— Про­тив­ный маль­чиш­ка! Ес­ли бы те­бя ви­де­ла твоя мать… Вот по­зо­ву сей­час сто­ро­жа.

Оли­вье не от­ве­тил, вер­нул­ся, не­ся в ру­ках свой за­ме­ча­тель­ный ко­раб­лик, и стал су­шить но­ги на сол­ныш­ке. Он еще по­иг­рал с ко­ра­бель­ным вин­том, обул­ся и ушел с до­воль­ной улыб­кой.

Маль­чик бро­дил по ал­ле­ям, вос­хи­щен­но смот­рел на по­кры­тые неж­ной тра­вой лу­жай­ки, ого­ро­жен­ные шта­кет­ни­ком, лю­бо­вал­ся ис­кус­ст­вен­ны­ми уте­са­ми, це­мент­ны­ми из­го­ро­дя­ми, вы­кра­шен­ны­ми под де­ре­во, зе­ле­ным мхом у под­но­жия ста­туй, по­том ос­та­но­вил­ся око­ло од­но­го ста­ри­ка, ко­то­рый пря­мо с губ кор­мил го­лу­бей хле­бом, шел даль­ше и по пу­ти на­жи­мал на пло­ские кноп­ки фон­тан­чи­ков, пус­кав­ших струй­ки во­ды для пи­тья, сле­дил за жен­щи­ной, про­да­вав­шей ли­ло­вые би­ле­ти­ки тем, кто хо­тел по­си­деть на ме­тал­ли­че­ских стуль­ях, под­дал но­гой чей-то за­блу­див­ший­ся мяч, пой­мал на хо­ду сер­со, в ко­то­рое иг­ра­ла де­воч­ка…

На­ко­нец он вы­шел из скве­ра, гром­ко стук­нув ре­шет­ча­той двер­цей, и дви­нул­ся к рын­ку Сен-Пьер, где до­мо­хо­зяй­ки пе­ре­би­ра­ли ку­по­ны ма­те­рии, про­да­вав­шей­ся здесь со скид­кой. На ули­це Ан­д­ре-дель-Сар­те Оли­вье ос­та­но­вил­ся око­ло лав­ки уголь­щи­ка, где ка­кой-то муж­чи­на в си­ней кре­сть­ян­ской блу­зе и чер­ной шап­ке иг­рал на ак­кор­де­о­не на­род­ный та­нец бур­ре для сво­их зем­ля­ков, ко­то­рые при­ня­лись петь «Иой­ет». На ули­це Клинь­ян­кур, ря­дом с «Па­ле де Ну­во­те», два рас­клей­щи­ка афиш ус­та­нав­ли­ва­ли пе­ред до­ща­тым за­бо­ром свою стре­мян­ку. Он раз­гля­ды­вал ру­ло­ны афиш, длин­ные ци­лин­д­ри­че­ские вед­ра с кле­ем, в ко­то­рый об­ма­ки­ва­лись щет­ки. По ме­ре то­го как афи­ши, бле­стя­щие от клея, рас­пла­сты­ва­лись на дос­ках, маль­чик жад­но чи­тал, уз­на­вая, что «Го­лу­бая Пти­ца» сэ­ра Маль­коль­ма Кэм­пбел­ла ос­на­ще­на ши­на­ми фир­мы Дан­лоп, чтоСиль­вик­рин спо­соб­ст­ву­ет рос­ту во­лос, чтоар­тист Пьер Фре­ней иг­ра­ет в те­ат­ре роль Гут­та­пер­че­во­го Ва­лен­ти­на, аЛюсь­ен Мю­ра­тор уча­ст­ву­ет в ки­но­филь­ме «Не­из­вест­ный пе­вец».

Оли­вье уже дав­но ув­ле­кал­ся чте­ни­ем стен не ме­нее, чем книж­ка­ми с кар­тин­ка­ми. Всю­ду изо­бра­жа­лись де­тиш­ки, осо­бен­но час­то вот этот, ма­лыш с тра­гич­ной судь­бой, с мы­ла «Ка­дум» (го­во­ри­ли, что ре­бе­нок, чье ли­чи­ко бы­ло сфо­то­гра­фи­ро­ва­но для этой рек­ла­мы, вско­ре умер, и его мать ры­да­ла, ви­дя свое ди­тя на всех сте­нах), в рек­ла­мах встре­чал­ся и дру­гой тол­сто­ще­кий кре­пыш с пач­ки пи­та­тель­ной сме­си фир­мы Май­зе­на, той са­мой сме­си, что рас­тит чу­дес­ных де­тей, и еще один ре­бя­те­нок с бан­ки дет­ской каш­ки фир­мы Бле­дин, на­зы­вав­шей се­бя вто­рой ма­те­рью. Тут на сте­нах бы­ло так мно­го при­мель­кав­ших­ся пер­со­на­жей: негр фир­мы «Ба­на­ниа» и его воз­глас: «Ай, вкус­но!», пря­мо как с ко­ло­ни­аль­ной вы­став­ки, Пьер­ро с по­учи­тель­но под­ня­тым паль­цем, ука­зую­щим на за­бав­но со­кра­щен­ную над­пись: Le K.K.O. L.S.K. est S.Ki[7], ма­лень­кий ков­бой на си­га­ре­тах Бал­то, по­сол с мо­но­клем на ко­роб­ке си­гар «Ди­пло­мат», два маль­чи­ка — бе­лый и крас­ный — с под­но­са­ми в ру­ках на яр­лыч­ках апе­ри­ти­ва «Сен-Ра­фа­эль Квин­ки­на», ог­не­ды­ша­щий че­ло­ве­чек фир­мы Тер­мо­жен, две де­ви­цы с лам­поч­ка­ми — «ма­лень­кие Вис­со да­ют боль­шой свет!». Что же ка­са­ет­ся дев­чуш­ки с шо­ко­ла­да фир­мы Ме­нье, то ей уже ост­риг­ли длин­ные ко­сы, вы­бро­си­ли кор­зи­ноч­ку и сти­ли­зо­ва­ли бо­лее со­вре­мен­но — те­перь она про­сто тень, ко­то­рая пи­шет на сте­не.

