— Прочему не были предприняты меры к задержанию Климента Аренского? — спросил он, грозно сдвинув брови.
Захотелось поинтересоваться, в своём ли он уме, но я поборол этот опрометчивый порыв и начал излагать свои доводы без ненужной экспрессии, спокойно и обстоятельно.
— Будучи оператором девятого витка я имел мало шансов справиться с упомянутым лицом, но конечно же попытался бы застать его врасплох, если бы не был вынужден поддерживать жизнедеятельность гражданина Горского. На тот момент мне представлялось более важным доставить в расположение республиканских сил человека, ради которого меня и отправили в «Асторию».
— И вы не вступали в сговор с Аренским?
— Нет.
Но это были только цветочки! Дальше начались изматывающие расспросы о том, куда подевался Горский из палаты, кто из персонала и посторонних лиц принимал участие в его судьбе и даже просто попадался мне на глаза в больничных коридорах. Прежде эти моменты затрагивались лишь вскользь, а тут насели так, что едва ум за разум не зашёл.
Но опыт великое дело — отбрехался как-то, откровенно радуясь тому, что освоил технику маскировки внутренней энергетики и отследить мои эмоции по колебаниям потенциала едва ли получится даже у полноценного ясновидящего.
— Чьей идеей была отправка слушателей Общества изучения сверхэнергии за границу? — перескочил Зак вдруг на новую тему.
— Понятия не имею, — чистосердечно признался я. — Приказал, наверное, кто-то. Нет? Сами с кем-то договорились?
Ответа не последовало. Роман Иосифович зажмурился и устало помассировал веки, затем посмотрел на часы и покачал головой.
— Ну что ж, будем закругляться… — вздохнул он и попросил: — Миша, покажи гражданину фотографию за номером раз.
Опер прекратил расхаживать у меня за спиной, достал из сейфа папку, без всякой спешки распустил завязки и выложил на стол фотокарточку.
— Ну, студент, знаком тебе этот гражданин? — спросил он с обманчивой небрежностью.
К чести своей, я и бровью не повёл, хоть при одном только взгляде на фотоснимок внутри всё так и сжалось, а в голове забилось заполошное: «вычислили! вычислили! вычислили! беда-а-а!»
— Хм-м-м… — задумчиво протянул я, даже не пытаясь сделать вид, будто не узнал гражданина Волынского — бывшего коменданта распределительного центра, а ныне преступника в бегах. — Этого персонажа я определённо раньше уже где-то видел! — постучал я пальцем по фотокарточке. — Знакомое лицо. Такое… неприятное…
Михаил Ключник наклонился ко мне и спросил:
— Когда ты его видел? Где? Нужны подробности!
Я покачал головой.
— Нет, не подскажу.
— Давно, недавно?
Вопрос точно был с подвохом, но тут уж я ответил со всей уверенностью:
— Пожалуй, давненько. Вертится что-то такое в голове… Может, в госпитале на Кордоне? Нет, не помню.
Следователь кивнул и записал мой ответ на отдельный лист:
— Человека на фотокарточке номер один узнал, но где и при каких обстоятельствах встречался с ним, назвать затруднился. Распишись.
Я отчертил эту запись и поставил чуть ниже свою закорючку, тогда Зак распорядился:
— Миша, карточка за номером два!
На сей раз мне предъявили не снимок, а фотокопию карандашного портрета, и вновь лицо оказалось знакомо, даже особо напрягать память не пришлось.
— Видел его раз или два в свой прошлый приезд в столицу, — заявил я, возвращая карточку оперу. — Имени не знаю. Так понял, это был кто-то из ваших.
— Почему из наших? — уточнил Михаил Ключник. — И почему — был?
Я недоумённо уставился на него.
— Так это… Он с вашим Эдуардом в машине ехал, когда в ту бомба попала!
— Сам видел, как он в неё садится? — быстро спросил опер.
У меня едва не вырвалось утвердительное «да», но я успел восстановить в памяти свои предыдущие показания и неуверенно пожал плечами.
— Нет, не видел. Но я и как Эдуард в неё садится не видел! Я Горского реанимировал, не до того было. Только к нам этот тип точно не садился.
— И всё же он там, — потряс фотокарточкой Ключник, — был?
