Глава тридцать восьмая

В первую неделю апреля Кармен поняла, что ребенку тесно в плену, как им всем было тесно в снежном плену гор, и вскоре он потребует освободить его досрочно. Однажды на закате дня они услышали стук копыт. Приехал Эль Боскеро, Лесник; он путешествовал на ослике и привез срочные и невеселые новости. Пока он рассказывал о случившемся остальным, Кармен читала письмо от их теперь уже бывшего командира Трубача.

Querida (моя дорогая),

боюсь, хороших новостей нет. По всей Испании националисты одерживают верх. За ними оружие, танки, самолеты; им поставляют вооружение, их поддерживают немецкие и итальянские войска. Из нашего отряда осталось менее семидесяти пяти человек. Другие погибли, ранены или дезертировали. Думаю, настала пора распустить отряд. Наше великое приключение, которое мы начинали с такими большими надеждами, пало жертвой холодной стали могучей вражеской военной машины.

Я отправил солдат по домам, велев им возвращаться к семьям, у кого они еще остались. Отыскать свои фермы и хижины и попытаться примириться с новым порядком. И вас, тех, кто все еще в горах, призываю сделать то же самое. Я сожалею, что так и не познакомился с нашими британскими товарищами, ведь, судя по рассказам, они отважны и храбры. Жаль, что их отвага так и не была вознаграждена.

Теперь пора сказать о том, о чем мне говорить невыносимо. Для нас с тобой тоже пришло время разлуки. Судя по всему, все случившееся в Испании — всего лишь пролог. Нечто зловещее и разрушительное ждет нас впереди, и исход так ужасен, что об этом страшно даже думать. Это значит, я нужен в другом месте. Жаль, что мы вынуждены разлучиться, что наша прекрасная горная идиллия была такой короткой. Я пишу эти строки и представляю тебя там, твою красоту, не уступающую красоте тех краев. Я вижу тебя веселой и ласковой, серьезной и нежной, всегда заботливой и всегда страстной. Мне хочется снова обнять тебя, почувствовать твое тело и снова познать высшую и абсолютную честь делить с тобой постель. Но этого больше не случится, и сердце мое разбивается, стоит только об этом подумать. Возможно, то, что нас связывало, было слишком прекрасным и потому не могло продлиться, как не длится цветение бутона, чья красота и аромат облагораживают все вокруг, но слишком скоро умирают, загубленные жестокими заморозками. Я говорю тебе «прощай», querida, и больше не могу писать о нас и думать о нас; в моем сердце лишь грусть расставания и счастье кратких дней, что мы провели вместе.

Посланник, что принесет это письмо, должен отвезти тебя и наших друзей-англичан на побережье. В Валенсии пока безопасно. Там они смогут сесть на корабль до Франции и вернуться в Англию. Я же по счастливой случайности смог договориться с хозяином рыбацкого судна; он отвезет тебя в Эйвиссу к бабушке. Там, на тихом острове, ты будешь в безопасности. Vaya con Dios, mi querida^[31].

Кармен подняла голову. Ее глаза блестели от непролитых слез.

— Когда он это написал? — безжизненным голосом спросила она.

— Месяц назад, — тихо ответил Лесник.

— Значит, он уже уехал? — Кармен задала вопрос, уже зная на него ответ.

— Да, уехал. — Он указал на живот Кармен, не оставлявший никаких сомнений о ее положении. — Он не знал об этом?

— Нет, не знал, и хорошо; тогда он бы разрывался между чувством долга передо мной и своей родиной. Это погубило бы его, а он слишком хороший человек.

В два часа ночи Марка и Дженни разбудил стук в дверь их спальни.

— В чем дело? — воскликнул Марк и принялся нащупывать пистолет, который хранил у кровати.

— Чика. Пусть Чика выйдет. Сейчас же!

Несмотря на безотлагательность просьбы, ребенок родился только к завтраку. Первым новорожденную представили Марку.

— Позвольте я вас познакомлю, — сказала гордая мать. — Эта юная леди — сеньорита Консуэла. По-испански это значит «утешение». Ей подходит это имя; она мое утешение после всех потерь.

