Виктор Александрович сделал несколько выпадов, как бы атакуя невидимого противника. «Его руками многое делать можно. Факт его возвращения оттуда, – Президент покрутил головой, – возведет Россию на высоту! Он такие исторические завесы может приоткрыть! Вся Европа будет на крючке! И третье: в щекотливых делах за него спрятаться можно и не портить отношений с нужными людьми».

Это был несомненный плюс. Даже Президенту порой хочется свалить вину на кого-то. Тяжело быть крайним!

«До перевыборов время у меня есть. Главное: держать близко друзей, а врагов – еще ближе».

В какую категорию занести Петра, Виктор Александрович еще не решил.

Выйдя на улицу, Петр оторопел от городского шума, суеты, транспортного рева и количества народа. Постояв немного и привыкая к свету, он растерянно оглядывался вокруг, стараясь понять, где находится.

– Не признать тебя, малыш, перерос ты свое болото. А прежде-то я по тебе с закрытыми глазами пройти мог. Ну, здравствуй, город мой! Вон ты каков!

Петр ошалело смотрел на движущийся поток, опасаясь подходить близко, разглядывал, размышляя вслух:

– Металлические кони! И не надо тебе ни лошадей, ни мулов, ни ослов, ежели токмо оные внутри не сидят!

Стряхнув с себя страх, он встал посреди дороги и остановил проезжавшую машину. Стал дивиться на нее, осматривая со всех сторон, заглядывать внутрь. А когда водитель начал кричать и возмущаться, вытащил его, как куль с дерьмом, и сам сел за руль.

Владелец попытался миролюбиво увещевать огромного, странно одетого незнакомца:

– Слушайте, чего вы хотите? Мне ехать надо, я тороплюсь. Уйдите по-хорошему!

Петр только отмахивался от него:

– Не кудахтай! Лучше покажи, почему едет!

Уяснив, что на его собственность посягают только с познавательной целью, водитель покачал головой:

– Вам в автошколу надо. Курсы пройти. А сейчас, пожалуйста, мне ехать пора!

Петр, не обращая на него внимания, залез внутрь, продолжая исследование занимательной игрушки, машина дико взревела, запрыгала, как лягушка, сопротивляясь неумелому обращению. Владелец метался вокруг в страхе лишиться личного транспорта. Сзади образовалась пробка. Засигналили автомобили, задымили выхлопными газами.

– Петр Алексеевич, – просунулся в окно запыхавшийся Иван Данилович, – разрешите, мы вас довезем до места назначения.

– Кто это «мы»? – возмутился хозяин авто. – Я не поеду!

– Послушайте… это может показаться странным, но это сам Петр Первый, – убеждал, стараясь отдышаться, ученый. – Он только что ожил… Слышали, наверное, что вскрылось его захоронение?

– Что вы мне голову морочите?! – рассердился водитель. – А вы вылезайте, мне ехать надо!

– Это Петр! Поверьте. Ожил он! Вам радоваться надо, что он выбрал вашу машину.

– Вы что, меня за дурака принимаете?! – отпихнув ученого, он рывком открыл дверь, крикнул Петру: – Эй, артист, вылезай, а то милицию позову!

Петр выбрался из салона и с высоты своего роста оглядел автомобиль.

– Вот это механизма! – заявил восхищенно. – Рычит, как живая, прыгает, как лошадь. Вот до чего додумались!

– Я ее вчера купил, сам еще не накатался, – уже спокойнее объяснил новоиспеченный автомобилист.

– Ну не упрямьтесь, – продолжил убеждение ученый.

– Сказали бы, что для съемок машина нужна, а что дурить-то! – упрекнул водитель. – Грим да костюм, вот тебе и Петр. Ладно, довезу, раз ему так моя машина понравилась!

Петр похлопал его по плечу.

– Назначаю тебя своим кучером за то, что, не ведая, кто перед тобой, исполняешь мою волю.

– Нет у нас теперь кучеров, Петр Алексеевич, – робко произнес ученый, – водителями они называются, а колымага эта – машина.

– Почему это она колымага? – обиделся за собственность владелец.

– А вы согласились везти, так не разговаривайте, – оборвал его ученый. – Петр Алексеевич хочет свою могилу осмотреть.

Водитель недоверчиво покосился на огромного человека, но, решив, что спорить – себе дороже, недовольно крякнув, усаживаясь за руль.

