И только великий комбинатор подумал об этом, как пришлось припухнуть ещё более: шерсть на лапах внезапно встала дыбом, загривок ощетинился жёстким волосом, а уж что творилось в штанах – описывать и вовсе не прилично, ибо они вздулись, превратив зверя в подобие снеговика у рождественской ёлки, так что, захоти почесаться, даже коготок не помог бы. Воздух наполнился непонятной субстанцией, отчего захотелось хихикнуть раз, потом другой. И хотя серьёзность момента заставляла бедолагу брать себя в руки, мордаха упрямо расплывалась в весёлую улыбку. Тут бы Бло задуматься, что образовавшаяся припухлость и щекотка в чреслах – неспроста, но в следующее мгновение вторая молния осветила ночь яркой вспышкой и прошила флюгер вместе с хихикающим ушастиком, отчего последний задымился, словно его поджарили.

– Фига́се! – протянул Маленький Бло и закашлялся дымком передержанного шашлыка. Попискивая тоненько, он попытался аккуратно оторвать лапы от раскалённой железяки, а когда оторвал, оставив на флюгере лохмотья кожи, подумал, что это справедливо: наказание вполне соответствует содеянному, ибо… «…брать у брата единокровного – предосудительно. Похищающего ждёт кара неминуемая, а наказание соразмерное!» – так писано в «Кодексе правил», и помнить об этом следовало, а он… Он возгордился! Похитил «Книгу пророчеств», да ещё и запретное изрёк, тумкаю не потрудившись!

– Пупындрик растудыт! – проскулил он, пустив слёзку.

Старательно дуя на израненные лапы, шуршик шествовал по рёбрам крыш королевского за́мка и сокрушался: как же он сразу не сообразил, что в книге поведано о прескверном?! Как он мог так опростокукузиться? Он же не «отщепенец» какой-нибудь! Он – шуршик по крови! Дикая кость! И так вляпаться! Самому, своими собственными лапами запустить чудовищный моховик, именуемый «Великой Мглой», остановить которую одному уже не удастся!

– Впрочем, – справедливо заключил он, – ты хотел этого, так получи! И грызи, как говорится, да куса́ки16 не обломай!

Это означило одно: понадобятся союзники, и искать их придётся самому, а значит, раз за разом нарушать «Кодекс». По случаю или нет, но из закромов памяти внезапно просеялись слова Толстины́ Глоба, сказанные однажды: «Взялся за нож, не говори, что в дело негож…» В то утро он стоял за столом, отполированным многотысячными готовками до блеска, и лучи весеннего солнца, разбиваясь о зеркальную гладь его любимого кинжала, как-то особенно празднично метались по сводам кухни разноцветными бликами, подобно маленьким феечкам, танцующим на рассвете свою излюбленную тарантеллу. Мастерски орудуя сверхострым лезвием, он стремительно разделывал тушку жирненького карпа довольно внушительных размеров. Нарезав рыбину аккуратными ломтиками, поварских дел гений победоносно воткнул тесак в разделочную доску, всем своим видом демонстрируя, как, мол, нужно владеть не только вилкой и ложкой, после чего и была произнесена сакраментальная фраза, столь вовремя пришедшая на ум дерзкому аферисту! Вспомнив это, Маленький Бло рассудительно покачал тумкой, соглашаясь с очевидным: дать отступного, уйти в тень, сделать вид, что он не при чём – не выйдет! Пронырливый ум и амбиции зверя захотели сыграть с судьбой в орлянку, и судьба оскалилась в ответ исчадием тьмы, оставив на лапах «чёрную метку», а стало быть, хочет он того или нет, но ни ему, ни ушастым собратьям его, отвертеться не удастся… Мысль придётся оттачивать, шаг выверять, а шпагу держать вострой, дабы уха заварилась наваристая, и дело всуе не накрылось медным тазом.

