Я считал, что гораздо важнее вооружиться по мере сил и заранее обсудить, как быть, если все-таки на засаду возле дома нарвемся. Но Истислав меня успокоил

— За домом Василисы присматривают. Если бы заметили слежку, нас бы предупредили. А ежели что непредвиденное вдруг случится — уходи вдоль Ладожки вверх по течению и схоронись в зарослях на берегу. Лодку ты нашу знаешь — подашь знак, и мужики тебя там подберут. А коли погоня будет, так ты у нас парень умелый, отобьешься.

Волхв кивнул на новенький посох, который он вырезал специально для меня, и с которым я уже успел пару раз потренироваться. Нож охотничий тоже беру с собой, а вот от остроги отказался — это уж чересчур!

…Отправились в путь мы после обеда, так чтобы на закате к деревне выйти. Провожать нас высыпали все, включая даже нашего боевого кота.

— Котофей Иванович, остаешься в скиту за старшего! — шутливо приказал я — Вернусь, доложишь, как они здесь себя вели. И проследи, чтобы Петр по утрам тренировки не пропускал. Если заленится — снова дохлую крысу ему подбрось, или ужа.

Южинский фыркнул, но от встречных комментариев воздержался. Лишь попросил быть осторожнее и перекрестил меня на дорогу. Алексей Петрович просто кивнул, прощаясь, поскольку накануне мы с ним обговорили все, что только можно. А вот Василиса удивила — надела мне на шею кожаный мешочек, расписанный рунами.

— Что в нем? — спросил я, разглядывая непонятные знаки.

— Четверговая соль, сама в страстной четверг делала — смутилась девушка — Она целебная, убирает остатки заклинаний и проклятий. А еще это сильный оберег — отражает людскую зависть и ночные кошмары. Мы используем ее в ритуалах очищения и для защиты дома, а простой люд носит для привлечения удачи.

— Это черная такая? — припомнил я стеклянную солонку, которая была и на нашей кухне — А у нас она «костромской» называется, и мы ее просто в еду добавляем.

— Правда? — удивилась Василиса — Нет, лучше эту соль зашить в ладанку и взять с собой в дорогу. Не потеряй, смотри.

Осталось только поблагодарить девушку за заботу, попрощаться со всеми и, не оглядываясь, зашагать вслед за Истиславом сторону болот…

…До Старой Ладоги добрались до приключений. У реки нас уже ждала лодка со знакомыми мужиками, и, поприветствовав друг друга, мы, не мешкая, взяли курс в сторону Волхова. На место прибыли в сумерках, и по дороге к дому снова никого не встретили. Такое впечатление, что с наступлением темноты весь этот небольшой городишко вымирает. Только собаки лениво перебрехиваются, да изредка чьи-то голоса за высокими заборами слышны. А заборы здесь, насколько я понял, непременный атрибут приличного дома — никаких деревенских изгородей, или аккуратного штакетника. Все основательно, по-серьезному…

Дом встречает нас темными окнами и молчаливым Полканом во дворе. Умный пес обнюхал нас, вильнул хвостом — видимо в знак приветствия, и тут же удалился, уступив дорогу к крыльцу. В сенях Истислав безошибочно нашел масляную лампу и зажег ее, пропуская меня первым в горницу. Не сказать, чтобы в доме было холодно, но все же прохладно, и еще заметно, что сейчас здесь никто не живет.

Пока я разбирал вещи, волхв зажег вторую лампу и загремел чем-то в сенях. А вскоре вернулся с двумя ведрами воды.

— Сейчас разожгу огонь и чайник тебе поставлю. Дальше уже сам вечеряй, а я пойду за Бекетовым.

— Истислав, поужинал бы сначала…

— Успеется. Чего человеку зря ждать.

Отказываться от чая я не стал, у меня с розжигом печи пока еще так ловко не получается, как у них — опыта маловато. И кстати, Истислав развел огонь не в самой большой печи, а в пристроенной к ней «плите». Здесь, правда, так ее еще никто не называет, но сама чугунная плита над топкой уже лежит. Только она гладкая, без отверстий — до конфорок никто пока не додумался. Вполне можно опередить англичан, если поспешить.

Волхв вернулся где-то через полчаса, и сначала я услышал его тихий голос во дворе

— Место, Полкан! Свои.

