Купец дождался кивка Абдура-ибн-Калыма и продолжил:

– Голос гремел все сильней: «Встань на мой путь! Я – тот, кому подвластна смешная ворожба, заклявшая твое узилище! Стань моим верным слугой, и я сделаю тебя повелителем тысяч!» На мгновение в чистые воды моих помыслов заплыла хищная рыба гордыни. Я шагнул к двери, коснулся ее рукой, но сейчас же отдернул, ибо тьму, сгустившуюся над моей душой, вспорол яркий луч совести. «Прости, неведомый и всесильный дэв, – сказал я, не открывая рта. – Видит небо, я далеко не праведник, только все же стараюсь водить свой караван дорогами истины». Ярость и пыл ответа чуть не сжег мое существо: «Ты жестоко раскаешься, раб! Изыди!» В тот же миг я очнулся в страшном смятении чувств, потный, будто работал в горячей шахте, и силился уснуть час или два. Сердце стучало, словно кузнечный молот, слезы текли из глаз. Я скорбел о милом Хусейнобаде и корил себя за страсть наживы…

Персиянцы смотрели друг на друга, потом Торгаши-Керим спросил:

– Правильно ли я отверг посулы и угрозы злобного дэва?

– Это просто сон, – улыбнулся тонколицый Абдур-ибн-Калым и уставился на свои ладони, покоящиеся на коленях. – Но ты поступил верно, хозяин.

Демобилизованный ефрейтор Егор Васильевич Емельянов невзирая на исполинскую силищу и многочисленные победы над супостатами, все же был еще пацан пацаном. Настоящий мужчина, если уж признаться откровенно, в душе остается мальчиком до самой пенсии.

До расставания Егор плыл, куда потянет Иван, сейчас настало время самостоятельных решений. Ефрейтор отнюдь не был безмозглым хвостом Старшого, просто именно в этом мире брат ориентировался и поступал значительно успешнее, чем он.

Двигаясь на юго-восток, Егор миновал пару деревень, перебрался вброд через несколько речушек. На дорогу до Отрезанского княжества парень потратил три дня. Погода была по-прежнему жаркой, но по ночам ефрейтору, как и Старшому, добрую службу служил плащ из куницы. В отличие от Ивана Емельянов-младший не боялся спать в лесу, потому что его охранял неутомимый Колобок, готовый разбудить при первых признаках опасности.

От Хлеборобота вообще была сплошная радость: он и сигнализацией служил, и скуку развеивал разговорами да побасенками.

В Отрезанском княжестве сначала царило лиственное редколесье, потом начался густой бор, соответствующий российской Мещере. Впрочем, Егор этой подробности не знал. Наткнувшись на затерянную в лесах охотничью деревеньку, жители которой ходили на пушного зверя, оленя и дичь, ефрейтор уточнил дорогу к болотам. Мужики-добытчики посмотрели на гостя как на слабоумного, но промолчали.

– Я Ерепня ищу, – виновато пояснил Егор, прочитав в глазах охотников свой диагноз.

– Чур меня, чур! – призвали в помощь пращуров мужики и поспешили скрыться в домах.

Пожав здоровенными плечами, дембель поехал дальше.

Углубившись в дебри, он чуть не переломал ноги кобылке-тяжеловозу. Здесь же встретил медведя.

Зверь сидел совсем как человек, сгорбившись и положив переднюю лапу на колено задней. Вид у него был удрученный и растерянный, будто он думал: «Ну что за осень такая? Где зима-то?»

Увидев конника, медведь нехотя поднялся.

Егор не заробел. Он полностью восстановил силы после болезни, в чем убеждался каждое утро, занимаясь гимнастикой. Фактически парень был абсолютно уверен, что поборет огромного медведя и не вспотеет. Лошадь прянула ушами, но, почуяв спокойствие наездника, решила не дергаться.

Несколько секунд ефрейтор и зверь глядели друг другу в глаза. Потом мишка махнул лапой, дескать, а ну тебя, и ушел куда-то за бурелом.

– И почему это животные разумнее человека? – Емельянов-младший усмехнулся, вспомнив, что в похожей ситуации многие люди почему-то норовили втянуть его в драку.

