Я не думаю о растянутых бицепсах, плечах и ногах. И на хуй острую боль, которая неожиданно просыпается в животе. Я оседаю, неестественно согнувшись. Слишком долго сижу. Сидеть пригнувшись ненапряжно, если ты можешь двигаться. А я не могу. Могу только моргать и дышать, а ещё целиться Серёге в хайло и смотреть, как рассеивается пыль.

Нож, что валяется под рукой у этого уёбка, весь умаслен кровью. Лерка плачет. Подо мной что-то хлюпает, будто этот мужик обоссался или типа того. Но мочи внизу никакой нет. Только кровь бодро накапывает, а мой кроссовок на ней скользит, как на ледяном озере. О, знаете, что? Ненавижу лёд... и озеро. У меня плохие воспоминания об этом. Шрам на брови в память об одном случае... кажется, я уже рассказывал, да? Ладно, ладно, не ори ты так, хочется сказать Лерке, как-то успокоить её, но сил вообще нет. Я заваливаюсь набок и просто закрываю глаза. Страшно хочется спать. Вот и всё.

Ништяк. Я просыпаюсь из-за того, что страшно чешется ягодица. А почесать её нет возможности. Дело в том, что я снова в больничной койке. Я чувствую этот запах, так пахнет спиртовой раствор и резина, в которую принято справлять нужду каждому, кто очухивается под капельницей. Ништяк, думаю про себя, разглядывая потолок. На сей раз весьма приличный, без единой трещины и жёлтого налёта. Ну, блин, ништяк... только наоборот.

Мне едва удаётся пошевелить головой, как уже хорошо знакомые датчики начинают усиленно и мерзко пищать. Вскоре у моей койки собирается целая команда спасателей в белых халатах. Они что-то обговаривают, пытаются донести до меня некую мысль, но я ваще не въезжаю, чё им надо. Тяжело мне даётся думать в последнее время. Я прикрываю глаза на секунду, но секунда, как оказывается позже, растягивается ещё на несколько часов.

В следующий раз пробуждение выходит куда более приятным. Я чувствую запах фруктов, предположительно груш, и они пахнут просто бомбезно.

Как только я открываю глаза, то передо мной предстаёт Леркина физиономия. На нём несколько лейкопластырей, а ещё небольшой синяк у губы, только позеленевший. Предположительно недельной свежести. Нехуёво так-то я поспал.

Я кое-как двигаю рукой и достаю до своей ягодицы, удовлетворив затянувшуюся потребность. Заметив моё шевеление, Лерка тоже просыпается.

Она садится ровно и молча смотрит на меня. Я тоже смотрю, но молчу не потому что хочу, а потому что не могу произнести ни слова. Хотя вопросов у меня много. В глотке всё пересохло, могу только хрипеть. И я начинаю хрипеть, чтоб задать первый вопрос.

— Он ударил тебя ножом. Несколько раз, — отвечает Лера на самый главный, — но важные органы не задеты, хотя ты потерял много крови.

После этого она молчит ещё какое-то время. Встаёт со стула и обходит кровать, чтобы раздвинуть занавески. Я морщусь от хлынувшего в комнату света, а когда глаза попривыкают, моему взору предстаёт чумовой вид. Одна зелёная ветка дерева легонько стучит в окошко, будто хочет зайти и поздравить меня с тем, что я живой.

— Если бы полиция не приехала, вероятно, ты бы умер, — выдыхает Лерка, возвращаясь на своё место. — Это Паша их привёл. Лариса мне всё рассказала.

Я выгибаю бровь в надежде, что Лерка меня поймёт. И она понимает, будто между нами установлена некая связь, спеша пояснить:

— Всё рассказала. Про тебя. Про меня. Про нас. Что ты спас меня, тогда и сейчас. Я не знаю, что чувствую насчёт всего этого, — жалобно всхлипывает Лера, щупая собственные кончики пальцев с таким видом, будто она в чём-то виновата. — Прости, что моя жизнь доставила тебе столько проблем...

Я совершаю над собой огромное усилие, когда поднимаю тяжёлую руку и кладу её поверх её холодных пальцев. Тут же становится легче дышать. Лера поднимает на меня глаза, полные слёз, а я улыбаюсь ей одними глазами, не произнося этого, но громко думая: «Как же я рад, что ты жива».

