Подхожу к окну, выходящему во внутренний двор бекетовского особняка, и вижу причину птичьего переполоха — местный кот залез на дерево и пытается добраться до воробьиного гнезда, расположенного под крышей каретного сарая. Непорядок… Шуганув кота, запустив в него огарком свечи, иду умываться и приводить себя в порядок. Во время утренних процедур с грустью вспоминаю Котофея. Уж тот бы на такую мелочь, как воробьи, даже размениваться не стал — сразу бы ворону завалил. Как он там теперь на болотах поживает — снова один в скиту обитает, или в деревню подался, поближе к своему кошачьему гарему? Надеюсь, лесной разбойник хоть иногда вспоминает о нашей славной совместной охоте…

Кто-то стучится в дверь, и я, вытерев лицо полотенцем, выглядываю из туалетной комнаты. Ванной комнатой ее назвать язык не поворачивается, здесь даже лохани нет. Не говоря уже о настоящей эмалированной ванне и водопроводе. О душе и ватерклозете пока только мечтать можно. В наличие лишь скромный туалетный столик с зеркалом, медный расписной таз, да кувшин с теплой водой. И специальный ящик с мягким сидением, внутри которого стоит ведро, изображающее из себя унитаз. На этом все удобства закончились, и спасибо еще, что они не во дворе находятся.

— Пап, ты уже проснулся? — слышу я голос Вики — мы завтракать садимся…!

…Завтрак накрыт в той же столовой, где мы вчера пили чай. Утром эта комната залита солнечным светом и выглядит еще приятнее, чем вечером при свечах.

— Чем нас сегодня балуют? — спрашиваю я, целуя в макушки по очереди жену и дочек.

— Твои любимые оладьи! — докладывает Нюся — с вишневым вареньем и медом.

— А сметанки нет?

— За ней еще на рынок придется идти — расстроенно вздыхает жена — кухарка не досмотрела, и сметана на леднике испортилась. Так эта нахалка еще пыталась спорить, что сметана свежая! Я уже объяснила ей, что подобный номер со мной не пройдет, но… Боюсь, все же придется убирать, эту грязнулю. Еще не хватало нам чем-нибудь отравиться по ее вине!

— Только поговори об этом сначала с тетушкой, ладно? А, кстати, где она?

— Мария Ивановна еще не вернулась с утренней службы, а Александр Иванович сейчас подойдет, я уже за ним сбегала! — бодро рапортует младшенькая — Пап, а мы сегодня поедем смотреть город?

— Если только после обеда. Сейчас у нас с Александром Ивановичем дела.

— И очень важные дела! — подтверждает с порога дядюшка — Всем доброе утро! А чем это здесь так вкусно пахнет?

Дальше наше семейство дружно приступает к завтраку. Приятная семейная идиллия… Слуг Лена отпустила и вполне справляется за столом сама, подкладывая нам на тарелки румяные, ноздреватые оладушки. Бекетов лучится удовольствием, распробовав очередной кулинарный шедевр снохи, снисходительно слушает щебет девчонок. Дочки узнали, что где-то в особняке есть пианино, и теперь все в предвкушении проверить, как оно звучит. За время путешествия дядюшка привык к их манере общаться и, кажется, она его очень забавляет.

— Сейчас Глаша еще омлет принесет — предупреждает жена.

— Милена, ты меня так совсем закормишь, я стану толстым и ленивым — смеется Бекетов.

— Наговариваете на себя, Александр Иванович, вы выглядите превосходно! — парирует жена — А вот тебе, Костик, точно не мешает поправиться. Посмотри в зеркало — одна кожа да кости.

— Правда, пап, ты что-то очень худой! — поддерживает Лену Нюся — нужно тебя срочно откормить.

— На себя посмотри: бледная, как поганка! — отшучиваюсь я, но в душе согласен с дочкой: мяска бы точно не мешало нарастить.

— Я девочка, мне можно. А мужчины должны быть высокими и крепкими, как Александр Иванович.

— Дядюшка, меня обижают! — шутливо жалуюсь я Бекетову.

— Тут я тебе не помощник! — ловко отмазывается тот — На споры с женщинами мужская солидарность не распространяется.

