В вестибюле «Метрополя» все время дежурили навязчивые журналисты. Они, ожидая появление царя, завидев его массивную фигуру, как мухи облепляли лестницу, выкрикивая:

– Петр Алексеевич, что вы думаете о современной России?

– Как вам все, кто сейчас у власти?

– Что вы намереваетесь делать?

Толик и Егор оттесняли всех в сторону, но пресса не сдавалась. Корреспонденты без конца фотографировали Петра, и это его раздражало еще больше, чем вопросы.

Президент приказал усилить охрану гостиницы, но журналисты умудрялись просочиться внутрь. Каждый раз, когда Петру и его команде удавалось проскочить незаметно, он радовался как ребенок. И никак не мог привыкнуть, что кто-то просто с улицы имеет дерзость кричать ему, называя только по имени и отчеству, да и еще и требовать ответа! Обращение к нему, к НЕМУ, запросто, злило безмерно! Подданные должны были заслужить его расположения, чтобы иметь на это право. От всех остальных он считал это дерзостью великой и газетчиков терпеть не мог! Один такой прыткий догадался обратиться иначе:

– Ваше Величество, Петр Алексеевич, восхищен вашей волей, преклоняюсь перед вашей прозорливостью!

Услышав это, оживший царь остановился на мгновение и взглянул на высокого юношу из толпы. Тот продолжал:

– Я изучаю ваши реформы и понимаю, что вы сделали то, что никто не мог сделать ни до, ни после вас! Как вы себя чувствуете в XXI веке?

«Будто мою голову отрезали, а затем к телу опять приставили», – ответил бы Петр, если бы посчитал нужным.

Но то, что он остановился и кого-то выслушал, вдохновило журналистскую братию, царя продолжали засыпать вопросами, но уже с обращением:

– Ваше Величество, скажите…

– Ваше Величество, всего пару слов…

– Наглый ныне народ, ничего не боится! – ворчал Петр в лифте. – Головы бы лишились в мое время!

Однако голоса репортеров продолжали донимать его и в номере – забыли выключить телевизор, на экране шла трансляция прямого эфира с места событий: «Петр Алексеевич, Петр Алексеевич, – кричали журналисты. – Что вы думаете о современной России? Как вам все, кто сейчас у власти? Что вы намереваетесь делать?».

Петр досадливо крякнул:

– И здесь от вас покоя нет!

И тут во весь экран увидел он лицо крупным планом, сдвинутые брови.

Петр подошел к зеркалу, взглянул на себя, сравнил с изображением в телевизоре и побагровел от ярости.

– Ваше Величество, Петр Алексеевич, восхищен вашей волей, преклоняюсь перед вашей прозорливостью, – послышался голос парня из толпы. Он обращался к тому Петру, на экране.

– Я изучаю ваши реформы и понимаю, что вы сделали то, что никто не мог сделать ни до, ни после вас!

Камера переместилась, и Петр увидел, как похожий на него человек остановился на мгновение и пошел дальше, за ним его спутники, а журналисты по пятам.

– Самозванец! – закричал Петр громовым голосом и запустил стулом в экран.

На шум вбежали Иван Данилович и Егор.

– Меня караулите и ему те же песни поете!

– Что случилось?! Кому?

Иван Данилович с Егором непонимающе переглядывались.

– Иуда! – схватил Петр ученого за ворот. – Двум господам слуга! И не запыхались! Быстро бегаете!

С перекошенным от гнева лицом Петр тряс побелевшего от страха Ивана Даниловича.

– За кем? Петр Алексеевич? – осмелился спросить Егор.

– За самозванцем сим! Видал я, как вы за ним шли!

– За каким самозванцем?

– Будто не знаешь!

В это время из другой комнаты донеслось:

– Вы ожидали, что получите ответ? Ведь вы первым догадались обратиться не только по имени-отчеству, а сказали «Ваше Величество».

Петр ринулся на звук.

На экране показывали случившееся в вестибюле несколько минут назад.

– Петр Алексеевич Романов – уникальный правитель, – говорил высокий парень, задавший вопрос Петру.

– Мерзавец! И мне служить хотел, и самозванцу песни поет! – негодовал Петр.

– Какому самозванцу? – Иван Данилович и Егор непонимающе смотрели на экран.

