Спарта стояла неподвижно, борясь с гневом, сдерживая резкие слова:

— Я чуть не умерла, пристрастившись к «Стриафану». Я бы и умерла, ничего не совершив, кроме нескольких убийств, если бы не Блейк.

— Да, нам не следовало заходить так далеко, — тихо сказал Йозеф.

Но Ари возразила ему:

— Она бы не умерла. И она бы не потеряла бы волю бороться дальше.

— Отец, когда ты пришел к нам в ту ночь, ты сказал, что мама сожалеет. Я тебе поверила.

— Он не должен был извиняться за меня, — вмешалась Ари. — Честно говоря, то что Йозеф сообщил тебе, что мы живы, он сделал вопреки моей воли. Я была против.

— И ты все еще не можешь простить его за это. Не так ли? — Не могла сдержаться Спарта.

Ари колебалась, но не долго. Когда она заговорила, ее тон был холоден:

— Ни для кого не секрет, что я считаю это серьезной ошибкой. Но еще не поздно это исправить, — сегодняшние технологии это позволяют.

Впервые Спарта посмотрела матери прямо в глаза:

— Ты называешь «свободный дух» врагами, но ты достойна быть одной из них. Цель оправдывает средства, не так ли?! Ты дала им свое разрешение, мать. Хуже того, ты помогла им создать из меня то, чем я была.

— Но задолго до этого я родила тебя.

Спарта вздрогнула:

— Ты хочешь сказать, что я твоя собственность?

Когда Ари на мгновение смутилась, Йозеф сказал:

— Она имеет в виду, что любила тебя и заботилась о тебе всю твою жизнь.

— Ты снова извиняешься за нее. — Спарте стоило немалых усилий, чтобы сдержаться. — Как ты можешь говорить обо мне, как об объекте? — сказала она матери. — Даже о любимом.

Ари сказала:

— Пожалуйста, будь благоразумна, это не то, что…

Спарта оборвала ее:

— Знаешь, я не хочу считать тебя… не хочу больше иметь с тобой ничего общего.

— Ты хочешь, чтобы я покаялась? Поверь мне, если бы я поняла, что ошибалась, то я бы это сделала, но я не могу каяться в том, что считаю правильным и я думаю, что в глубине души ты знаешь, что я права.

Когда Спарта отвернулась, ничего не ответив, Ари попробовала убедить ее снова. Конечно, Линда — чудесный ребенок, обладающий быстрым умом и здравыми инстинктами — не могла не видеть не только необходимость, но и величие эволюционного процесса, которому они все служили:

— Я люблю тебя, Линда. Я верю, что ты была избрана для величия.

— Избрана тобой, — устало произнесла Спарта. — Вот в чем дело.

— О, дорогая, ты была избрана не мной, не людьми. Я верю, что это сама история выбрала тебя. Ты — центр истории.

— Истории контролируемой Всесоздателем?

— Мы не используем это слово, — сказал Йозеф, — это их термин. Осознание твоей роли пришло когда тебе исполнилось семь лет и мы уже начали «Спарту».

Упомянутый проект обучения и оценки ресурсов способностей был основан Йозефом и Ари, чтобы доказать, что каждый обычный человек обладает множеством интеллектов, а не одним измеряемым IQ, и что при правильном образовании многие интеллекты могут быть развиты. Их собственная дочь была первым субъектом экспериментальной программы. Она в своем развитии подтверждала правильность их идей и подавала самые большие надежды.

— Сначала мы сомневались, думали, что принимаем желаемое за действительное. Но признаки были безошибочны, — тон Ари был мягким, призывая дочь понять ее. — Когда Лэрд пришел к нам, мы увидели, что не одни признаем твой потенциал.

— Итак. Значит кончилось тем, что вы отдали меня дьяволу.

— Я не слишком горда и признаю… — начала она тихо. Глянула на мужа, и тот кивнул. — Что мы допустили ошибки. Много серьезных ошибок, Линда, о которых мы сожалеем.

— Мама, ты все еще слепа к самой большой ошибке из всех. Как ты думаешь, почему я в конце концов согласилась встретиться с тобой? Как ты думаешь, что я скажу тебе сегодня?

Ари приподняла бровь.

— Ну, что ты все обдумала и пришла к правильным выводам. Что ты готова идти дальше.

— И, как ты думаешь, что нужно предпринять?

