HarmС через дымку своего сознания слышал, как Михаил тихо повторял: «все мы уникальны мыслями, но телом нет, все мы мерзкие скоты».

Уже стемнело. Из окон начали доноситься голоса возвращающихся с праздника людей. Романист и поэт были полностью упакованы и залиты бетоном. Даниилу открылась страшная картина. Двое бледных мужчин, от которых прилично разило спиртным, с окровавленными пилами в руках, одновременно повернулись к нему.

HarmС попытался улыбнуться. Вышло, к слову, очень натурально. Он искренне, со страхом в глазах, смотрел на своих мучителей. Соучастники молчали, очень устало изучая связанного. Абсурдист решился нарушить молчание первым:

— Отличная работа, парни! Всё очень даже профессионально.

— Мне кажется, я больше не смогу, Миш. — Проблеял Лёня, никак не реагируя на эту чудаковатую похвалу.

— Господи, уважаемые, если вы меня отпустите, то я клянусь чем угодно, что просто пропаду и больше никогда вы обо мне не услышите! Я могу поклясться на чём угодно! Что угодно подпишу, сделаю, только не убивайте, други…

— Не бойся, балабол, я придумал для тебя искупление получше. Да и нужен ты для другого, да… так будет даже правильнее. — Миша подошел к столу, заправился гадостью. — Именем свободных душой поэтов, я дарую тебе жизнь, Даниил.

— Правда? — Удивился Леонид.

— Ах! Благодарю, благодарю! Какие вы благородные джентльмены…

Миша подошел к пленнику, приказав высунуть язык. Когда Даниил без задней мысли выплюнул просьбу, мужчина резко отрезал ему «лишнюю» мышцу. HarmС дико завыл, глаза чуть-ли не вывалились из орбит, наполняясь кровавыми слезами. Он верещал, словно подбитый кабан.

— Вот, Лёнь. Введи этому идиоту немножко гнили. — Срокин протянул заготовленный шприц. — Там доза превышает норму в полтора раза. Если выживет, то пусть живёт, заодно пока оклемается и всё подробно промычит, пройдёт достаточно времени. Мы уже будем в Японии.

Даниил не сопротивлялся. Только стонал, а когда Леонид вытащил иглу с опустошенным содержимым, то и вовсе впал в транс.

Абсурдиста отвязали, вышвырнув за дверь. Теперь великая копия походила на местную фауну, то есть на тех, кого он всё время описывал, высмеивая, в то же время, вознося бесправно их на уровень мучеников, что жертвуют собой во имя великого. Теперь он сам вкусил низшие блага загнивающих, став в их глазах обычным мусором. В таком состоянии его вряд ли кто сможет сразу признать.

Стало совсем поздно. Мужчины допили бутылку не заметив, как уснули на полу вплоть до следующего вечера.

Инвентарь (вместе со всем мусором) был сложен в огромный крепкий мешок. Два забетонированных куба разместили диагонально рядом, поставив на каждый по одной пластмассовой розе.

Леонид уже хотел было пойти выкинуть компромат, но Миша остановил его, решив вынести мешок самостоятельно. Пусть товарищ лучше отдохнёт лишний раз.

Вода закипела. Чай в красивой чашечке заварился. Миша вышел выкинуть мусор, а на Леонида вдруг снизошли строчки, которые он посчитал нужным записать, оставив их в этой квартире, как последний голос уходящей эпохи интеллектуального рабства:

Жёлтые фонари горят бледно, поверхностно.

Они портят ночь в отсутствие страшного ребёнка –

прародителя своего, обидчика, что,

взойдя на трон дня,

свергая тишину ночи, выключает своих верных

апостолов,

перекрикивая их своим прошлым светом.

После, он перечитал написанное ещё несколько раз, допил чай и положил записанные строчки под цветок, где лежал расчленённый Александр Сергеевич. Он хотел было посмотреть в окно, в свой усталый вечер под впечатлением дум, но до его ушей донёсся глухой стук тяжелой руки о входную дверь.

Диалектика овального стола (3)

Заменив отсутствующий ковёр, на полу расстелился Миша. Его руки крепко зафиксировали наручниками, на лице появилось ещё больше кровоподтёков. Один глаз совсем заплыл, напоминая теперь перезревшую сливу.

Мышкин трясся всем телом, по голове его гладила Дина, шепча что-то на ухо. Гриша задорно улыбался, восхищаясь развернувшимся цирком.

Мужчина с ТВ закидывал очередную жвачку в рот, устало бегая своими глазками по присутствующим.

