Волк подкатился под стену и разлегся, цветом сливаясь с землей. Проворчал курьим ножкам:

— Дернетесь — съем!

Обдал вонью из пасти. Курьи ноги хотели пнуть наглеца, но решили не конфликтовать. Волк пах Гулишной и дымом. Еще учинит пожар. Или вовсе зажарит на ужин. А от Гулишны им не раз всерьез прилетало метлой, с ней не забалуешь.

— Гостей нет — вот и скучает. А у меня старт-ап новый. Вот организую все, как следоват…

— Ты, бабка, совсем ума лишилась с этим своим бизнесом? — возопил Кощей, мигом забивая на обеспокоенность курьих ног. — Куда Лушу дела⁈

Старуха пожала костлявыми плечами:

— А почему нет? Проходимость высокая. Едят-пьют, что подам, не брезгуя. Банька, опять же: русская, турецкая, сауна… А товар… а сам же все знаешь про товар, откель мы его берем. Тем более когда скотина усатая эта деру дала — крутиться приходится.

Вопрос о девице она проигнорировала.

— У тебя уже небось все чулки кончились, в которые ты деньги топчешь, — прошипел Кощей.

— А ты не завидуй! Лучше новые подари.

— Фильдеперсовые! — бросил Кощей что-то непонятное. Бабка, держась за бока, захохотала.

И перешла к делу. А Василий слушал.

— … а та дорога, где женату быть, совсем затравела. Ну я и пустила слух, что ждет женихов на той стороне богатырка Синеглазка. Спит смертным сном. А кто поцелуем в уста сахарные ее разбудит, тот сможет на ней жениться. И не просто так — кому девка без приданого интересна? А еще проложит от своего дворца до дома жениха золотую дорогу, чтобы по ней сваты, а после свадебный поезд проехали.

Кощей забегал по горнице, утратив величие. Загребая плащом половицы и сжимая кулаки. Спасибо что не на старухином горле.

А та токовала, ничего не замечая:

— Ну, являться к невесте, хоть и спящей, без подарка некузяво. Платьишко привезти надобно, туфельки, фату вышитую. Корону. Ключ али колечко обручальное. Бельишко опять же, чулочки… Пояс, бусики, шкатулу яхонтов самоцветных, — тут у старухи закончились пальцы. — Понимаешь, какие возможности для дополнительного бизнеса открываются? Я уже с заказом на ювелирку к подгорным гномам послала. И посадила в амбаре мастериц платья свадебные шить-вышивать и чулочки вязать.

Она хихикнула.

— Да женишки, особенно, дети царские, как о золотой дороге услыхали, так локтями отпинываются и в очередь становятся. Скоро поедут с дарами…

— Бабка!!! — простонал Кощей, стуча себя кулаком по лбу. Василий, приподняв уши и глаза над подоконником и выглядывая из-за маскирующей росянки, еще и удивился, отчего звонкого звука не слыхать — как от пустого горшка.

— Да не страдай ты так! — меленько, гнусно захихикала бабка. — Их поцелуи ее не разбудят. А товар я назад за полцены приму и следующим перепродам.

— Яга! — пальцы Кощея затрещали. — Прикрывай лавочку! Не позволю я свою невесту другим целовать!

— А-а… — восторженно возопила бабка. — Так даже лучше! Вызывай их на смертный бой и складируй там! Можешь в статуи превращать! Мне тогда товар выкупать не придется.

— Яга!!!

— Чиво рычишь? — она перестала носиться по горнице и уселась в резное креслице, вытянув вперед костяную ногу. — Все одно не твоя она невеста и не тебе ее будить.

— А если он дознается, где она?

— Кто? Певец этот недоделанный? Ну, схватим и опять на себя работать заставим, труса несчастного, обжору сарделечного.

Вот тут Василию стало по-настоящему обидно. Но он мысли эти отогнал — ради Луши.

Росянка вскинула листики с пузырями сладкого сока и заглотала комара. Баюн ей был не интересен.

— Не хочу рисковать! Я ее перепрячу. А там… найду, как разбудить, — проскрипел Кощей.

— А неустойка мне? Ты представляешь, сколько прибыли мы теряем из-за твоей… любви?

— Чего ты хочешь⁈ — проревел Кощей.

— Как войной на Явь пойдешь — хочу добычи ровно половину.

Бабка вытянула из воздуха пергамент и острое железное перо.

— Подписывай.

Кощей проколол палец и подмахнул не читая.

