовал я их с порога.

— Проходи, студент, не стой в дверях! — усмехнулся крепко сбитый опер с жёстким лицом недалёкого уголовника. — Роман Иосифович, ты только посмотри: студент-то в гору пошёл! Уже цельный поручик! А мы так на одном месте и сидим, мхом поросли!

— Не прибедняйся, Михаил! — не попросил даже, а скорее потребовал следователь, невзрачной внешностью и худощавым телосложением разительно отличавшийся от своего плечистого коллеги. Он машинально пригладил редкие усики мышиного цвета и указал на свободный стул. — Прошу, гражданин Линь!

Мелькнула мысль попросить обращаться ко мне по званию, но я вовремя сообразил, что это требование обернётся пустой перепалкой, усилием воли переборол раздражение и занял предложенное место, повесив полушубок на спинку стула. Иначе пришлось бы кидать его на пол — вешалки в кабинете не было, а убрать одежду в шкаф мне никто не предложил.

Михаил Ключник присел на подоконник, покачал головой и с укоризной произнёс:

— Нарушаешь, студент!

— В смысле? — озадачился я.

— Потенциал какой удерживаешь?

— А-а-а! — понимающе протянул я и от прямого ответа уклонился, вместо этого взялся цитировать один из параграфов положения об армейской службе СЭЗ: — Операторам на действующей военной службе без дополнительных разрешений дозволяется…

— Хватит! — резко оборвал меня Зак и раздражённо глянул на коллегу. — Михаил Сергеевич, попрошу не отвлекаться на вопросы вне пределов вашей компетенции!

Официальный тон следователя не произвёл на опера ровным счётом никакого впечатления, Ключник лишь хмыкнул и достал из кармана серого пиджака мятую пачку папирос.

— Студент никак не меньше двух десятков мегаджоулей удерживает, если навскидку, — отметил он, закуривая, и покачал головой: — Куда только на проходной смотрят? Спускали же распоряжение о дополнительном контроле операторов. Не режимный объект, а какой-то проходной двор!

Роман Иосифович задумчиво глянул на опера и принялся нервно постукивать карандашом по столу.

— Правильно тебя понимаю, что его следует незамедлительно отправить на полигон, чтобы он сбросил там потенциал до разрешённого лимита? Ты это предлагаешь?

Ключник в ответ махнул рукой.

— Да пусть его, Роман Иосифович!

Зак поджал губы, но тут же переборол раздражение и потребовал:

— Гражданин Линь, предъявите документы!

Я выложил на стол офицерское удостоверение, а когда следователь начал заполнять шапку протокола, с облегчением перевёл дух, поскольку Михаил Ключник оказался прав и в оценке объёма удерживаемого мной потенциала, и относительно того, что визит в здание комиссариата с эдакой прорвой сверхсилы был отнюдь не опрометчивым недочётом, а достаточно серьёзным правонарушением.

Просто не подумал, что это проблемой может стать, а сейчас уже поздно энергию стравливать, проще будет до предела экранирование повысить, когда снова через пропускной пункт пойду. А то составят протокол и уведомят начальство, тогда выговор точно впаяют. Выговор — ерунда, но ведь и пропесочат ещё, а краснеть, выслушивая нотации, мне нисколько не хотелось.

Зак отодвинул от себя бланк и спросил:

— Когда и при каких обстоятельствах вы в последний раз видели живым гражданина Вдовца? Кто ещё присутствовал при этом?

— Дело разве не закрыто? — позволил я себе проявление праздного любопытства, поскольку и в самом деле был изрядно удивлён тем обстоятельством, что прошлогодний инцидент до сих пор не списали в архив.

— Глухарь это, студент, — усмехнулся опер и пыхнул дымом. — Давит он на нас тяжким грузом, отчётность портит, время отнимает.

— Отвечайте на вопрос! — потребовал следователь, начиная терять терпение.

Я собрался с мыслями и, не вдаваясь в ненужные подробности, в очередной раз изложил обстоятельства своей последней встречи с гражданином Вдовцом, а ещё сообщил, кто при этом присутствовал, и вкратце поведал, о чём именно шёл тогда разговор в номере «Астории».

Роман Иосифович запротоколировал моё заявление и потребовал:

— Распишитесь!

Это было что-то новенькое, но я не стал справляться о причинах, вызвавших изменение процедуры, молча ознакомился с изложением своего ответа, отчертил его и поставил подпись с примечанием: «с моих слов записано верно».

Так дальше и пошло: вопрос, ответ, подпись; вопрос, ответ, подпись; вопрос, ответ, подпись…

В отличие от прошлых допросов, следствие на сей раз проявило интерес и к секретарше убитого, которая числилась пропавшей без вести, но глубоко копать Зак не стал и вскоре взялся оформлять новый протокол. Михаил Ключник соскочил с подоконника и начал прохаживаться у меня за спиной — это раздражало и отвлекало, приходилось постоянно краешком глаза контролировать перемещения опера, но получалось это далеко не всегда. Ещё и следователь переключился на прояснение обстоятельств захвата Горского, а тема та была… скользкой.

Нет, поначалу обошлось без неожиданностей, и я уверенно отвечал на стандартные вопросы, касавшиеся причин моего появления в «Астории», но долго такое благолепие не продлилось, и уже минут через пять Зак вознамерился надавить на меня и попытался уличить в пособничестве монархистам.