Через четыре дня я лежал в своей квартире, помирая от одиночества, взял телефонную трубку и позвонил старой знакомой, – её не было дома. Я достал Наташин номер телефона и, все еще сомневаясь в правильности решения, набрал его: завтра нам предстояло идти “на компьютеры” и я подумал провести вместе тот час разницы во времени, который сложился между нашими группами.
– Алло, Наташу будьте добры.
– Это я, – ответил веселый, знакомый и уверенный женский голос.
– Это Михаил…
– Привет, а я уже сама хотела звонить тебе, – перебила она, необычно оживившись, мой монолог, готовый продолжаться представлением фамилии, места и времени знакомства.
– В самом деле?
– Тебя не было на прошлом занятии, я подумала – может, что случилось?
– Я попал в больницу, но сейчас все хорошо. Что было девятого, тебе удалось найти место?
– Пришло человек десять, решались организационные вопросы, ничего интересного.
– Я подумал, может завтра встретимся, если ты придешь на час пораньше: у меня “компьютеры” в пять кончаются, а у тебя начинаются в шесть, посидим где-нибудь.
– Хорошо, только без пятнадцати шесть я встречаюсь с подругой, чтобы показать ей дорогу…
Вот так все и началось. Жалею ли я, что поддался слабости, мимолетной вечерней грусти, часто обволакивающей разум в одинокой квартире? Ничуть. Даже если со мной случилось это сотню раз, я бы с радостью сделал все точно так же. Господи, как я благодарен тебе за этот подарок! Ни секунды, ни секунды не сомневался я, если бы мне предложили пережить эту боль снова! Боль утраты. Боль воспоминаний о невероятном, нечеловеческом счастье, которое тебе больше не пережить никогда, никогда!!!
Однажды я говорил себе, что в человеческом мире нет ничего раз и навсегда установленного, невозвратимого; что все можно исправить, простить, искупить при достаточной тактичности и тонкости восприятия мира другого человека, но тогда я не учел одного фактора, – что все это действует лишь при возможности общения с данным человеком. А когда ты не знаешь, жив ли он вообще, и где его найти, то остается лишь смутная надежда, что он когда-нибудь вернется в твою жизнь. Только память и ожидание, с которыми приходится жить.
На следующий день после самого короткого нашего телефонного разговора, Наташка ждала меня на выходе из компьютерного класса, она улыбалась. Видя такой расклад, отставленная сопартница, ожидавшая там свою очередь, не пожелала со мной даже поздороваться. Милые женщины!
На улице было холодно, и Наташка пригласила меня в “Штрафной”, куда, как оказалось, сама часто хаживала. Её брат был заядлым футболистом и не мог избежать этого гастрономического чуда, где с двухметрового жидкокристаллического экрана вашему ланчу аккомпанировал истошный голос ведущего силой в восемьдесят децибел. За двумя столиками в середине зала сидели футбольные фанаты, пили пиво и при каждом “опасном моменте” выливали свои ненормативные переживания в воздух. Воздух благоухал. Подошла официантка, протянула меню и вежливо дождалась заказа. Я не был голоден, поэтому взял только чай. Наташка попросила суп и водку. Официантка, немного мешкая, предложила мне к чаю “кусочек пирога”, я, не желая затягивать заказ, быстро согласился. Она ушла. Наталья достала сигареты и закурила. Говорить было не о чем, да и невозможно при таком шуме. Я смотрел на её руки, освещенные неоновыми фонарями, её лицо, преисполненное невозмутимостью сфинкса, её медленные, уверенные движения сигаретой, источающей таинственный фимиам древних мистерий. Моя сивилла смотрела футбол.
Официантка поменяла пепельницу, затем принесла заказ. “Кусочек пирога” оказался удивительно вкусным, огромным и дорогим. С чего-то надо было начинать, и моя милая рассказала о том, как развлекается. Мне стало неловко, я неуклюже парировал ироничными намеками на клубную жизнь, завсегдатаев кофеен и папочкины деньги, нес такой бред, о котором вспоминать тошно. Мне было уже все равно: я рассчитывал ретироваться. После того, как три дня назад от меня уехала Ленка, и я все еще находился под впечатлением, Наташка была для меня все равно, что инопланетянка. Как тут она пригласила меня в ночной клуб! Такого коварства я не мог ожидать.
