— Весьма увлекательное чтиво. — Идрит указал на бумаги на столе. — И если бы это было художественное произведение, твой отчет стал бы бестселлером, но я не помню, чтобы перед отъездом велел тебе принимать какую-то сторону в войне в Испании, вступать в партизанский отряд и тем более становиться его командиром. Я, разумеется, могу ошибаться; если память меня подводит, поправь меня, пожалуйста.

— Нет, с памятью у тебя все в порядке. Я знал, что нельзя вовлекаться в процесс, и прошу прощения. Но я не смог стоять в стороне и делать вид, что мне все равно. То, что я видел в Бадахосе… это оказалось последней каплей.

— Расскажи.

— Там был ад. Националисты захватили город, взяли управление на себя и начали систематически истреблять всех, кого подозревали в симпатиях республиканцам. Дальше все вышло случайно… Я проходил мимо одного дома, услышал крики и догадался, что происходит внутри. Зашел и не смог ничего с собой поделать. Там было четверо солдат-националистов. Мужа женщины убили, перерезали ему горло. Один стоял и держал женщину, а другие по очереди насиловали ее дочь. Последнего та укусила, и он проткнул штыком ее живот и разорвал его. Когда я подошел, девочка лежала на полу и извивалась в агонии; внутренности вывалились, она умирала в луже собственной крови. Тогда я застрелил того, кто держал мать, и отдал ей пистолет. Остальных она убила сама. Пуль она не жалела; заставила националистов помучиться перед смертью. — Он замолчал; глаза заблестели от слез, и он шепотом рассказал о последнем ужасе, который случился: — Потом она выстрелила в дочь, чтобы положить конец ее страданиям. Девочке было всего восемь лет. Теперь вы понимаете, почему я не смог оставаться в стороне и быть нейтральным наблюдателем?

Даже Пойнтон, тертый калач, поразился этому рассказу.

— И это был не единственный случай?

Агент мрачно продолжал:

— Не единственный. Такое творилось по всему городу или нечто подобное. Мы сбежали после того, как женщина подожгла дом. Она хотела его сжечь, словно надеялась стереть его из памяти, но этого, разумеется, не будет никогда. Мы поехали на восток, стремились скорее сбежать от непотребств, творившихся в Бадахосе. К партизанам присоединились по чистой случайности, и становиться командиром я не собирался. Мы сделали все возможное, но фашисты были слишком хорошо вооружены. Их поддерживали Германия и Италия, у националистов были войска, самолеты, боеприпасы, а маленькие отряды республиканцев бились врукопашную. Кто-то из них поддерживал коммунистов, другие — социалистов; не было ни общего плана, ни стратегии. Поражение было неизбежным.

— А та женщина? Удалось ли ей сбежать? — спросил Идрит.

— Не знаю. Надеюсь, удалось. Кармен столько выстрадала. Я сделал все что мог, отправил человека, хорошо знавшего местность, чтобы тот помог ей выбраться. Он должен был отвезти ее на побережье в Валенсию; тогда республиканцы все еще контролировали этот регион. Я планировал переправить ее на рыбацкой лодке на Ибицу, где жила ее бабушка. В горах с ней зимовали двое англичан, молодая пара, вступившая в партизанский отряд случайно, совсем как я. Они оказались славными бойцами, насколько мне известно, но удалось ли им бежать, я не знаю.

— Их имена? — потребовал Пойнтон.

— Не знаю. Я с ними не встречался.

Идрит постучал по стопке листов на столе.

— Теперь я лучше понимаю, почему ты так поступил. В тех же обстоятельствах я, пожалуй, сделал бы то же самое. Особенно если Кармен действительно так красива, как ты описываешь, — с улыбкой добавил он. — В горах, наверное, бывает холодно, — многозначительно произнес он.

— Я холода не замечал.

— Неудивительно. Но пора переходить к следующему заданию. Скажи, что тебе известно о тяжелой воде?

— Тяжелая вода? Что это?

— Так я и думал. Что ж, всему, что не знаешь, придется учиться. Считай, что вернулся в университет на урок химии, который преподаст тебе один из наших более нормальных профессоров. — Пойнтон указал на стопку бумаг на приставном столике. — Немного легкого чтения, — с улыбкой произнес он. — Изучи, ознакомься и на следующей неделе отправляйся на стажировку к умникам. Понятно?

