Утро в полдень застаёт меня неожиданно. Солнечные лучи превратили тело в сплошной пот. Я ворочаюсь на спине. Кряхтя, пытаюсь прийти в себя, напоминая себе беспомощного жука. Во рту пересохло. Нужно начать чистить зубы на ночь.
Сегодня вечер веселья. С кухни доносится треск раскалённой сковородки, на которой раскинулись две яичницы. Это мама готовит мне завтрак. Вяло желаю ей доброго утра, направляясь в ванную комнату. Какое все-таки блаженство в жаркую погоду принять холодный душ. Прохлада погружает грязное тело в сладкую истому, вдыхая в него жизнь и бодрость. Мои подмышки и гениталии заросли густыми волосами. В ближайшее время нужно бы подбриться, но пока нет особой нужды и мотивации.
После съедаю свою законную двойную яичницу с кофе. «Спасибо мам, было вкусно, посуду помою вечером». Через час она помоет её сама, понадобится мойка для готовки обеда. Интересно: сегодня будет курица с макаронами или говядина с гречкой? Одно из двух.
Наспех иду в зал. Телевизор, как и всегда, работает вхолостую. На экране мелькает блондиночка лет тридцати. Из динамиков доносится реклама платья, которое висит на теле ведущей сомнительным контуром. Чтоб ваши магазины на диване eblis`в sraku. Достаю свои потертые джинсы. Затем натягиваю просторную футболку и носки на добивку. Пару раз провожу расческой по коротким волосам. Нужно ненадолго выйти.
В ближайшем продуктовом покупаю пачку сигарет. Шмалю под навесом старого дерева, прячась в теньке от солнца. Хорошо. Хотя, если честно, ненавижу лето. Никакого комфорта. Очень раздражает постоянно потеющее лицо, которое покрывается рвотным жиром. А ещё потеет задница и ноги. Да всё тело словно в govne, будто и не мылся. Сколько уже лет упрашиваю купить домой кондиционер, но понимаете ли: «Сынок, отец читал мне статью, где говорится, что это вредное der’mo». Да. А потеть как свинья, жить в неудобстве, тратя свои нервные клетки, не вредно? Конечно, спасибо большое. Ладно, проехали.
Во дворе никого нет. Несколько сопляков на лазелках. Парочка бабуль на лавках. Походу все адекватны на работе. Мама-то у меня домохозяйка, может себе позволить, учитывая неплохую работу отца. В grebannom посёлке городского типа «хорошая работа» — редкость. Толковые ребята отсюда сваливают при любой удачной возможности. Уезжают в большие города там, и правильно делают. В подобных местах можно только разве доживать свой век, да старчиваться.
В соседнем доме, где живет Р., челики прям в падике на третьем этаже варят крокодила. В подъезде их часто можно встретить под нехилым кайфом. Постоянно валяются грязные ватки со шприцами на пару. Сосед-пожарник периодически их pizdit, но всё впустую. Всем плевать. Товарищам полицейским нет дела до каких-то малолеток, что ставятся ядовитым der’mom. Такие проблемы решаются сами. Торчки — зомби по определению. Другое дело, если один из таких vsratishei совершит грабеж там или spizdit мобилу у изюма. Тогда начинается вялое разбирательство, да и искать pizdyuka долго не приходится. Этот недогород слишком мал, чтобы в нём можно было раствориться.
Знавал я двух представителей жанра. Любили поиграть в плохишей. В магазинах воровали по мелочи, стёкла били у машин. Однажды их прижал молодой legash. Парни обосрались, не хотели там свершения правосудия. Решили пару раз врезать форме по голове. Вдвоем на одного — обычное дело для местной фауны. Так вот, по итогу они немного перестарались, нечаянно убив пацана. А сделали они это где? Правильно: у своего же blyat’ дома. Под окнами с кучей старой перхоти, которая только и занимается слежкой за человечеством. В тот же день konchennyh удачно скрутили, отправив на заслуженную бутылку. И таких историй куча.
Я и кореша — дело другое. Мы никому не мешаем жить, пока не мешают нам. Если парад веселья, то в меру. Когда пьём на лавках, то громко не орём и не пристаём к прохожим. Если катаемся на досках, снимая трюки, то делаем так, чтобы по минимуму мешать прохожим. Но если какая-то vaflya даёт нам повод… если гопник или алкаш начинают бузить на ровном месте… тогда лучше ему родиться обратно или, что более реально, ретироваться подальше. Без особых предупреждений маленькие гиены набрасываются на обидчика, прокусывая кадык. Наши удары бесконтрольны и беспощадны. Собаке — собачья смерть. Обычно подобные хмыри сваливают, поджав свои гнусные хвосты и только слышно: «Uebki, крысы малолетние, твари!» — поистине жалкие звуки низших существ.
