Обстановка на дороге меж тем, начала понемногу меняться, и точно не в пользу лесных братьев. Огромная ель послужила для наших парней в качестве надежной баррикады, и они начали планомерно отстреливать бандитов по одному, не давая им вступить в ближний бой. Не отставал от своих слуг и сам Бекетов, выбивая тех, до кого доставал его пистолетный выстрел. И тут я снова лишний раз убедился, что нынешние пистолеты, увы! никуда не годятся. Ни скорострельность, ни дальность стрельбы, они обеспечить не могут.

Немного удивляло, что бандиты не отступили, а продолжали биться. То ли недооценили нас, посчитав, что четверо не могут переломить ход битвы, то ли добыча была слишком многообещающей. И второе намного вероятнее — ведь среди обороняющихся выделялся хорошо одетый господин со шпагой. Да и добротные дорожные сундуки, притороченные к карете, говорили о материальном достатке их хозяина.

Оценив нашу помощь, «жертвы» приободрились и продолжили сражаться с удвоенной энергией. Особенно среди слуг выделялся невысокий темноволосый парень с большим кривым тесаком в руке, который самоотверженно отбивался сразу от трех бандитов. Я даже невольно залюбовался тем, как ловко и уверенно этот смельчак двигается.

Парень точно владел каким-то боевым искусством, но мне его стиль был не знаком. Не удивительно, что заметил этого великолепного бойца не только я — второй стрелок уже перезарядил арбалет и сейчас целился именно в него. Но выстрелить ему постоянно мешали спины тех, с кем этот парень бился, а рисковать стрелок не хотел.

Я не успевал добежать до второго арбалетчика — слишком далеко. Поэтому, врубив дар, дотянулся до арбалета, лежащего у корней дерева, и прицелившись, выстрелил. Болт просвистел перед самым носом стрелка и улетел в подлесок. Промазал, вот же досада…! Теперь понятно, почему этим оружием мало кто пользуется. Но зато от испуга и сам бандит промахнулся, а, увидев меня с арбалетом в руках, бросил свой в кусты и помчался прочь, петляя между деревьями, как полоумный заяц.

Ладно, этот пока терпит, далеко он все равно не успеет убежать. Сейчас гораздо важнее главаря завалить, причем так, чтобы меня свои ненароком не подстрелили. Включаю дар, и звуки боя снова сменяются вязкой тишиной, а фигуры сражающихся застывают в нелепых позах. Парень с тесаком завис в прыжке, его хозяин, которого он прикрывает, отбросил в сторону сломанную шпагу и тянется за кинжалом, а бандитский вожак ощерил рот в немом крике, указывая на них рукой ближайшему сообщнику. Пора вмешаться.

Врубив скорость, я по дуге перемещаюсь вожаку за спину, на бегу прихватывая с земли топор, выпавший из рук бандита, убитого чьим-то метким выстрелом в лоб. Главарь, точно зверь, почуявший опасность, уже начинает поворачиваться в мою сторону, но не успевает — топор с размаха раскраивает ему череп. Вижу вытаращенные от ужаса глаза его сообщника, и бросаю в него свой нож. В реальности этот мой выход занял всего несколько секунд, никто даже толком не понял, что произошло. Но я уже успел выдернуть свой нож из глазницы бандита и скрыться за ближайшим деревом, теперь пытаюсь отдышаться.

— Прими их темные души, Мара! — шепчу я, и в ответ получаю порыв прохладного ветра. Богиня довольна: сегодня она собрала хорошую жатву.

Воздух снова наполнился криками, выстрелами и звоном оружия. Из бандитов на ногах осталось пять человек и один в бегах — остальные или убиты, или валяются на земле, корчась от боли. Те, кто выжил, сбились в кучу и отбиваются со звериным отчаянием, начиная понимать, что удрать теперь уже не получится — или пулю в спину получишь, или удар клинком в затылок. В эту мясорубку я не полезу — там точно свои заденут. Догоню-ка я лучше беглеца, а то как бы он подмогу бандитскую не привел. Кто их знает, этих диких лесных братьев, может у них где-то лагерь неподалеку?

Снова проваливаюсь в вязкую тишину и срываюсь с места. Теперь бегу в ту сторону, где скрылся стрелок. Но вскоре упираюсь в глубокий овраг. Перепрыгнуть его невозможно, а спустишься вниз, так все ноги переломаешь — дно оврага завалено сгнившими стволами деревьев и поросло кустарником. Значит, бандит сейчас бежит вдоль оврага, осталось только понять, в какую сторону. Выныриваю на секунду из тишины и прислушиваюсь. Где-то справа слышен хруст веток, причем недалеко. Видимо, бандит посчитал себя в безопасности и перешел на быстрый шаг.