— Вроде был. Почему-то отложилось в памяти, что он с Эдуардом в одной машине приехал. Уехать тоже с ним должен был, но это надо у морских пехотинцев уточнить.
— А до этого ты его встречал?
Я кивнул.
— Да, у Фонарного моста, перед тем как меня в «Асторию» отправили.
— С кем он был?
— С Эдуардом.
— А не с Кучером? — внезапно выстрелил вопросом опер.
Я пожал плечами.
— Они все вместе были. Но из Новинска мы втроём прилетели, поэтому я решил…
Зак оторвался от протокола и уточнил:
— А в Новинске этого гражданина встречал когда-нибудь? В институте или учебном центре?
— Нет, не припомню, — решительно ответил я. — А в чём дело-то?
Думал, ответа не дождусь, но Михаил Ключник вдруг с неприятной ухмылкой заявил:
— Видишь ли, студент… После того, как удалось поднять из канала взорванный автомобиль, в нём были обнаружены останки лишь двух тел: водителя и Эдуарда Соловца. И что ты на это скажешь? Есть какие-нибудь идеи на сей счёт?
— Нет, — признал я и, противореча самому себе, предположил: — Может, третьего взрывом выбросило?
— Допустим, — согласился со мной опер. — А осколки? Куда подевались осколки, если в машину попала авиабомба?
Ситуация в один миг до предела обострилась, по спине побежали струйки горячего пота, потенциал дрогнул, и лишь каким-то чудом получилось погасить вызванные этим колебания. Я не дёрнулся, не натворил глупостей, только присвистнул:
— Дела-а-а!
— Не дела! А дело! Подсудное дело! — заявил Ключник и угрожающе навис надо мной. — И ты пока ещё можешь пройти по нему свидетелем! Ну? Что скажешь? Видел этого типа раньше? В институте, а? Он ведь оператор, так?
— Оператор, — подтвердил я и не утерпел, встал со стула. — Только не надо меня ко всему этому приплетать! Я Горского реанимировал! И оператора этого второй раз в жизни видел! А машину кто угодно подорвать мог! В столице бои шли!
Аргумент мой оперу убедительным отнюдь не показался.
— В том районе мятежников не было! — заявил он.
— Точно знаете? — бросил я в ответ. — На следующий день наш штаб обстреляли, а та округа полностью республиканскими силами контролировалась!
— Как по писанному излагаешь! — ухмыльнулся Ключник. — Готовился?
— Да бросьте! — возмутился я уже без всякого наигрыша. — Это же чистая логика!
— Значит, в несознанку решил уйти? Напрасно!
Мы начали мериться взглядами, мне даже захотелось на всякий случай задействовать схему усиленного заземления, но Романа Иосифовича наша пикировка уже успела утомить.
— Распишитесь, Линь! — потребовал он, запротоколировав мой ответ, затем потянулся к телефонному аппарату. Трижды крутнул диск, прижал трубку плечом к уху и проставил отметку на бумажном квитке пропуска. — Это Зак! — сказал следователь невидимому собеседнику. — Сопроводите посетителя на выход.
Я забрал пропуск, перебросил полушубок через руку и отступил к двери.
— Ещё увидимся, студент! — с недоброй ухмылкой бросил Ключник. — Раньше, чем ты думаешь!
А вот Роман Иосифович определённо решил дать мне ещё один шанс.
— Гражданин Линь! — вздохнул он, возвращая трубку на рычажки. — Пока ещё у вас есть возможность одуматься и пойти на сотрудничество со следствием. Пока ещё мы можем отправить всю эту писанину, — он похлопал по стопке протоколов, — в корзину для бумаг и оформить явку с повинной. Но как только вы покинете этот кабинет, такой возможности уже не будет. Тогда уже вас ничего не спасёт.
— Суд всегда принимает во внимание искреннее раскаяние, — поддакнул следователю Ключник. — Ты ведь не идейный враг, тебя во всё это обманом втянули!
— Во что — во всё?
— Ты знаешь, студент. Ты знаешь, — недобро осклабился опер.
На миг я ощутил себя зверем, угодившим в западню, но наваждение тотчас отпустило и вернулась ясность мысли. Если я и был зверем, то отнюдь не тем, которого пытались обложить загонщики.