Королева Померании совершенно не представляла, как вести себя в присутствии довольно странного мохнатыша, пусть настроенного миролюбиво и тем не менее – дикого и опасного, если судить по древним учебникам, рассказам очевидцев и историческим хроникам, что в своё время зачитывал ей домашний учитель в свойственной ему манере громоздить ужасы и прочее страсти:

«С ними надо быть настороже! – вещал он, размахивая костлявым пальцем. – Вам повезёт, если вы узнаете в шуршике шуршика! Если же не узнаете, то я вам не позавидую! Вполне вероятно, вы вели жизнь неправедную, греховную, а, стало быть, он пришёл не за вами, а за вашим сердцем!»

Воспалённое сознание зацепилось за слова о сердце, и рыжей ведьмочке окончательно поплохело, потому она постаралась взять себя в руки и заметила в ответ на просьбу о помощи, как можно миролюбивее:

– Шуршики не общаются с людьми. Это не в их правилах. Значит, тебе что-то от меня нужно, что-то очень и очень чрезвычайное. Чего тебе нужно, шуршик? Давай, выкладывай, не стесняйся! Сегодня можно запросто, без чинов… – она даже улыбнулась, настолько, насколько позволяла ситуация и скверное самочувствие, уповая на одно: «Только бы зверёныш явился не за сердцем, только бы не за ним!»

Расставаться с жизнью в такой отвратительный день и в самом деле – свинство несусветное!

Понимая, что покончить с предрассудками разом не получится, Маленький Бло приосанился и заговорил как можно располагающе:

– Ты всегда была сообразительной девочкой, Марго. И разговор, как ты понимаешь, пойдёт не о дамских нарядах…

– Ещё бы! – ухмыльнулась королева. – И о чём же будет наш разговор?

– О жизни и смерти…

Её ладошка выразительно хлопнула по коленке, да так, что первая красавица Померании тут же сморщилась, потирая место удара.

– Я так и думала! – развела она руками, но умножила внимание и, тяжело вздохнув, приготовилась к худшему.

Тук оглядел и обнюхал все попавшиеся на пути конюшни, сараи и загоны. Памятуя о мешке, который давеча доставил его моське ощутимые неприятности, он старался вести себя осмотрительнее: внутрь не заходил, заглядывал исключительно в окна, либо пользовался щелями крыш и заборов, озирая подворья с безопасного расстояния. Запах лошади белой масти он отличил бы из тысячи, но – увы! – ничего похожего его обонятельных рецепторов не касалось. Стало быть, несмотря на все предосторожности, надежда, что миссия увенчается успехом, с каждой минутой неумолимо превращалась в пыль.

«Неужели же я ошибся? – тумкал шуршик крепкую тумку. – Куда бы ты тогда отправилась? – и тут у него ёкнуло: – А ну, как на неё и в самом деле напали волки?!»

Не желая долее мозговать о худшем, он решил: пора возвращаться! И то́пы его тут же направились бы к условленному месту встречи с Пэком, если бы в желудке от переживаний не образовывалась звенящая пустота. С орехами было покончено ещё на привале, а путь в родные пенаты ох какой не близкий! Можно было бы разжиться провиантом у сельчан, но Тихоня слишком хорошо помнил, к чему приводят перерывы на перекус. Повторять свои же косяки не хотелось. Но он ведь шуршик! А шуршикам авантюризма не занимать!

Решительно махнув лапой, мол – была не была! – он стремительно взобрался на стоящее рядом дерево и окинул селение вездесущим взглядом. Труба одного из домов попыхивала дымком. И рыжий хулиган смекнул: в домике, в печечке, наваривается стопудовенько нечто вкусненькое! Делая вид, что у него такая привычка: прогуливаться вечерами по крышам, Тихоня уверенно прошествовал к заветной трубе, обнял её и с наслаждением принюхался к идущим из чрева запахам. Мясцо, картошечка, подливочка! С высунутого языка сорвалась непрошенная слюнка счастья от предвкушения грядущего чревоугодия. Там, внизу, в пылающей жаром полутьме, запекалось жаркое с приправами аппетитными, листом лавровым и перчиком гишпанским. Конечно, человековская снедь не шла ни в какое сравнение с поварскими изысками Толстины́ Глоба, но, чтобы дотопать до логова без грустных тумак, варево очень даже сгодилось бы!