Потом раздались мужские шаги в сенях, и в открывшуюся дверь, пригнувшись, вошел высокий немолодой мужчина…

Бекетов распрямился и замер на пороге, рассматривая меня. Видно не ожидал граф, что внук так сильно изменился. Мне даже показалось, что в его карих глазах мелькнула жалость. Но лицо мужчины осталось невозмутимым.

— Павел, я на часок отойду — выглянул из-за спины графа Истислав. Убедился, что мы не собираемся бросаться друг на друга с кулаками и тихо притворил за собой дверь.

— Ну, здравствуй, Павел — помедлив, проговорил Бекетов

— Добрый вечер, Александр Иванович — вежливо кивнул я, не торопясь вставать из-за стола и тоже с интересом рассматривая «родственника» — проходите, присаживайтесь.

Мы были действительно очень похожи — такой же прямой нос, густые брови, упрямый подбородок. Но сейчас выглядели скорее, как отец с сыном, а не дед с внуком, поскольку Бекетову навскидку можно дать лет шестьдесят от силы, а мне — сильно исхудавшему и с ранней сединой — все сорок. На свои семьдесят этот крепкий высокий мужчина абсолютно не выглядел — у него в темных волосах седины было гораздо меньше, чем у меня! А его идеальная осанка? Сразу видно, что одаренный. Интересно, какой у него родар, и как сильно его звезда напитана энергией?

— Чай будете?

— Не откажусь, пожалуй — хмыкнул граф, не спуская с меня внимательного взгляда

— Присаживайтесь… — поставив перед ним пустую чашку, я сначала налил в нее свежей заварки, а потом сходил к плите за чайником — Уж не обессудьте, Александр Иванович, здесь все по-простому. Может, сделать вам бутерброд с лосиным языком?

— С лосиным? — удивился Бекетов.

— Язык наисвежайший — заверил я — этот лось еще пару дней назад по болотам бегал.

— И кто ж его подстрелил?

— Я. Только не подстрелил, а острогой и охотничьим ножом зверя добыл — не стал перед гостем скромничать и сразу же сделал следующий закономерный шажок к сближению — Александр Иванович, а может, под лося чего-нибудь покрепче чая? Шампанского, уж извините, здесь не держат, а вот полугар у хозяйки дома отличный — чистый, как слеза.

Бекетов усмехнулся на мое предложение, покачал головой:

— Да я шампанского и не пью, изжога у меня от него. А вот хорошего хлебного вина с удовольствием попробую.

Ага, есть контакт…! Под спиртное-то завсегда удобнее отношения налаживать. Я зашел в холодную кладовую, накидал по-быстрому на глиняное блюдо разных солений: капустки, моченых яблок, огурцов и грибов. Прихватил с полки шкалик с самогоном. Вернувшись в горницу, принес с кухни тарелки, лафитники и банку с горчицей, потом принялся нарезать язык на разделочной доске своим охотничьим ножом. Нож у меня остро наточен, так что ломтики из-под него выходили тонкие и аккуратные.

Кажется, Бекетов был сильно озадачен такой моей хозяйственностью, и не смог смолчать.

— Чего сам носишься по дому? Велел бы слуге на стол накрыть.

— Истислав не слуга, он мой товарищ. Да, мне и самому не трудно…

Красиво разложив на хлебе ломтики языка и, украсив бутерброд дольками соленого огурца, я поставил тарелку перед «дедом». Наполнил из шкалика лафитники.

— Ну, что, Александр Иванович, за наше знакомство? Мне ведь теперь заново приходится с людьми знакомиться. И не только с людьми. Странное это дело, скажу я вам — не помнить свое прошлое… очень странное. Но жизнь продолжается, и приходится жить дальше.

Бекетов покачал головой, молча, чокнулся со мной и опрокинул в себя рюмку. Крякнул, оценив крепость василисиного полугара, и взялся за бутерброд. Пару минут мы наслаждаясь нежным мясом, и никто не спешил начинать разговор. Наконец, мой гость вытер руки и рот салфеткой, вздохнув, признался:

— Скажу, как на духу: не поверил я сначала покойному Володару, что ты сильно изменился. Думал, не бывает так, чтобы и внутри человек другим стал. Ведь гонору в тебе, Паша, было столько, что с лихвой на троих бы хватило. Ан, нет… Видно Господь каждому второй шанс дает. Удивил ты меня, Павел… удивил…