– Ладно, и ты полезай, – милостиво разрешил Ивану Даниловичу Петр. – Дорогу укажешь.

В пути необычный пассажир дивился скорости и, хоть его подбородок упирался в колени, продолжал восхищался железным конем.

– А за сколько же дней ныне от Петербурга до Москвы доехать можно?

– Врешь! – не поверил царь, услышав ответ.

– Чего я вру-то? Это сейчас каждый знает. На машине – часов за восемь, а на скором поезде и того быстрее – часа за четыре.

Петр покрутил головой, удивляясь современным скоростям.

– А ну-ка покажи мне эту карету во всей быстроте.

Водитель разогнался было, а потом опомнился:

– Не могу! Остановят, оштрафуют.

– Кто посмеет? Царя везешь!

– Так ведь нет у нас сейчас царей.

– Тьфу! Забыл совсем!

– Петр Алексеевич, к Неве выезжаем, – показал в окно Иван Данилович. – Вон, смотрите, ваш дом.

Петр взглянул и не узнал. Одноэтажное кирпичное здание с большими окнами было ему незнакомо.

– Вы на кирпичный каркас не обращайте внимания. Он построен над музеем, чтобы от непогоды закрыть. А деревянный сруб, что при вас был, внутри. Хотите посмотреть?

Петр молча кивнул. При виде Невы у него защемило сердце. Узнал он ее ширь, хоть берег и изменился совершенно. Свое первое пристанище он выбрал на этом берегу, где Нева делала три излучины. Была она здесь широка и полноводна и разливалась во время паводков. Потому и дом свой он приказал ставить не рядом с водой, а в глубине, рубя лес, что здесь же и рос.

Вспомнил, как при строительстве не утерпел, выхватил топор из рук неумехи и принялся ровнять бревно, придавая ему квадратную форму.

– Пошто кругляк не гож? – воскликнул тогда солдат, от удивления, что такое с бревном делают, позабыв, кто перед ним.

– На голландский манер строить станем! Слышите все? Чтоб никаких мне русских изб! Прямо тесать.

И еще не раз подбегал Петр то к одним, то к другим и показывал, как из круглого бревна сделать квадратное.

– Сколь дерева-то обрубать, Петр Лексеич! – гундосил кто-то над ухом. – Жалко, сгниет. Круглый бок-то и сподручнее, и глазу приятнее!

– Не сгниет. Всю щепу чтоб на растопку сбирали, проследить за сим! А круглый бок – он у бабы хорош, а мы город европейский ставить будем. Слышите? Стены ровные быть должны, еще на особый манер красить станем, чтоб с воды каменными смотрелись. Покуда тут кирпичное дело не наладим, пыль в глаза пустим. Нам, русским, не привыкать!

Смахнув завесу воспоминаний, с трепетом шел Петр к собственному дому, не замечая ни стендов, ни очередей туристов. Смотрел он через стекла, с волнистыми, расходящимися от центра кругами, на свои до мелочей знакомые вещи. Грубый стол посреди комнаты, стулья с резными спинками, расписные наличники дверей, поставцы. И видел себя, не имевшего времени поесть, подбегавшего к окну и даже во время трапезы продолжавшего руководить то строительством настила около дома, то разгрузкой товаров с судов. А то и вылезавшего из окна, видя, как груженое судно накренилось, управляемое неумелым шкипером. На три стороны окна, и везде нужен догляд…

– Ваш билет, гражданин? – донесся до него женский голос.

Петр посмотрел сверху вниз на препятствие между ним и его прошлым.

– Что тебе, старуха?

– Что? – возмутилась сотрудница музея, привыкшая к обращению «девушка». – Прохо́дите без билета и грубите!

Петр усмехнулся и хотел пройти дальше, но женщина встала перед ним и развела руки в стороны.

– Билеты!

– Ишь ты! – удивился Петр. – Страж почище моих семеновцев! Дай ей, что просит, – сказал он Ивану Даниловичу.

Тот, повернувшись к контролерше, пошел в наступление.

– Вы что, дражайшая, к себе домой тоже по билету проходите?

– При чем здесь я? Здесь дом Петра Великого!

– Вот он, перед вами! – Иван Данилович указал на Петра. – Вглядитесь хорошенько. Вон портрет висит. Вы же в его дом туристов приглашаете!