Через три недели было решено, что Кармен и Консуэла готовы отправиться в путь. Отряд покинул лагерь теперь уже навсегда.

— Все когда-нибудь кончается; скоро нам предстоят новые прощания, вот и еще одно, — задумчиво произнесла Кармен, когда они в последний раз окинули взглядом горное убежище, так долго служившее им домом.

Путь внизк подножию горы прошел без происшествий во многом благодаря Леснику. Они готовились спуститься с последнего склона; Марк с Дженни, возглавлявшие процессию, обернулись и посмотрели на гору. На фоне заходящего солнца вырисовывался силуэт Кармен, сидевшей на ослике. Такой они ее и запомнили — яркий, символичный образ, женщина, с ребенком в перевязи на груди и винтовкой наперевес.

В плодородных долинах Риохи они попрощались с плотником, пекарем и Сеговией. Лесник повел Кармен, Марка и Дженни в долгий поход к морю, на восток и юг по берегу могучей реки Эбро. Они дошли до Валенсии в середине мая. Там Марк и Дженни с помощью Лесника купили билет на пароход до Марселя.

Четверо партизан стояли на причале, прощались и не стыдились плакать. Теперь им больше ничего не грозило и можно было назвать свои настоящие имена.

Кармен улыбнулась и взглянула на малышку, которую держала на руках.

— Я решила дать ей второе имя. Я назову ее Консуэла Женевьева в память о нашей дружбе. Женевьева — то же, что и Дженнифер: так зовут мою акушерку, моего товарища, подругу и сестру, которой у меня никогда не было.

Глаза Дженни наполнились слезами.

К удивлению Марка и Дженни, они узнали, что Кармен блефовала: ее на самом деле звали Кармен.

— То есть это твое настоящее имя? — ахнула Дженни.

— Конечно, в этом весь юмор.

— А отец Консуэлы?

Кармен взглянула на свою крошечную дочку, чьи большие глаза выглядывали из-под одеяла и рассматривали незнакомый мир, в котором она очутилась. Кармен встряхнула головой.

— Это в прошлом. Когда-то я думала, что он самый благородный представитель вашего народа, но это было до того, как я встретила вас двоих.

— Хочешь сказать, отец Консуэлы — англичанин? — удивился Марк.

— Да. — Кармен подмигнула ему. — Ты, Дженни, лучше смотри за Марком; ты теперь знаешь, что у меня слабость к англичанам.

— Я присмотрю, не беспокойся. — Дженни наклонилась и обняла Кармен; они замерли в молчаливом прощании.

Дженни и Марк стояли на палубе и смотрели на удаляющийся порт. Дженни в последний раз помахала двум крошечным, уже расплывчатым фигурам на пристани и улыбнулась.

— Скоро мы будем в Англии? — спросила она.

— Если повезет, в начале июля, — ответил Марк, задумался ненадолго и произнес: — Боже, только что вспомнил. Есть идея.

— Что на этот раз? — Дженни начала относиться к его идеям с подозрением.

Марк ответил и с удивлением обнаружил, что в кои-то веки она не стала возражать.

— Отличный план, дорогой.

— Интересно, как там дома? — задумался Марк.

Дженни рассмеялась.

— Вряд ли там что-то изменилось. Дома всегда все спокойно.

Но она ошибалась. Пока их не было, Эдвард VIII отрекся от трона, и королем стал Георг VI, принявший этот титул с крайней неохотой. Британская нация надеялась на период стабильности и мира, но иногда даже надежды и молитвы целой нации остаются без ответа.

* * *

Идрит Пойнтон с большим интересом прочел лежавший на его столе отчет. Тот был длинным, подробным и впечатляющим. Проделанным анализом гордился бы и более опытный оперативник. У отчета был один серьезный недостаток: действия агента вышли далеко за пределы предписанной ему роли наблюдателя. Подобное пренебрежение заданием заслуживало выговор; перед следующим заданием, гораздо более опасным, агента требовалось как следует отчитать.

Идрит встал из-за стола и вызвал агента, ожидавшего в приемной.

— Садись. Есть замечания по поводу твоего отчета.

Пойнтон сразу перешел к делу.