Услышав имя одного из погибших, Сонни растерялся.
— Сол? — переспросил он. — Но кто это? Солом звали моего деда; он умер еще до войны.
Ответила Конни:
— Нет, речь не о дедушке. Сол был сыном Джеймса и Элис. Ты же помнишь нашего брата Джеймса, который давно уехал за границу?
Сонни улыбнулся.
— Конечно, я помню Джеймса. Отец выгнал его из дома, и он сбежал с Элис, горничной. — А потом Сонни вдруг добавил: — Они уехали в Австралию.
Конни и Ханна в изумлении уставились на него.
— Почему ты так решил? — спросила Конни. — Джеймс никогда не говорил нам, куда они с Элис поехали. Кто знает, где они сейчас? Мы много лет переписывались через его лондонского адвоката, но Джеймс ни разу не раскрыл своего местонахождения.
Но Сонни настаивал:
— Сол был австралийцем. Я точно знаю. Не спрашивайте откуда; просто знаю и все. Он был очень похож на Джеймса, — добавил он.
Ханна удивленно и испуганно взглянула на сына.
— Но как ты можешь это знать, Сонни? Вы с Солом ни разу не встречались.
Сонни сосредоточенно нахмурился.
— Не знаю. Может, и встречались. Возможно, моя память до сих пор полностью не восстановилась, но, кажется, я помню лицо и голос.
Тут заговорила Конни:
— Думаю, Сонни прав, мама. Джеймс писал нам, как умер Сол. — Она повернулась к брату. — Джеймс почему-то не сомневался, что ты был рядом с Солом, когда тот погиб, что вы умерли вместе, но тогда — а это случилось сразу после смерти отца — мы были слишком расстроены и не обратили внимания. Так что как знать, может, Джеймс и впрямь в Австралии.
* * *
Память возвращалась быстро, но Сонни не помнил ничего, что непосредственно предшествовало его пребыванию во французской лечебнице для умалишенных. Когда кошмары, что раз за разом проигрывались в его голове, потихоньку отступили, он ушел из лечебницы и отправился в Англию пешком. Рассказ об этом эпическом походе, длившемся два года, был историей о человеческой целеустремленности и стойкости, учитывая, что Сонни имел лишь смутное представление о том, куда держал путь.
Однажды вечером после ужина семья сидела в гостиной. Рэйчел и другие завороженно слушали рассказ о том, что пережил Сонни до того дня, как Рэйчел обнаружила его, безымянного раненого бродягу, в палате больницы Скарборо, где работала медсестрой.
— В лечебнице я все время рисовал, — вспоминал Сонни. — Я не знал, где нахожусь, и называл лечебницу просто Местом. И всегда рисовал один и тот же пейзаж — разрушенное аббатство среди полей, а рядом — деревушку. Закончив картину, я уничтожал ее. Поначалу не знал почему, но потом понял: на картине чего-то не хватает. Она была неполной, но почему? Я не догадывался. Потом я случайно понял, что на пейзаже не хватает группы людей. Тогда я решил, что должен отыскать это аббатство. Не для того, чтобы посмотреть на него, а чтобы увидеть людей. Наконец я добрался до места и был страшно разочарован; людей, которых не хватало на картине, рядом с аббатством не оказалось. Мой заплутавший мозг не осознавал, что время движется. Я стоял у аббатства на мысе Полумесяц и не понимал всей важности этого названия. И до сих пор не понимаю, как связал в своей голове аббатство и мыс и при чем тут люди, которых я хотел видеть на картине.
— Я знаю, — ответила мать. — Пойдемте со мной, вы все.
Вслед за Ханной Сонни, Рэйчел и маленький Марк поднялись по широкой лестнице дома на мысе Полумесяц. Конни с Майклом шли следом, и никто не догадывался, что задумала Ханна.
У двери в спальню она остановилась и открыла дверь. Они зашли в комнату, столпившись у кровати. На стене над туалетным столиком висел большой пейзаж, нарисованный масляными красками. Сонни ахнул.
— Да! — восторженно воскликнул он. — Это же моя картина! Как я ее запомнил? Откуда она?
Ханна подозвала его.
— Теперь я вспоминаю, — произнесла Конни. — Это же пикник.
— Точно, — ответила Ханна. — Ты же помнишь, Сонни? Однажды мы с вами, с твоим отцом и дедушкой Акройдом ездили в Йоркшир-Дейлз на школьные каникулы. А на обратном пути устроили пикник. Решили посмотреть, что это за аббатство на мысе Полумесяц. Тебе тогда было лет четырнадцать.