Догнать его труда не составит, но сделать это нужно очень быстро, чтобы он не успел подготовиться. И я снова делаю рывок, включая свой дар. А настигнув беглеца, идущего по краю оврага, налетаю на него, сшибаю с ног и, перевернув на спину, приставляю нож к его горлу.

— Ну, что сучонок, добегался⁈

Подо мной лежит совсем молодой парень, почти подросток. Лицо плоское, конопатое, нос картофелиной, а рот широкий, как у лягушки — ну, совершенно безобидная внешность. И даже не скажешь, что бандит. От ужаса он начинает подвывать:

— Не убивайте, барин! Пощадите! Я откуплюсь.

— Ну, попробуй! — усмехаюсь я — А деньги-то у тебя есть?

— Есть, барин, есть! Все вам отдам, богом клянусь! Только не губите!

Ишь, как запел: о боге, гаденыш, вспомнил! Но про деньги — это даже интересно. Они мне сейчас точно не помешают. На шее Бекетовых сидеть совершенно не хочется.

— Ладно, веди.

— Куда? — непонимающе лупает он на меня своими зеньками

— К схрону вашему разбойничьему. Или ты думал, что я здесь на пеньке останусь тебя ждать?

— А, ну да… — испуганно мямлит он — пойдемте тогда, барин, туточки рядом совсем.

— Погоди-ка… — говорю я. Наступив коленом на тощую грудь, вытаскиваю веревку, которой вместо пояса подхвачена его длинная рубаха. Потом обматываю ее вокруг грязной шеи, сооружая подобие ошейника и поводка. Особый скользящий узел туго затянется при первом же резком рывке.

— Зачем это⁈ — таращится парень.

— А я что, похож на Ивана-дурака из сказки? Дернешься — придушу!

В рыжих глазах мелькает вдруг такая звериная злоба, что мне становится не по себе. Но уже через секунду передо мной снова испуганный подросток. Может, кто и купился бы, только не я. Встречал таких вот зверенышей в юности, правда, никто из них до матерого волка не дотянул — сгинули все в лихие 90-е.

— Барин, так я ж и не думал бежать!

Ага… прямо так тебе и поверил. Грубо хватаю его за ворот рубахи и рывком ставлю на ноги. Для острастки еще и подзатыльник влепил.

— Соплив ты еще со мной тягаться, щегол. Мамку свою дурить будешь. А, ну шагай!

Получив пинка под тощий зад, звереныш послушно двинулся вперед. Мы идем по еле заметной тропе, которая в низинке переходит на другую сторону оврага. Затем продираемся через молодой ельник. Впереди по курсу лежит вывернутая с корнем старая ель. Под ней зияет темный провал — по виду то ли барсучья то нора, то ли медвежья берлога, хрен разберешь.

— Пришли. Туточки наш схрон — шмыгнув носом, показывает волчонок грязным пальцем на провал под корнями.

— Ну, так доставай свой схрон. Я, что ли туда лезть должен? — говорю ему с усмешкой. Неужели этот дурень думал, что сам туда сунусь? Там ведь и капкан вполне может стоять на любителя чужого добра.

— Барин, веревку-то теперь отпусти, задушишь меня ненароком.

— Угу… помечтай. Лезь, давай, паршивец!

Зло сверкнув на меня глазами, парень становится на четвереньки и заползает в провал. Только сапоги его оттуда торчат. Кстати, весьма неплохие для деревенского подростка, наверняка сняты с кого-то из жертв. Веревку я все-таки слегка ослабил, но из рук ее не выпускаю и нож приготовил. Вот чувствую, что этот шкет задумал какую-то гадость.

Он долго копается там, потом, пятясь задом, выбирается из провала. Вытащив за собой средних размеров сундук, окованный металлическими полосами. Ставит его передо мной и, сделав шаг назад, начинает отряхивать колени.

— Открывай сам! — приказываю я ему, демонстративно поигрывая ножом — Знаю я ваши бандитские замашки, обязательно будет какая-нибудь дрянь в сундуке.

Парня аж перекашивает от такой моей предусмотрительности, но деваться ему некуда. Он, нехотя откидывает крышку и, вдруг резко прыгает в мою сторону.