— Да, сэр.

Джошуа Джонс встал и собрал документы, бумаги и справочники — все, что понадобится для нового задания.

— Кстати, когда закончишь с чтением, можешь навестить родных. У тебя четыре дня в запасе.

— Спасибо. — Джош улыбнулся при мысли о предстоящей встрече.

В комнате, которую выделили ему под кабинет, окон не было, и он замечал течение времени лишь во время перерывов на чай. Чашки чая приносила красивая секретарша. Несколько раз девушка, сжалившись над симпатичным молодым агентом, выкладывала на блюдце печенье; Джош благодарно ей улыбался.

Наконец, осознав, что больше на сегодня в его голове информации не уложится, Джош решил пойти домой. Взглянул на часы и с удивлением отметил, что рабочий день давно закончился. Он встал, потянулся, размял затекшие от долгого сидения ноги. Достал из кармана ключ, который дал ему Пойнтон, запер дверь кабинета и пошел по коридору.

Глава тридцать девятая

Джош заметил, как тихо было в здании; шумные кабинеты опустели, их обитатели, скорее всего, были уже дома или ехали домой. Видимо, он ушел последним, не считая вахтера — тот дежурил всю ночь, пока утром не приходил его сменщик. «Ну и хорошо, пусть доложит начальству о моем трудолюбии». — подумал Джоша с улыбкой.

Он почти дошел до большой общей комнаты в конце коридора, когда дверь справа открылась и вышла молодая женщина. Джош не успел остановиться, и они столкнулись; женщина зашаталась и выронила папки, которые несла в руках. Бумаги разлетелись по протертому ковру. Джош пробормотал «извините», наклонился, начал собирать папки и замер, услышав резкий голос женщины:

— Не трогайте. Это вас не касается.

Он поднял голову, пораженный не резким приказным тоном, а голосом, который сразу узнал.

— Джессика! Что ты тут делаешь?

Ее лицо побелело. Джош заметил, что она вытянула руку и оперлась о стену, чтобы удержаться на ногах.

— Джош!

Он повторил вопрос, в этот раз более спокойным тоном, хотя внутри него все бушевало.

— Я здесь работаю, — ответила Джессика. — Точнее, работаю в отделе, но обычно не в этом здании. А ты? Что ты здесь делаешь?

— Если ты здесь работаешь, то поймешь, чем занимаюсь я, если я скажу, что меня зовут Смит. По правде говоря, я обычно тоже не бываю в конторе. Я только что вернулся и скоро опять уеду на пару дней. — Джош замолчал и добавил: — Может, теперь, когда мы вот так столкнулись… в буквальном смысле столкнулись, ты объяснишь мне, почему так со мной обошлась?

Джессика знала, о чем он говорит, и внезапно, осознавая серьезность ситуации и помня об опасности, которая им всем грозила, решила, что Джош обязан знать правду. Это было меньшее, что она могла для него сделать; пожалуй, даже единственное.

— Я все объясню, Джош, но не здесь. Помоги собрать документы, и пойдем куда-нибудь пропустим по маленькой.

Они подобрали папки; затем Джессика убрала документы в портфель. Он заметил, что, забрав пальто, портфель она взяла с собой. Джош догадался, что, как и многие сотрудники отдела, она брала работу на дом.

Джессика выбрала почти пустой паб, и сели они в дальнем углу, где никто не мог их услышать.

— Ты хорошо выглядишь, Джош; окреп, подтянулся, — сказала Джессика, чтобы разрядить обстановку. — Видимо, в отделе вас тренируют, но загорел ты явно не в Англии.

Джош улыбнулся.

— Ты права. Я только на днях вернулся из Испании.

— Работал мистером Смитом?

— Да, и скоро снова уеду. А ты? Какова твоя роль в нашем тайном отделе?

— Меня поставили на проект с сумасшедшими учеными и изобретателями. Между собой мы называем эту лабораторию «психушкой». Надеюсь, они скоро придумают что-то полезное, если начнется еще одна война. С запретом на наращивание вооружений мы пока мало что можем сделать.