Ханна указала на группу фигур на картине.
— Это твой дед и бабушка беседуют со мной и Альбертом, а рядом Конни и Майкл. А вот ты с сестрой Адой и маленькой дочкой Конни.
— А кто художник? Кем бы он ни был, таланта у него явно побольше моего.
Рэйчел, державшая руку Сонни все это время, ласково ее сжала.
По лицу Ханны пробежала тень.
— Картину нарисовала подруга Ады Элеонора Роудз. Она тогда гостила у нас и хотела, чтобы картина у нас осталась. В качестве благодарности за прием. Когда твой отец узнал, что на самом деле связывало Аду и Элеонору, он убрал картину на чердак. Но потом снова принес ее сюда. А через несколько недель мы узнали, что Ада погибла. Думаю, твоего отца тогда утешило, что он достал картину. Он сказал, что Ада наверняка знала, что он ее простил. Элеонора и тебя нарисовала в форме для крикета на том же фоне. Эту картину она подарила Рэйчел, когда мы думали, что ты погиб.
— Я помню Элеонору, — сказал Сонни. — Бледная, светловолосая, хрупкая. Очень нежная и похожа на… — Он не договорил.
Ханна закончила фразу за него:
— Верно. Элеонора всем казалась похожей на бедняжку Цисси.
При воспоминании о сестрах — Цисси, умершей от туберкулеза, когда он был совсем маленьким, и Аде — глаза Сонни защипало от слез. Он почувствовал в своей руке маленькую ладошку. Опустил голову и увидел, что его маленький сын Марк смотрит на него и улыбается.
— Папа, — неуверенно промолвил Марк, — попроси бабушку показать тебе другую картину, ту, где ты играешь в крикет. А потом ты пойдешь на пляж и научишь меня бросать крученый мяч. — Все рассмеялись, озадачив мальчика, но на сердце у остальных членов семьи потеплело.
Позже Сонни помог Рэйчел уложить Марка спать, Конни уложила своих детей, и взрослые снова собрались в гостиной. Разговор перешел на насущные темы. Первым заговорил Майкл:
— Ты уже думал, чем будешь заниматься?
— Пока даже мыслей не было, — отвечал Сонни. — Формально я все еще офицер Британской армии. Я отправил запрос в Министерство обороны; думаю, мне предстоит ответить на несколько неудобных вопросов, прежде чем мне разрешат уйти в отставку. А тогда уже буду думать о возвращении на работу. Полагаю, в фирме «Хэйг, Акройд и Каугилл» я теперь остался единственным Каугиллом?
Майкл кивнул.
— Ты же помнишь, что я больше не работаю в фирме? — Майкл был сыном одного из основателей фирмы Эдварда Хэйга, но отказался от места в совете директоров после многочисленных разногласий с тестем, Альбертом Каугиллом, из-за нежелания последнего увольнять своего племянника Кларенса Баркера. Теперь Майкл служил управляющим фирмы «Уокер, Пирсон, Фостер и Доббс» — крупнейших конкурентов «ХАК».
— Тебя ждут нелегкие времена, — продолжал Майкл. — Ты выбрал для возвращения худший момент из возможных. Торговля идет еле-еле. «ХАК» перестала быть лидером рынка в шерстеобрабатывающей индустрии. Сейчас всем непросто, но одному богу известно, какой урон нанес компании Кларенс Баркер, пока управлял ей единолично последние несколько лет.
Через несколько дней им предстояло об этом узнать.
* * *
Когда все разошлись по комнатам, Рэйчел спросила Сонни, что тот помнил о Соле.
— Я уверен, что помню его. Вижу перед собой его лицо, слышу голос, но не более. Я вижу его фигуру, слышу голос и не сомневаюсь, что это Сол; странно, наверное, но моя память до сих пор обрывочна. Впрочем, кое о чем лучше и не помнить. — Он снова заговорил о племяннике: — Не помню его фамилию, но имени Каугилл он точно не называл.
Сонни повернулся к кровати. При виде прекрасного обнаженного тела Рэйчел сразу ощутил возбуждение. Сбросил халат, лег рядом с ней и притянул к себе. Позднее, когда они лежали, обнявшись, Рэйчел услышала смех мужа, такой родной.