– А вы не знаете?! Не отпирайтесь! – гремел царь. – Я выведу вас на чистую воду! Когда успели! Меня проводили и его встречать кинулись!

– Кого? – переглядывались Иван Данилович с Егором.

– Дурить меня вздумали! Похож! И одели, как меня!

– Петр Алексеевич мы с вами, там… это вы и есть! – догадался наконец Егор.

– Я вот он – тут, перед вами, а он – вон, в лифт собирается садится. В лифт! Ну я ему устрою! Я захлопну сию мышеловку!

Петр ринулся из номера, все бросились за ним. Через несколько секунд разгневанный царь стучал по двери лифта. Увидев через сетку, на каком этаже лифт остановился, он рванулся туда.

Вышедшие оттуда иностранцы увидели высоченного человека с дергающимся лицом и бешеными глазами. Покосившись на него, они бочком-бочком ретировались в свой номер и заперли дверь.

Петр, не найдя соперника в лифте, не поверил и зашел внутрь.

– Сбежал! Мерзавец! Не уйдешь! Я тебя из-под земли достану!

Самодержец шел по коридору, и все шарахались прочь.

Вид его был настолько грозен, что «царская свита» была встревожена не на шутку, не смотря на еле сдерживаемый смех!

Петр вернулся в свой номер и в ярости схватил Егора.

– Где он?!

– Кто, Петр Алексеевич?

– Он! Самозванец! Вы и платье на нас у одного портного шьете! Как по одной мерке сидит! Лживые псы! Одну ж-пу лижите, другую подтираете!

– Отпустите меня, я объясню, – сердито и твердо проговорил Егор.

Петр с брезгливостью разжал руки.

– Сейчас я вам докажу, что вы напрасно нас в предательстве обвиняете, – буркнул Егор и вышел за видеокамерой. – Сейчас я сделаю съемку, а потом вас же и покажу вам. Вот смотрите… – собрался он снимать Петра.

– Что ты наставил на меня, убери! – продолжал гневиться царь, но этого было довольно, чтобы изображение было зафиксировано. Егор засунул диск в компьютер и показал Петру, что получилось.

«Что ты наставил на меня, убери!» – послышалось, и Петр увидел сцену, случившуюся несколько минут назад.

– Это же вы, Петр Алексеевич. И здесь вы, и там, в телевизоре, тоже были вы. И никому мы больше не служим! – обижено произнес Егор и вышел, оставив царя переваривать непривычную реальность.

Посидев некоторое время в молчании, оживший царь схватил со стола нож и стал откупоривать корпус телевизора. Иван Данилович, на счастье, увидевший Петра в зеркало прихожей, еле успел добежать и вилку выдернуть из розетки.

Вскрыв телевизор, Петр долго смотрел на внутренности и молчал. Открыв для себя, что даже если разобрать штуковину по частям, он все равно не сможет понять, как она работает, погрустнел, сел и задумался. Потом поднялся, заходил по комнате и приказал Ивану Даниловичу объяснить, почему телевизор показывает.

Тот принялся рассказывать про проекцию, экран, антенну, передачу изображения по кабелю.

Петр слушал его, не понимая, затем замотал головой и рявкнул:

– Твою мать, ты что, по-русски говорить не умеешь? Бред несешь? Что за хрен в твою душу, электроны, кинескопы, лучевые трубки?! Говори, чтобы понятно было!

Иван Данилович принялся объяснять опять. К нему подключились Толик с Егором. Они перекрикивали друг друга, считая, что их объяснение будет самым простым.

Петр плюнул и выпил стакан водки.

– Может, и вам дать? – спросил. – Толковее расскажете!

Егор и Толик замахали руками, а Иван Данилович решил выпить и порывисто сказал:

– Отстали вы очень, Петр Алексеевич, учиться вам надо. Сейчас каждый школьник понял бы то, о чем я говорю!

– Но, но, не перебирай! – оскалился Петр. – Знаю, что надо, да времени нет!

Он опять заходил по номеру, сердито поглядывая на Ивана Даниловича, как будто тот виновник всех бед.

– Эх, твоя взяла! Придется за школьную доску садиться! Только учти, чтобы учителя толковые были. Лишь бы суть ухватить, а там я уж и сам. За это ты отвечать будешь!