На ули­це Ла­ба тор­го­вец крас­ка­ми мсье Пом­пон в бе­лом ха­ла­те и со­ло­мен­ной шля­пе уже сто­ял пе­ред две­рью ма­га­зи­на с яр­ко раз­ма­ле­ван­ны­ми де­ре­вян­ны­ми пан­но, об­ра­зую­щи­ми на­гро­мо­ж­де­ния гео­мет­ри­че­ских фи­гур в сти­ле са­мо­го ди­ко­го ку­биз­ма. Ко­гда Оли­вье был ма­лень­ким, этот тор­го­вец по­да­рил ему аль­бом об­раз­цов обо­ев, на из­нан­ке ко­то­рых маль­чик вы­во­дил свои пер­вые па­лоч­ки и ца­ра­пал пер­вые ри­сун­ки: кош­ки с под­ня­тым пал­кой хво­стом, ку­роч­ки, ла­пы ко­то­рых на­по­ми­на­ли цве­точ­ные ле­пе­ст­ки, ут­ки об­те­кае­мой фор­мы.

Оли­вье, за­ло­жив ру­ки за спи­ну, вос­тор­жен­но обо­зре­вал чу­де­са, вы­став­лен­ные в вит­ри­не и осо­бен­но в той ее час­ти, где ле­жа­ли нож­ни­цы и кар­ман­ные но­жи. Пре­де­лом его меч­та­ний был швей­цар­ский ко­рич­не­во-крас­ный но­жик с ше­стью лез­вия­ми, ук­ра­шен­ный кре­стом — гер­бом Гель­ве­ции — и снаб­жен­ный коль­цом для це­поч­ки. Этот но­жик ка­зал­ся ему та­ким же ве­ли­ко­леп­ным, как юве­лир­ная дра­го­цен­ность. Оли­вье им дол­го, дол­го лю­бо­вал­ся, за­тем пе­ре­вел взгляд на тор­ча­щий жи­вот мсье Пом­по­на, а ко­гда гла­за маль­чи­ка встре­ти­лись с гла­за­ми тор­гов­ца, он чуть бы­ло не спро­сил це­ну это­го но­жа. Но ис­пу­гав­шись, что це­на ока­жет­ся со­кру­ши­тель­ной, Оли­вье ог­ра­ни­чил­ся фра­зой: «Здрав­ст­вуй­те, мсье Пом­пон!» — на что хо­зя­ин лав­ки от­ве­тил весь­ма лю­без­ным при­вет­ст­ви­ем.

Ули­ца Ла­ба, ко­гда не бы­ло солн­ца, вы­гля­де­ла мрач­ной и тем­ной. Око­ло бу­лоч­ной Оли­вье был вы­ну­ж­ден от­ско­чить в сто­ро­ну, чтоб из­бе­жать столк­но­ве­ния с не­су­щей­ся во весь опор вниз по скло­ну те­леж­кой Ло­пе­са, ху­ли­га­на из ху­ли­га­нов с ули­цы Баш­ле. Оли­вье по­смот­рел на Ло­пе­са, ко­то­рый, стоя на ко­ле­нях в сво­ей са­мо­дель­ной те­леж­ке на под­шип­ни­ках, с боль­шой лов­ко­стью обо­гнул угол ули­цы Лам­бер.

Маль­чик вспом­нил, что и у не­го был не­ко­гда свой под­шип­ник, но это ему по­ка­за­лось та­ким да­ле­ким. Оли­вье за­ду­мал­ся о том, ку­да же дел­ся этот под­шип­ник, и стал во­ро­шить свою на­мять. На­ко­нец пе­ред его гла­за­ми воз­ник ящик, до от­ка­за на­би­тый вся­кой ме­ло­чью, ко­то­рую Вир­жи­ни на­зы­ва­ла «твои без­де­ли­цы». Да, под­шип­ник был там, он так бле­стел сре­ди всех этих про­бок, ве­ре­во­чек, де­ре­вян­ных ду­док, ря­дом с плю­ше­вым миш­кой, кау­чу­ко­вы­ми про­клад­ка­ми от пив­ных бу­ты­лок, кар­тон­ным па­ке­ти­ком из ма­га­зи­на «О Мю­ге», во­ен­ным кре­стом его от­ца, от­верт­кой, боль­шой тол­стой ре­зин­кой. Но ку­да по­де­вал­ся сам ящик?