Вспомнив, сколь безрассудно он позволил себе отвлечься на яички в курятнике, шуршика осенила догадка: ему вполне дозволительно провернуть тоже самое только в обратной последовательности. Вернуть жадинам-говядинам должок, так сказать! Выровнять дугу несправедливости, стручок им в бок! «…Ибо воздастся должное должному!» – пропечатано витиевато в «Кодексе правил». А как можно не согласиться с «Кодексом»?! Никак не можно! Даже если это касаемо иных обстоятельств, применить их к имеющимся, есть не просто долг шуршика, но его призвание!

«Ибо… – хихикнул Тук. – Долг платежом красен!»

Осталось определиться с заманухой, которая должна была быть мощной, непременно внезапной и чрезвычайно панической!

Дикий голубь, описав круг, опустился на крышу видавшего виды сарая, стоящего напротив дома, где, исходя слюной, голодный шуршик строил свои коварные планы. И решение не заставило себя ждать! Сарай был набит соломой, которой лакомилась коровка аляповатого окраса. Животинка помахивала хвостом, отгоняя слепней, и даже не догадывалась, что в сидящем на крыше ушастом зверьке заметался бес противоречия: свести со двора говядинку или ограничиться вкуснятинкой в печечке? Говядина сулила масштабное пиршество, но – потом, жаркое же обещало удовольствие скромное, но – сейчас! Насущное победило! Нужно было только раздобыть огонь!

«Где бы взять-то его?» – озадачился шуршик. Лапа его задумчиво почесала кукузик, ищущий приключений, и наткнулась на припрятанные за поясом пистоли.

«О! – смекнул Тук. – Есть же пистоли! А раз есть пистоли, стало быть, в них есть и пули! А коли есть пули, без пороха совать их туда неблагоразумно! А раз в стволах есть порох… то искра, как говорится, с нами! Ежели Пэк, конечно, в спешке не попутал чего! Но это мы сейчас и выясним!»

Воодушевлённый перспективой, рыжий хулиган уверенно прошёлся по крыше, с озорным похихиком скатился по скату и, ловко приземлившись в вонючую грязюку, деловито пересёк двор. Шорохи на крыше привлекли девчушку лет шести с торчащими в разные стороны косичками, которая с любопытством выглянула в окно, но успела заметить лишь тень, скрывшуюся в сарае.

– П-привет, ленивая говядина! – сказал Тук двурогой тёлочке, которая, увидев незнакомое существо, тут же прекратила жевать. – Н-на твоём месте, я бы тут не задерживался, иначе к-кое-кто превратится в шашлычок… к-кое-какой…

– Мум? – не поняла коровка.

Тук сгрёб сено в охапку, выкинул его на двор и шлёпнул красотку по заду:

– Обед н-на дворе!

– Мум? – животное неохотно, но покорилось воле странного зверька и покинуло сарайчик, продолжив трапезничать на свежем воздухе.

Девчушка с косичками тем временем вышла на крылечко и, добирая храбрости, ибо любопытство, как правило, выше благоразумия, спустилась во двор и направилась к деревянной пристройке.

– Только от дома далеко не уходи, Мань! – донёсся из приоткрытого окна голос хозяйки.

Хитрец меж тем подошёл к горе сена и, вытряхнув пулю из ствола, сунул оружие внутрь:

– И да возгорится из искры п-пламя! – хихикнул он и нажал курок.

Ожидаемого не последовало. Он вынул пистоль из стожка и озабоченно пробубнил: «Трам-пам-пам…»

– Тгам-пам-пам… – повторил за спиной детский голос.

Шуршик обернулся. В дверях стояло чудо с косичками маленького ростика и улыбалась ему беззубой улыбкой. Пришлось довольно выразительно нахмуриться, ибо, как ни крути, а его застукали! В «Кодексе» общение с человеками запрещалось строго-настрого. И вдруг – на тебе! – шуршик и человек встретились! Надо было как-то выходить из ситуации. Тук догадывался: перед ним дитя, весьма безобидное, довольно мелкое и наверняка несмышлёное, и всё-таки! Он поднапряг память, но не припомнил ни строчки, касаемо отпрысков малолетних, а потому, медленно приблизившись к девчушке, наклонился и сказал:

– Бу!

Обычно это действовало! Во всяком случае, молва шуршиковская свидетельствовала о том, что дети с визгами разбегаются в разные стороны. Однако на этот раз что-то определённо пошло не так. Маленькое чудо протянуло к рыжему зверьку свою крохотную ручонку и погладило прямо по мордасам. Тихоня хотел было возмутиться, да осёкся, внезапно покрывшись очень непростительными мурашками.