Да, защитник фаллосов явно не представлял себе нашу реальность с кастрированным чувством голода. В его достаточно крепком уме сложилась очевидная комбинация: если из нашей жизни убрать голод, как чувство неудовлетворённости во всех его смысловых аспектах (физический: сексуальный, пищевой и т.д.; морально-эстетический: связанный, например, с неудовлетворённой потребностью в творческой самореализации или с недостаточным удовлетворением требований сатисфакции, направленных на защиту попранного чувства справедливости, а порой и с недостаточно убедительным выражением самих этих требований в силу робости и неуверенности в себе самом или из страха быть наказанным, что, в конечном итоге, одно и тоже, и т.п.), то жисть тогда будет не интересной, пропадёт кураж, так сказать, живой азарт. С голодом надо бороться исключительно естественным путём, периодически утоляя его. В этом он был абсолютно уверен.

«Так что же тогда делать?» – молча вопрошая оглянулся Горбун на братьев так, что каждому показалось будто он обращается именно к нему. – «Неужели мы зря проделали свой путь?»

– И вообще, он шибко четкий какой-то. Смотри, чтобы он сам тебе ничего не отрезал? – будто специально игнорируя вопросительный взгляд Горбуна, уточнился Сологуб.

– Слава, не нагоняй тоску, ничего он нам не сделает. Мы же сказочные персонажи и нам должно быть на всё пох**⁶, – успокоил общественность Шалай-балай.

– Тут дело в другом… – решил неожиданно выговориться Митрофан. – Сказочность здесь не при чём, вернее это не главный фактор. Просто его ни в коем случае нельзя убивать или увечить. Иначе он мутирует или восстанет из праха в ещё более чудовищной форме, чем в форме Дракона. И всем нам не поздоровится тогда. Его надо просто научиться контролировать, признавая и уважая его не как личность – его же, на самом деле, не существует отдельно от нас – а как нашего меньшего брата, например, как собаку. У меня, например, есть собака, и я её люблю и уважаю. Надо посадить Дракона на цепь и кормить, как нас кормили в армии. Помните какими мы были тогда – голодными, молодыми и перспективными?! Счастливыми! Голод должен быть всегда, он наша неотъемлемая часть, условие движения вперёд, условие нашего существования, просто с взрослением он меняет свою форму. Вернее, мы её меняем сами. Раньше мы не доедали животом, но хавали всё подряд мозгом, например, из газет и журналов и прочего теле-радио вещания, включая сарафанное радио, сейчас же, наоборот, мы на информационной диете и относимся избирательно к потоку данных, обрушиваемых на нас из всевозможных СМИ, а вот животы у нас стали большими, – решил усугубить свою участь Митрофан.

– А Горбун? Ведь большинство слов автора, которые нам тут втирают, мы воспринимаем за чистую монету, как данность. Это ли своего рода не СМИ!? – решил поддержать несвойственный братьям калейдоскоп глубокомысленных высказываний Сологуб.

– Окстись, друг мой. Горбун у нас под контролем. Он не посмеет здесь высказать ничего такого, чтобы не понравилось читателю, то есть нам. Он читателезависим! А мы его единственные читатели. Поэтому он есть прямое воплощение наших от него ожиданий. Правильно, Дмитрий?

– Да-да, конечно, – судорожно затряс своей башкой Дмитрий, находящийся по ту сторону монитора, транслирующего реальность, в целом оставшись довольным не самой плохой для него версией мудрейшего из мудрейших своих персонажей.

– Убить Дракона в себе, или кастрировать его, как я только что тут имел неосторожность выразился, это всего лишь красивые слова, – продолжилась авторская мысль устами Горбуна. – Так не бывает, а если и бывает, то так нельзя. Мы должны уметь с ним сосуществовать внутри себя, не нарушая границ свободы друг друга. Ведь бывают ситуации, когда, типа, Родина в опасности и своего внутреннего дракона просто необходимо выпустить наружу, иначе ты не сможешь защитить свои идеалы. Такое бывает крайне редко, может быть даже раз в жизни, но ради этого единственного раза его и стоит сберечь, не дав ему превратиться ни в упитанную самодовольную жабу, ни в демоническое исчадие ада, вожделеющее ко всему, что блестит больше, чем у других. Надо поддерживать его всегда в тонусе, не дав окончательно засохнуть, но и не раскармливать особо, иначе он сам нарушит границу нашей свободы и поработит нас. Убить в себе дракона, это значит стать кротким умом и умереть вместе с ним, как личность, а вот приручить его – значит победить его.