Оли­вье еще дол­го вспо­ми­нал, по­ка все вне­зап­но не про­яс­ни­лось: в их га­лан­те­рей­ном ма­га­зи­не этот ящик был под при­лав­ком по­след­ним сле­ва. Как стра­ст­но за­хо­те­лось ре­бен­ку тут же от­крыть ящик и вы­та­щить свой под­шип­ник, и это вновь при­чи­ни­ло ему боль. По­че­му же за­кры­та ла­воч­ка, за­пер­ты де­ре­вян­ные став­ни, за­чем нуж­ны эти пе­ча­ти на две­рях, от­че­го это ужас­ное за­пус­те­ние?

Ра­ме­ли по­здо­ро­вал­ся с ним, но Оли­вье его не за­ме­тил. Он во­шел че­рез подъ­езд до­ма во внут­рен­ний дво­рик, за­став­лен­ный зе­ле­ны­ми рас­те­ния­ми в горш­ках кир­пич­но­го цве­та, и, по­дой­дя к ок­ну ла­воч­ки, по­пы­тал­ся при­от­крыть став­ни. По­том стал смот­реть в щель ме­ж­ду створ­ка­ми и раз­ли­чил бе­лую мас­су ма­те­рин­ской кро­ва­ти с от­ки­ну­тым сте­га­ным одея­лом, буд­то кто-то го­то­вил­ся сей­час лечь спать. Так как маль­чик на­стой­чи­во ду­мал о под­шип­ни­ке, об­раз ма­те­ри не сра­зу воз­ник пе­ред ним. Он смот­рел на этот вы­мер­ший мир, как на экс­по­зи­цию му­зея, ос­та­нав­ли­вая свой взгляд то на од­ном, то на дру­гом пред­ме­те: вот боль­шой бу­диль­ник со звон­ком, чер­ны­ми рим­ски­ми циф­ра­ми и ос­та­но­вив­шей­ся стрел­кой, вот обои с вы­цвет­ши­ми фи­ал­ка­ми, а вот и шкаф с оваль­ным зер­ка­лом. В нем ви­се­ла ма­ми­на оде­ж­да, ее пла­тья, до­ж­де­вик, две ша­поч­ки: од­на вро­де ка­по­ра с си­ней лен­той, дру­гая как кол­па­чок из сафь­я­на, с ма­лень­кой се­точ­кой, чтоб под­дер­жи­вать ло­ко­ны.

Ко­гда Вир­жи­ни оде­ва­лась пе­ред вы­хо­дом в го­род, Оли­вье го­во­рил ей: «Ма­моч­ка, ка­кая же ты кра­си­вая!», и она от­ве­ча­ла: «Как этот мо­ло­дой че­ло­век лю­бе­зен!» Они час­то вы­хо­ди­ли вме­сте и то от­прав­ля­лись в ки­но «Ге­те-Ро­ше­шу­ар» по­смот­реть аме­ри­кан­ские филь­мы, уно­сив­шие их в иной мир — «Тар­зан», «Че­ло­век-не­ви­дим­ка», «Бен-Гур», — а так­же уви­деть ко­ми­ков Ло­ре­ла и Хар­ди, Ча­п­ли­на, Бас­те­ра Ки­то­на, Га­роль­да Ллой­да, за­став­ляв­ших их кор­чить­ся от сме­ха, то шли к по­став­щи­кам га­лан­те­рей­ных то­ва­ров на буль­вар Се­ба­сто­поль, ули­цы Ка­ир, Же­нер, Сан­тье. Они са­ди­лись в мет­ро в на­прав­ле­нии Ша­то Руж, схо­ди­ли на «Ре­о­мюр-Се­ба­сто­поль», и Оли­вье уже знал наи­зусть все ос­та­нов­ки это­го мар­шру­та, по­вто­ряя их как при­пев: «Бар­бес-Ро­ше­шу­ар», «Гар-дю-Нор», «Гар-дел'Эст», «Ша­то-до». На об­рат­ном пу­ти он по­мо­гал ма­ме не­сти па­ке­ты с лен­та­ми, тка­ня­ми, ка­туш­ка­ми. Ино­гда они уд­ли­ня­ли свою про­гул­ку, де­лая крюк че­рез ры­нок на Цве­точ­ной на­бе­реж­ной, и на­ве­ща­ли тор­гов­цев се­ме­на­ми и про­дав­цов птиц на на­бе­реж­ной Лувр, пе­ред тем как от­пра­вить­ся в оверн­скую пив­ную «Озарм-де-ля-Виль», что на­про­тив уни­вер­ма­га «Ба­зар-дель-отель-де-Виль», и по­есть там ва­фель, за­пи­вая их ста­кан­чи­ком раз­но­цвет­но­го кок­тей­ля.