– Скажи: да, сделай мне приятное, – загорелась она, пристально глядя мне в глаза и моляще улыбаясь.
– Но… – я не знал, что возразить, придумывая на ходу всякие глупости, – мне нечего одеть, у меня…
– Брось, ты совсем не плохо выглядишь: наденешь эти джинсы и какую-нибудь белую футболку. У тебя есть приличная футболка?
– Есть.
– Ну вот. Пойдем. Я покажу тебе один из моих любимых клубов: цены там небольшие, тебе понравится.
Я был в нокауте. Я капитулировал. Договорились на том, что заеду к ней на такси в двенадцать часов.
Глава II
Была ли это прихоть или я действительно ей нравился – вопрос теперь никогда не разрешить. Но, что бы там ни было, той ночью Наташка открыла мне счастье. Это внерационально, ощущение нельзя передать, просто что-то перевернулось в сознании, словно вспыхнувший из детских снов архетип вырвался фантастическим фейерверком. До сих пор захватывает дыхание при мысли об этом. Когда-то Сенека говорил Нерону, строившему очередной дворец: “Ты покажешь себя великим бедняком, ведь если потеряешь его, то другого такого уже не приобретешь”. Нерон не слушал. “Роза, в благовонье растворясь, счастливей той, что на кусте невинном живет, цветет, умрет все одинокой”. Я познал счастье и умер. Умер для жизни, ибо все другие радости потеряли смысл. Без неё. Словно Сверхновая она вобрала все мое существо и исчезла во Вселенной. Навсегда.
14 мая я думал об этом меньше всего. Мои мысли наполняло беспокойство по поводу вещей более земных и конкретных, и главной из них была: “Хочу спать и послать все к чертям!” Будучи индифферентным к ночным развлечениям, быть может, в силу природной утренней активности, я пересилил себя чувством долга и любопытством, оделся, вышел на дорогу, но поймать машину на темном затерянном шоссе не получилось. Я сел в пустой автобус, который довез меня до Кутузовского проспекта. Там я остановил “Волгу”. Наташка ждала, окна её квартиры были открыты. Машина посигналила два раза, из-за занавесок под пение попугаев показалась милая улыбка, через две минуты она вышла. Я был неуклюже-вежлив, хотел спать и, кажется, впервые поцеловал её. Водитель с первого раза понял куда надо ехать: «Tabula Rasa».
На Площади Победы мы остановились купить сигарет: она достала деньги, я вышел, и принес ей пачку “Парламента”. Было холодно и неуютно, мрачноватый водитель старой, гремящей “Волги”, казалось, был недружелюбен ко мне, как большинство похотливых таксистов, разъезжающих по ночной Москве. Левую руку я положил на Наташкино плечо и прижал её к себе. Стало чуть спокойнее и теплее. Она рядом, она едет со мной веселиться и, может быть, она останется рядом со мной навсегда…
Около клуба нам пришлось подождать несколько минут, пока “Монгол шуудан” не закончит свое выступление. Наташка курила, рассказывала про клуб, своих друзей, затем последние аккорды, которые растянулись на пять минут и человек шесть, таких же любителей “Монгол шуудана”, как и мы, прошли вовнутрь. Посредственная обстановка клуба тут же была раскрашена ста граммами водки и началась феерия. Стоит ли рассказывать о ночной алкогольной эйфории, растворенной в ударах светомузыки, поцелуях до потери сознания, безумных глазах, боготворящих тебя, танцах, до боли в селезенке, сизом дыме, обволакивающим черное платье твоей демонической королевы? Описание здесь проиграет действительности, да и действительности в этом празднике ночи было не так много: только её глаза, её тело, её губы и огненный вихрь счастья!
Время от времени я сидел за столом, чем-то напоминавшим добротно сколоченные, засаленные с ободранной краской столы в захудалых пивных или провинциальных закусочных. Сидел, пил “колу” и смотрел на волшебное чудо, очаровывающее танцующих мужчин колдовским обаянием. Мне было интересно наблюдать за ней на грани возможного (стыда, если хотите). Она – моя! О, как много бы я отдал за то, чтобы провозгласить это сейчас, но тогда… Тогда я был счастлив. Под конец вечера в медленном танце я спросил у неё: “Поедем ко мне?” “На Сколковское шоссе?” – улыбнулась она. “Да”, – ответил я. “Поедем”, – запросто сказала она и утопила меня в поцелуе.