К вечеру четвертого дня начались болота. Егор объезжал озерца и камышовые заросли, гадая, где можно найти пресловутого Ерепня.

Воображение рисовало этакого замшелого лешего, похожего на обрубок дубового ствола, с ветками-руками да корнями-ножищами. Настораживало имя. Видимо, Ерепень слыл любителем повыпендриваться и посвоевольничать. С таким не забалуешь. Лешие ведь способны и заморочить, заблудить путника.

– На самом деле лешака можно вызвать, – поделился знаниями Колобок. – Покричи его, только повежливее.

Дембель принялся орать, все яснее понимая, что ищет иголку в стоге сена. Не дожидаясь темноты, разбил лагерь в сухом пролеске.

Неестественное потепление, вызванное Злодием Худичем, свело природу с ума. Ноябрьские комары роились вокруг Егорова костра, в лицо лез наглый гнус, а в ближайшем затянутом тиной пруду квакали сотни лягушек, вошедшие в неурочный брачный период.

Флегматичная каурка обмахивалась длинным хвостом и жалась ближе к дыму, хотя и чихала. Колобок рекомендовал найти полыни и бросить в костер. Дембель осмотрел окрестности. Полыни не было. Зато перед самым закатом подул ветер, и мошкару с комарьем прибило к траве.

Егор отправился к озерцу умыться и случайно услышал голос. Кто-то рассказывал сказку:

– Жила-была принцесса-лягушка в грязном болоте. И захотела она замуж. Вышла в чисто поле, выстрелила из лука. Попала стрела к Ивану-царевичу. «Женись на мне, Иван-царевич! – И прыг ему на руки. – Дай-ка я тебя поцелую». Поцеловались, закрутило их, ударился Иван-царевич оземь и обернулся царевичем-лягухом. И жили они недолго и несчастливо, зато быстро отмучались в один день. Жаба задавила.

Аккуратно раздвинув сухостой, парень увидел большую лягушку, сидевшую на камне. Перед ней из мутной воды торчали мордашки головастиков. Мелюзга заметила дембеля и ринулась на глубину. Рассказчица повернулась к Егору, возмущенно квакнула: «Подслушивать нехорошо!» – и бултыхнулась в воду.

Наверное, она долго тренировалась, потому что поднятые ею обильные брызги прилетели точно в лицо воронежца. Оставалось лишь утереться.

– Отрыв башки, – прокомментировал Егор.

Утром парню повезло. За следующим прудом обнаружилась старая дорога. На высохшем дереве висел полуистлевший указатель: «До Ерепня рукой подать».

Через полчаса дорога исчезла, уступив место болоту. Ефрейтор направил тяжеловоза в воду. Было неглубоко. Добравшись до ряда криво торчащих деревьев-гнилушек, Егор очутился на большой почти сухой поляне, в центре которой было круглое озерцо, где цвели поразительной красоты лилии. Здоровенные, пахучие, они качались без всякого ветра. Ефрейтор спрыгнул с лошади, дотянулся до ближайшего бутона, тот ответил тихим звоном. С фиолетовых лепестков поднялась какая-то пудра и осела на воду.

Аромат успокаивал, захотелось посидеть на бережку, но парень решил не терять времени даром и двинулся вперед. Он продрался сквозь старый камыш, ведя тяжеловоза под уздцы, и попал на затопленное пространство. Было по щиколотку. Не желая топтаться по воде, Егор раздраженно проговорил:

– И где же искать этого Ерепня?

На поверхности болотной жижи появился пузырек воздуха, стал расти, вымахав до полусферы метрового радиуса. Ефрейтор Емеля увидел в мутной пленке свое расплывчатое отражение, а затем пузырь лопнул, забрызгав форму и лицо Егора.

Стерев торфяную грязь рукавом, дембель узрел на поверхности болота компьютер. Простой, бытовой. Монитор на десктопе. Ни клавиатуры, ни мыши. Коричневая жижа стекала с него вязкими волнами. Из всех щелей сочилась рыжая вода.

Когда монитор мигнул и на нем проступила картинка, Емельянов-младший ошалел полностью. Брови, глаза, острый нос, рот… Схематичный лик, похожий на смайлик или детский рисунок.

Лик ожил – демонически нахмурил брови, прищурился, уголки черточки-рта загнулись вниз.