Мне нравятся мои пацаны. Если что, без всякого там govnomesnogo pidorstva. С ними я чувствую себя уверенно и относительно безопасно. Мы стоим горой друг за друга. Вместе смеемся, палим там govno, вместе негодуем. Поодиночке нам не выжить. Здесь свой особый суровый климат, где каждый человек озлоблен на свою несчастную судьбу, вынужденный растрачивать уникальность момента на проблемы и нищету. Я надеюсь, что придёт время, когда смогу вырваться на свободу, где смогу вдохнуть полной грудью воздух, не испорченный чужим бздежом.
Вторая сигарета докурена. Надо немного проветриться, чтобы не так сильно пасло табаком и можно домой. До общего сбора остаётся часов пять. Можно ещё раз принять холодный душ и посидеть за компом, а может порисовать. Настроение уж больно непонятное. Хотя, лучше пойти домой сразу, пусть воняет. Если повезет — мама не учует.
В квартире ужасная духота, да ещё пространство провоняло едой. Силюсь подавить свой крик, переправив его энергию во внутреннюю злость. Чувствую, как лицо становится пунцовым. Нужно всё же снова помыться.
Закрываю глаза, погружая голову в ледяной водопад. Думаю о Н… Это мои первые серьёзные отношения, да и, честно говоря, просто первые отношения. Встречаемся мы уже около пяти месяцев. Н. семнадцать, она старше меня на год. Я нашел её в дурацком приложении и просто написал. Наше общение долгое время оставалось виртуальным. А потом… да какая разница, nahui я вообще вспоминаю? Главное — это её большие еврейские глазки, губки, сшитые толстым бантом, да упругая жопка.
Н. — девственница, как и я. За всё время мы только вскользь заговаривали на подобные темы, но становилось как-то неловко и страшно. Наши отношения пока ограничиваются прогулками, поцелуями, да моими шаловливыми ручонками, которые успевают полапать самые вкусные места. Даже сейчас, стоит только подумать о её теле, как меня охватывает жгучая эрекция. Din-don становится настолько твердым, что, если не удовлетворить его просьбу, то он просто зарежет меня. Ей богу, господа присяжные, я готов поклясться на чём угодно. Иногда он настолько крепко стоит, что становится просто больно. У меня не остаётся иного выбора, как сжать его покрепче, и с маниакальной грубостью и жестокостью начать топить на фантазии ebli с Н..
Ещё немного постояв под напором воды, выхожу, наскоро вытираясь. Взгляд матери на секунду кажется осудительным. Фантазия дорисовывает догадку, что она могла слышать странный ритм плеска воды, напоминающий подростковую drohku. Но вот я уже в своей комнате и более не задаюсь вопросами, ответы на которые могут оказаться неприятными.
Моя комната. Разложенный диван, обои цвета мяты, деревянные рамы окон. Золотистые занавески в цветок, люстра в виде штурвала корабля, большой шкаф. Кроме двух полок с дверцами есть полка для книг и стол. Завершает список очень неудобный стул. Ещё один такой же стоит в противоположном углу.
Достаю тетрадь в клетку. Вроде на девяноста шесть страниц, но по ней не скажешь. Обильное количество листов было вырвано по разным причинам. В основном в эту тетрадку идут всевозможные гадости, а ещё высерные рисунки, чтобы морально расслабиться. Привести мысли в порядок, так сказать. Найти точку опоры.
Последний сделанный рисунок являет собой помесь раздавленного жука с человеческим (приблизительно женским) лицом и огромными титьками. На уровне раскинутых ног виднеются спиралевидные густые линии — это влагалищные волосы. Подпись на комиксовый лад гласит: «Умоляю, vieby меня своим огромным huem». Это моя одноклассница. Вспоминая её (изуродованное тупостью) лицо и поведение шлюхи — начинаю смеяться в голос. Рисунок, разумеется, ужасный, но как я точно уловил суть! Невероятно. Иногда удивляюсь самому себе, как же ты бываешь хорош, парень, хоть и в бессмысленных вещах.