– Горбун, ты словоохотничаешь, как воду льёшь, и всё об одном и том же, да по тому же месту, практически повторяя смысл монолога предыдущего персонажа, – прервал череду вумных мыслей Горбуна Митрофан. – Хватит умничать, давай уже решать, что будем делать с драконом конкретно здесь и сейчас в этой твоей сказке. И давай уже без всякой там метафизики, она уже из ушей вываливаться начинает.

– А ты трамбуй её почаще. Там, у тебя в голове, ещё много свободного места, – не захотел прерываться Горбун. – И, прошу заметить, что не я первый начал умничать. На себя посмотри. Да и Сява нехило раздраконился на глубокомысленные околоинтеллектуальные высказывания в этот чудесный вечер.

– Всё, хватит пистеть! Пойду отолью и подышу свежим воздухом, а вы решайте тут пока.

Митрофан удалился.

– Дим, проснись, ты серишь. Эти фу́евы монологи рождаются в твоей светлой блондинистой голове, они плод твоего больного воображения. Ты ж аффтор всего этого, а значит реальные наши персонажи, которые сейчас читают весь этот бред, не несут никакой ответственности, за то, что здесь происходит, – сыронизировал Сологуб.

– Слав, не умничай, когда ты читаешь эти строки, вот прям здесь и сейчас, то невольно вовлекаешься в мою игру и становишься неотъемлемой её частью. Можешь ущипнуть себя или удариться головой о монитор своего гаджета, чтобы понять свою реальность через боль. Ты сможешь научиться мне противостоять, только тогда, когда начнёшь писать тексты сам.

– Так я и так постоянно пИсаю на твои тексты сам, сразу после их прочтения, а на некоторые, даже и не читая их, – несколько коряво, но всё равно горько для Горбуна, отшутился Сологуб.

– Братья, не ссорьтесь. Нашей сказочной силы должно хватить, чтобы приручить дракона. Остальное дело техники, – вмешался, как всегда вовремя, Левген.

Тем временем, пока друзья спорили, наш дракоша потихоньку вышел из пещеры и, подперев вход снаружи огромным камнем, который ещё заранее подготовил для него вышедший поссать Митрофан, изящно отряхивал брюки от своего дорогого костюма шёлковым носовым платком.

Уже многие века люди охотились за драконом, пытаясь его одолеть. Были среди них и благородные рыцари и романтичные мушкетёры, но таких сказочных долбойобов он встретил впервые.

«А ты здорово всё придумал, братуха» – обратился дракон к Митрофану.

Митрофан притянул камень ещё плотнее к пещере, чтобы не оставалось шансов выбраться из неё, отряхнул молча руки от каменной пыли, вытер пот со своего каменного лба, посмотрел пристально на дракона… и уверенно и громогласно скомандовал ему: “Ко мне!”

Сверхчёткий вдруг весь осунулся, ссутулился, ощетинился, втянулся весь в себя, заискивающе встал на четвереньки и, виляя хвостом и поскуливая, подбежал к ноге своего хозяина.

Дело всё в том, что Митрофан уже много лет не имел пристрастия к вину, а значит ему было гораздо легче справиться со всепоглощающим чувством многогранного голода, нежели его частенько прибухивающим товарищам. Он знал, что дракона нельзя победить его же оружием. Алкогольные возлияния пробуждают в людях их внутреннего дракона, люди временно становятся храбрее и увереннее в себе, но при этом они теряют над ним контроль. Когда человек привыкает смотреть на мир сквозь синюю призму алкогольного опьянения, то бездонное чувство всепожирающего социального голода в нем обостряется, добавляя в мелодию своего победного над ним марша особо беснующуюся нотку.

Его друзья, при подготовке к походу за драконьим исчадием ада, налили в одну из фляг вместо святой воды голимой спиртяги, – для храбрости, так сказать. Вот сейчас-то, как раз для храбрости, они и начнут её распивать в кромешной темноте драконьей пещеры, – подумал Митрофан и дружественно почесал своего пса за ухом, мелодично насвистывая что-то из раннего Бернеса.