***

Была середина дня, народу почти никого. Только несколько чуваков, которые обедают, ржут и наливаются пивом у задней стены. Я торчу тут уже минут десять как идиот в ожидании одного придурка. Этот придурок обычно не опаздывает, когда дело касается пар, но здесь нет ни пар, ни преподов, только я, Валерка Рыков.

— Салют, — здоровается Паша, подходя к столу в компании немолодого господина. Я тут же встаю с места и протягиваю ему руку для рукопожатия, а уже потом киваю Паше. Весь на лёгком нервяке. Для меня это важная встреча. — Как себя чувствуешь после выписки? — Интересуется Паша, занимая место на противоположном диване вместе со своим спутником.

— Сносно, — я пожимаю плечами. — Двух недель недостаточно для полного восстановления. Врачи сказали, что на это могут уйти месяцы, а потом ещё годы на то, чтобы шрамы побелели, — я задираю край футболки и демонстрирую этим двоим свои швы.

— На тебе как на собаке, — хмыкает малознакомый мне мужчина. Я довольно шмыгаю носом. Для меня это почти что комплимент. — Павел много говорил о твоих достижениях, Валера.

— Ой, да чё вы, — я взмахиваю рукой и отвожу взгляд. — Какие это достижения.

— Человеческие, — добавляет мужчина, обменявшись быстрым взглядом с Пашей.

Вообще-то я в курсах, что это за мужик. Это как бы отец Паши, очень влиятельный человек, стоит сказать. И сегодняшняя встреча с таким уважаемым мужиком будет решать моё будущее.

— Скажи-ка, Валера, что у тебя за семья?

— Мать была домохозяйкой, а отец бывший работник завода, нынешний алкоголик.

— А сам пьёшь?

— Не-а, — я отрицательно верчу башкой. — Завязал.

— Это похвально, — Пашин отец трёт заросший подбородок, испытывая меня взглядом. Он как-то странно на меня смотрит, не так, как можно ожидать. Но это неплохо. Это совсем не осуждающий взгляд. Нет, его глаза говорят мне, что во мне что-то есть. — Не хочешь отучиться на бизнесмена, а, Валера? Такой преданный и отчаянный человек, как ты, сможет в будущем стать хорошим партнёром для моего отпрыска.

— Отец... — вздыхает Пашка.

— Очень хочу, — отвечаю я, обхватив край стола руками. — Но у меня нет денег.

— Это не проблема, — говорит Пашин отец, не моргая и не отводя глаз. — Если ты обещаешь учиться.

Я молча киваю, пытаясь куда-то деть внезапное стеснение. Или мне кажется, что это стеснение, а на деле меня тупо изнутри распирает, будто я вот-вот взорвусь.

— Пришли мне свои документы.

— Его документы уже есть у меня, — отвечает отцу Пашка, — я тебе перешлю.

— Простите, что опоздали!

Внезапно к нашему столику присоединяется Лерка и Лариска. Обе напомаженные, в цветастых платьях до колена. Лариска строит глазки Пашкиному папаше, а Лерка легко кивает головой сперва мне, а затем и всем остальным.

— Я пойду. Спасибо за встречу, — отец Паши протягивает мне ладонь через весь стол и я спешу её пожать обеими руками. — Надеюсь, ещё увидимся, Валер.

— С огромной радостью, — отзываюсь я.

Отец старосты уходит. Мы молча провожаем его до дверей взглядами, после чего девки заводятся и начинают хихикать.

— А что вы делали?

— Что-то важное?

— Секретничали, да!

Меня распирает всё сильнее, и я не выдерживаю. Выкрикнув на всё кафе, я сгребаю шею старосты локтем. Кулак втираю в его макушку и позволяю себе ржать так громко, что, кажется, вот-вот разойдутся швы... лучший, мать вашу, день в моей жизни.

Надеюсь, я навсегда останусь в Москве! И надеюсь, что с прыжками покончено раз и навсегда?..

***

Я гляжу через плечо и чутка стремаюсь. Но выбора у меня всё равно нет. Если сидеть сложа руки и ничего не предпринимать, то обжечься можно даже о байки об огне. Но на мой взгляд, лучше сразу подгореть от настоящего пламени.

Я пропускаю мимо себя несущуюся спортсменку, после чего сам встаю. Это насилие над разумом, не иначе, но что поделать, коль сердце просит.

Набрав немного скорости, я выруливаю из-за её плеча и разворачиваюсь, двигаясь по тропинке спиной назад.