Гундяев Лёша сильно изменился в лице. Побледнел так до мела, вжавшись в стул. Происходящее его сильно так испугало, всю жизнь он не мог терпеть вида насилия.

Союз Демьянович неодобрительно мотал головой в сторону зачинщика, а трясущемуся Мышкину всё повторял: «Вы молодец, товарищ. Вы всё правильно сделали, что начали решать ситуацию первым. Вы молодец…»

Сын с матерью (Тимур и Ольга) шепотом спорили о своём. Мать явно пыталась убедить своего ненаглядного сынулю в каком-то вопросе, возникшим у них до произошедшей с ними истории. Молодой человек был явно очень зол на старушку (старушка здесь употребляется только в качестве жаргона, женщина была ещё полна эстетической красоты и здоровьем).

Федя Абсманов же уткнулся в свой мобильник. Папка перед ним лежала закрытой. До куратора теперь дошло, что вся эта фишка с «биографией» участников дела — абсолютная глупость, да и со стороны затея выглядела уж больно кинематографично, что придавало Феде и этой папочке комичности. Зато в отделе считали, что такой подход впечатлит людей, с которыми нужно будет «серьёзно перетереть».

Ради справедливости стоит добавить, что практическая польза от папки всё же имелась, а именно фотографии людей с указанными имена. Абсманов терпеть не мог забивать голову ненужной информацией. «Вот так и общаемся» — произнёс он про себя, быстро кинув взгляд в сторону скованного Миши.

— …ешь, как поступила с родным сыном! Чего сейчас извиняться, ведь дело не в деньгах, как ты не поймёшь? Что мне с того, что ты всё вернёшь, если плевать я хотел на бумажки. Ты врала мне!

— Тимур, зайка, тише. Я тебя прошу, смотри, теперь нас все слушают, а это наше личное дело! — Также громко ответила Ольга.

Вдруг из всего гама какофонии голоса этих двоих выделились невидимой силой злобы парня. Гриша тут же переключил внимание на конфликтующих. Да и вообще, как правильно заметила женщина, теперь даже связанный Михаил глядел в сторону спорящих.

— А что тихо?! Чего скрывать? Или неужели в тебе проснулась совесть? Думаешь, это важнее факта, что ты мне в душу насрала? Слушай ты, мать, давай ты просто перестанешь жужжать мне под ухо свою лживую ересь, тогда может я и закрою свой рот! — Лицо молодого человека стало пунцовым. Видно, ему самому было неловко, что столько глаз пристально вслушивается в каждое его слово.

— Тима, сыночек… Я же ради твоего блага, я же копила, откладывала…

— Хватит этого дерьма! Не могу больше терпеть вранья! Ни черта ты их не откладывала, а тратила на свои дебильные украшения и на этих… как их там зовут? Мужиков-проституток!

— Владислав был не проституткой! — Взбесилась Оля. — Он меня любил и любит, а ты вспугнул его! Неужели я не заслужила счастья?

— Матушка, неужели вы позабыли про свой досуг?! Я сейчас совсем не про Крутого говорю… — тут молодой человек остановился. Он перевёл взгляд на Гришу, увидев лицо наисчастливейшего подростка. В глазах Тимура вспыхнула ярость.

— Продолжайте, продолжайте, молодой человек, выговоритесь. — Наигранно пропел тонким голоском подросток.

— А ты вообще… вообще… а, чёрт с тобой. — Успокоился Тимур, всё же конфликтовать он ни с кем не умел, кроме как с матерью. А бандитская физиономия «выродка» пугала его. — А с тобой, ОЛЬГА, я ещё не закончил. Поговорим дома.

— Тимурочка…

— Да, Тимурочка, ты ахуел гнать на эту женщину? Давай базар добивай тут, я же должен узнать, чем закончится ваша тёрка! — Заорал Гриша.

— Господи, да ты куда лезешь-то, сидел бы уже на жопе ровно, щенок! — Гаркнула Дина.

— Снова твой сперматозоидный рот распахнулся. Хватит вонять!

— Посмотрите на него, копро-мальчик мне что-то говорит про вонь, ха-ха!

— Так! — Теперь уже заорал Абсманов. — Все присутствующие! Мигом заткнули свои сраные хавальники, пока я не приказал своим людям отмудохать вас в кашу! — Кто бы мог подумать, что такой утончённый и красивый мужчина, который так хорошо держался, да ещё и служитель больших господ, вот так запросто сорвётся.