Как говорится, шутки кончились. Шуршик допрыгался…

Для Тихого Тука эта ночь выдалась особенно длинной…

Насытившись пшеничным зерном, щедро отсыпанным Толстино́й Глобом, Чернушка сидела на подоконнике, наслаждаясь дуновением лёгкого ночного ветерка. Тихоня неспешно изучал переплёты книг, путешествуя вдоль бесконечных полок, скрывающихся высоко под сводами библиотечной залы, в поисках чего-нибудь свеженького, дабы укрепить ум и отточить гибкость мысли. Луна заливала призрачным сиянием дремлющий после праведных трудов мир, и сверчки стрекотали размеренно, погружая суету в марево безмятежного сна… когда звёздное небо с сухим треском расколола молния.

Пернатая подруга вытянула шею и беспокойно привстала на подоконнике. Сверчки испуганно смолкли, любитель же печатного слова, в мгновение ока оказавшись у раскрытого окна, весь обратился в одно большое ухо и вездесущий глаз. Небо было чистое, ни облачка, ни тучки, ничего, что могло бы являться предвестником грозы, только воздух наполнился электричеством, отчего шуршик тотчас же распух, превратившись в наэлектризованный меховой шарик. Несушка даже квохтнула удивлённо, не понимая, что происходит с её господином.

Молния, порвавшая чистое небо, очень не понравилась любителю древней словесности и, приложив коготь ко рту, он показал насторожившейся птичке, чтоб вела себя осмотрительнее. Курочка немедля приосанилась, сверкая боевым, готовым ко всему, взглядом. Ещё пару секунд шуршик что-то прикидывал, затем сунул соратницу подмышку и, неуклюже переставляя ноги, спешно покинул читальню, чтобы затем бесшумно пробраться к спальным апартаментам. Там он медленно приоткрыл дверь, отозвавшуюся протяжным стоном, и заглянул внутрь.

Неве́ра Лум, Крошка Пэк и Толстина́ Глоб, абсолютно безучастные к происходящему, мирно спали, превратившись в меховые пуфики. Электрические всполохи, то и дело пробегающие по кромке шерсти, отрываясь, улетали в ночь, щекоча довольные морды, которые только утраивали сопение и храп. Большой Бло отсутствовал, но это было не удивительно: он предпочитал сырые, подвальные помещения, спуститься куда – было делом не из лёгких, а уж отыскать вожака стаи – и вовсе пупок надорвёшь. Зато можно было не бояться, что вдруг наэлектризуешься. Посему поведение Большого Бло было более чем логично и не менее уместно.

Вылив на себя ушат воды, дабы сдуться до естественных размеров, Тихий Тук решительно вооружился шпагой, вставил за пояс пару пистолей, буквально влетел в дорожный плащ и, знаком показав Чернушке, что остаётся за главную, покинул логово Большого Бло. Отчаянная головорезка тут же набычилась, довольная тем, что в эту ночь её сделали предводителем шайки истребителей разбойников. Если бы клюв её мог усмехнуться, она бы сделала это криво и чрезвычайно коварно.

Дабы ускориться, учёному зверю пришлось задействовать магию убеждения – уговорить лошадку Крошки Пэка выручить его. То ли у него был дар, притягивать к себе всякую живность, то ли в шуршике тварь божья увидела своего в доску парня, только коняшка охотно уступила уговорам, подставив спину новому знакомцу. И пока пернатая подруга делала вид, что ничего не происходит, то одним, то другим глазом приглядывая за храпящими меховыми кругляшами, Тук уже мчался сквозь дебри векового леса, всё дальше и дальше углубляясь в темень неизведанных территорий.

С тех пор как «Книга пророчеств» исчезла, беспокойство внутри война дикого племени только множилось. Он никому и ничего не сообщил о пропаже, ибо зазорно выдавать товарища, даже впавшего в немилость. Но то, что кроме Маленького Бло более никто не сподобился бы проникнуть в каменную цитадель незамеченным, было очевидно. Молния же, сверкнувшая нынче среди ясного неба, только укрепила уверенность Тихони, что думка его шествует в верном направлении. Утром следующего дня он попытался вычислить путь изгнанника, и пусть тогда след его затерялся в дебрях неизведанных территорий, теперь же премудрый большеух не сомневался, что отыщет похитителя книг. Бло могла понадобиться помощь, ибо молния без причины раскалывать ясное небо не станет!