Это был тот самый вопрос, на который Ари лучше всего была готов ответить:

— Сначала, конечно, мы должны восстановить твои способности. Ты должна чувствовать и понимать химические сигналы, общаться непосредственно с помощью микроволн…

— Избавь меня от этого утомительного перечня. Я пришла сказать вам, что буду продолжать выполнять миссию.

Ари ничего не сказала, но глаза ее заблестели. Йозеф нервно откашлялся.

— Я откладывала эту встречу по… по многим причинам. Унижение этого момента, вероятно, удерживало меня больше всего, — взгляд Спарты скользнул вверх, и она откинула голову назад, как будто нашла что-то интересное на потолке — она пыталась сдержать слезы, катящиеся по ее щекам. — Но я не ставлю свое нежелание столкнуться с невыносимо высокомерным отношением матери выше общего блага.

— Я едва ли…

— Не перебивай меня, мама. Я решила, что не могу оставить Блейка и остальных там барахтаться одних.

— Линда, что бы ты обо мне ни думала, я очень горжусь…

Снова Спарта оборвала ее:

— Ты понимаешь «Знание» не лучше, чем «свободный дух», мама. Вы с отцом — и Командор, и все остальные — не можете представить себе ничего более грандиозного, чем возвращение Всесоздателя. Вы даже не пытаетесь думать о том, что произойдет в результате этого, что это может означать. «Свободный дух» хочет сохранить это в тайне, сохранить рай для себя. Вы хотите сделать это достоянием всего человечества — на своих собственных условиях, конечно. Но вот что я вам скажу: все это дело гораздо сложнее и серьезнее, чем вы думаете.

Йозеф с любопытством разглядывал дочь, но улыбка Ари была покровительственной.

Спарта поймала ее взгляд. — Я зря трачу на тебя время, мама. Некоторые вещи станут тебе очевидными только задним числом.

— Твоя дерзость не очень-то тебе к лицу, дорогая, — тихо сказала Ари.

Спарта кивнула:

— Я назвала бы это признаком человечности. Не то чтобы моя личная человечность сейчас имела какое-то значение. — Она сглотнула. — Любое вмешательство может серьезно поставить под угрозу миссию и мою жизнь. Я говорю, что никто из вас не понимает до конца «Знания». Ваше невежество — источник большой путаницы. Эта жуткая штука, которую мне подсунули под диафрагму… одно из ваших так называемых усовершенствований, из-за которого я чуть не умерла: было совершенно бесполезно, медузы знали, как общаться. А некоторые необходимые вещи сделаны не были.

— Как бы то ни было, — холодно сказала Ари, — лучшие хирурги будут…

— Все, что нужно сделать, уже сделано. Я велела Командору проследить, чтобы ни отец, ни особенно ты не предпринимали никаких попыток связаться с хирургами. Моя жизнь принадлежит мне.

Ари вся напряглась:

— Линда, ты не можешь так со мной разговаривать. — ее руки соскользнули с колен, ногти впились в подлокотники кожаного кресла. — Моя роль в этих делах, как и твоя, четко определена.

— Мы с тобой больше не будем обсуждать эту тему, пока моя миссия не будет завершена. А теперь мне пора, если только у тебя нет ничего… что ты считаешь я должна знать.

Смущение Ари пересилило ее гнев, но она поняла, что сейчас спорить бесполезно. Может быть, позже… Она встала, поднялась со стула, словно с трона:

— Линда, пожалуйста, дорогая моя, что с тобой происходит?

В сознании Спарты сострадание и жестокость соперничали, чтобы дать ответ. Она сопротивлялась и тому, и другому. Расправив плечи, она повернулась спиной к родителям и быстро вышла из библиотеки.

Загорелся термоядерный факел и корабль, странно аэродинамичный для межпланетного корабля, разогнался на столбе невыносимо яркого огня, покинув орбиту Земли.

Во время двухнедельного перелета Спарта держалась особняком, мало общаясь с другим пассажиром и тремя членами команды. Она ела одна в своей маленькой каюте. Часами, каждый день, до седьмого пота занималась физическими упражнениями. Читала, смотрела видео. Из того, что она читала, лишь «Эпос о Гильгамеше»[17] имел некоторое отношение к выполняемой ей миссии. А в «Повести о Гэндзи»[18], осилив тысячу страниц, она окончательно увязла, несмотря на все свои сверхспособности.