Пергамент с пером таким же дивным образом растворились в воздухе. Старуха подперла щеку рукой:

— Слушай сюда!

Кощей приблизил ухо к ее устам. Но Василий был настороже, а кошачий слух, позволяющий слышать мышку в норке, помог разобрать и хриплый бабкин шепот. Оставалось только на ус мотать. А усы у баюна были замечательные.

— Натоптанной дорогой, какой царевичи с Ваньками идут, ты не ходи, — поучала бабка Кощея. — Выбери тропку неторную, затравелую. И потихоньку-полегоньку до золотых хором дойдешь. В ворота не колоти, приотвори створку правую да в щель пролезай. Не толстяк, не застрянешь.

Яга фыркнула.

— Будут сперва девки-чернавки вдоль коридора на кроватях почивать. Не заглядывайся на них больше пяти минут. И уж не трогай тем более. А то проснутся — глаза тебе выцарапают. В сад зайдешь. Там деревья особенные: одна ветка серебряная, другая золотая. Их касаться не вздумай. Зазвенят — беды не оберешься. Набежит стража и открутит тебе голову. А что не открутит — в погреба закует. И если воды тебе двенадцать ведер какой дурак не подаст — там и высохнешь, как щепка, — поучала Яга. — А спустись к срубу под ракитовым кустом — отражению волшебного колодца, где ты Лушку в плен взял, — и сорви там разрыв-травы.

— Чего?

— Кубышкин корень, — бабка постучала себя по лбу, отмечая интеллектуальный уровень Кощея. — Стукнешь им по камню — пещера откроется. Иди храбро мимо стражей до подземного озера. А дальше по воде…

Кощей как-то нехорошо молчал. Потом коротко бросил:

— Дальше я знаю.

— Целовать ее не вздумай! — бросила бабка вдогон. — Или все колдовство прахом пойдет!

Видимо, вот так же выглядела гробница китайского императора Шихуанди. Узкий лаз, за ним пещера с испарениями ртутного озера. Посреди озера плавающая гробница, а вдоль серых ноздреватых стен пещеры бесконечными рядами — терракотовое войско личной гвардии императора. В одинаковых доспехах, шлемах, с луками и мечами. Ждущее сигнала к пробуждению.

Разница в том, что это войско не было глиняным. И спало волшебным сном.

Василий ступал бесшумно — как умеют только коты. Флагом подняв над собою хвост, чтобы даже случайно не задеть кого-то из спящих воинов под носом — а то расчихаются и проснутся.

Он надеялся только, что ни у кого из них нет аллергии на кошек. А то ведь точно расчихаются.

Хотя вроде народ в этих краях здоровый.

«Какой здоровый? — перебил он себя. — В каких краях? Это же Навь, поголовно мертвецы…» Хотя последнее не исключает аллергии.

Вот Луша-то определенно жива. Она спит. Она просто спит.

Это все Кощей, подумал Василий, и шерсть на загривке встала от злости дыбом, хвост распушился, а когти лязгнули, оставляя на полу пещеры белые, глубокие полосы.

Фу-ух, выдохнул Василий, оглянувшись. Вроде никто не просыпается.

Свинцовые воды волшебного озера с шумом и плеском подступили к ногам. Баюн отпрыгнул.

Побегал туда-сюда в поисках плавсредства. И вспомнил о волшебном топоре.

Василиса приложила к нему инструкцию-заклинание. И когда Василий, помогая себе когтями и зубами, развернул непокорный пергамент, не представляя, сможет ли озвучить — волшебство киселя сходило на нет, — цветные буквы прыгнули в воздух и произнесли:

— Тяп-ляп, построй нам корабль!

Полегчавший узел на волчьей спине забился, оттуда выскочил топор-самосек. Сбросил чехол, заметался в поисках материала. И на глазах ошеломленных свидетелей стал вырубать ладную лодочку с веслами, изогнутым носом и широкой кормой. Напоследок топор легким движением изобразил на ней пару розочек и улегся на берегу.

Волк, упершись в корму передними лапами и отпинываясь от берега задними, поднатужился, чтобы столкнуть лодочку на воду. Баюн сделал то же самое.

Песок заскрипел, корни отряхнулись, а плавсредство закачалось на воде.

Василий недоумевал, как же они управятся с веслами, но едва вместе с волком оказался в лодке — те стали грести самостоятельно, точно кроме мохнатых спасателей в лодке был еще и один невидимый сотрудник ОСВОДа.