В этот момент в гостиной появляется вернувшаяся домой Мария Ивановна. Дядюшка отодвигает свободный стул, усаживая сестру рядом с собой.

— И кто здесь моего любимого племянника обижает? — улыбается тетушка.

— Вот эти трое — сдаю я свое семейство, показывая на них вилкой — критикуют отца, не соблюдая никакой субординации. Предлагаю их наказать и не подпускать к пианино, к которому они так рвутся.

— Ну, разве можно наказывать таких славных девочек? — шутливо возражает тетушка — Барышни, а кто из вас музицирует?

— Вика у нас хорошо играет, а я только чуть-чуть… — признается Нюся.

— Тогда после завтрака обязательно отведу вас к пианино — обещает Мария Ивановна и многозначительно смотрит на меня — Костя, через два дня приедут… твои друзья. Поторопись с неотложными делами.

Ого…! Вот это отличные новости! Я довольно откидываюсь на спинку стула и мысленно пробегаю по списку намеченных на сегодня дел. Вроде бы должен все успеть. Но если что-то и не успею, то можно вернуться к этому чуть позже. В конце концов, до нашего имения Лужки меньше часа верхом, при большой необходимости можно будет и оттуда съездить в Кострому…

В этот день мы с Бекетовым успеваем переделать кучу дел — начиная с моих документов и заканчивая посещением модного местного цирюльника. Особо удачно получилось у нас с визитом к губернатору Баумгартену. Выяснилось, что тот сейчас находится в Петрополе, и мое представление губернатору откладывается на неопределенное время. Отлично! Но я удивился, когда увидел, что резиденция губернатора — это далеко не самое большое и помпезное здание в Костроме. Оказывается, самый шикарный особняк, расположенный на центральной Екатеринославской площади, принадлежит сенатору Борщеву.

Мы сдали в канцелярии губернатора мой загранпаспорт, зарегистрировали прибытие Рамы, договорились со стряпчим, чтобы составить с гуркхом письменный договор о найме. Ему же я хотел поручить составить документ о моем удочерении Вики и Ани.

Но здесь меня ждал очень неприятный сюрприз — пока это сделать невозможно. Невзирая на то, что родная мать девочек на это согласна. Ряд условий нынешнего закона вполне мною соблюдены: я старше тридцати лет, старше девочек на восемнадцать лет, мы с ними одного с ними вероисповедания и одинаковых гражданских прав, т.е. принадлежим к одному сословию. Но оказывается, выполнения только этих условий недостаточно! Главное — дети сами должны достигнуть четырнадцати лет к моменту удочерения, чтобы дать свое осознанное согласие.

Ладно, предположим, что мы могли бы подождать пару лет, пока Нюсе не исполнится четырнадцать. Но по этому же закону, если у нас с женой в ближайшее время родятся общие дети, то удочерить девочек станет вообще невозможно! Закон империи стоит в первую очередь на страже интересов законных наследников, чтобы потом им не пришлось делить доставшееся от предков состояние с человеком со стороны. Блин…! Еще и свою фамилию дворянам можно передать удочеренным девочкам только с личного разрешения императора, после запроса на его высочайшее имя.

Конечно, оставался еще один путь — признать девочек внебрачными детьми и узаконить их, как своих родных дочерей. Но это означало вдрызг уничтожить репутацию Милены и дать Олениным в руки такие козыри, что последствия этого даже просчитать невозможно. Они ведь не упустят случая затеять судебную тяжбу о признании ее брака с Олениным незаконным. И я уже не говорю о том, что нас элементарно поймают на лжесвидетельстве — ведь младшая Анастасия родилась в 1814 году, когда Константин Бекетов жил за границей.

— Расстроился…? — спрашивает меня Бекетов на выходе из канцелярии губернатора — Прости, племянник, но я не могу понять твоего маниакального желания удочерить девочек Милены.

— Они обе должны носить мою фамилию, как и их мать — это не обсуждается. Никаких Олениных в нашей семье не будет.

— Тогда подожди до осени. Уж в такой просьбе Алексей Петрович тебе точно не откажет.

Угу… осталось самая малость — возвести Романова на трон и потом подать прошение новому императору! Но, конечно, я и сам понимаю, что другого способа дать девочкам фамилию Бекетовых, нет.