— Подождите у нас до зимы или поезжайте пока домой и возвращайтесь к зиме. Выпадет глубокий снег, заровняет ямки и холмики, и на легких лапландских санках олени помчат вас, куда захотите.
— Поймите же, что летом наша страна превращается в настоящее болото. Вы говорите: «Буду пробираться водными путями». Наши горные реки очень порожисты. Одни лопари ухитряются проехать по порогам, — убеждали его.
Но что зимой здесь делать ботанику, пришедшему собирать растения и изучать минералы?
— Пойду дальше. Буду прыгать с кочки на кочку. Лопари повезут меня на лодках. Я не могу отступать от своего решения.
— Мириады комаров и мошек не пустят вас в свои владения. Их выдерживают только лопари, но не шведы.
Уговоры и добрые советы оказались напрасными. Линнеуса невозможно было удержать. Он отправился в горы пограничной норвежской Лапландии.
Лопари перевозили его в утлых лодчонках, с неописуемым искусством и удалью направляя их между порогами.
Линнеус, не зная языка лопарей, объяснялся при помощи жестов. Ел вместе с ними одну сушеную рыбу и спал у них в юртах на звериной шкуре.
Лопарь не задумывается над постройкой жилища, не выбирает в лесу деревья потолще для стен, не готовит досок и крыши. Он вбивает в землю несколько деревянных шестов, соединяя и связывая их вверху. По сути дела, дом готов, надо обложить его шкурами снаружи, а внутри положить на землю сосновые ветки и шкуры — это уже мебель! Остается прикрепить железную цепь к месту, где сходятся шесты, и повесить на ней котел для варки мяса и другой — для воды.
Линнеус немало удивлялся, как было тепло и сухо в юрте, когда снаружи бушевал ветер и лил дождь. Лапландцы угощали его вареной и сушеной олениной, сыром из оленьего молока. Какие это были великолепные лакомства после сушеной рыбы!
Природа в этих краях становилась все более и более необычной. Горы высились одна над другой амфитеатром, в долинах с шумом бежали потоки, грохотали водопады. Ночи стали совсем светлые; вслед за закатом солнце снова тотчас вставало.
Закутавшись в звериную шкуру, Линнеус взобрался на Шпицберген близ Валливара. Потом пошел вдоль северных склонов и добрался до Торефорда на берегу Северного моря, чтобы плыть потом в Салерон. Но разразились сильные бури, пережидать которые у него не было времени.
И он снова пошел по горам, собирая растения и минералы, по-прежнему страдая оттого, что нет сил унести с собой все эти сокровища. Зато дневник его пополнялся каждый день записями о новом незнакомом мире растений, еще никем не описанном.
Часы, отводимые на отдых, по существу, проходили также за работой. Во время привалов Линнеус тотчас принимался за дневник. Уже теперь он обдумывал будущий отчет о своем путешествии и делал наброски отдельных частей его.
Много было разных приключений в пути, и не раз серьезная опасность угрожала жизни молодого ученого.
Однажды огромный камень, каким-то чудом лепившийся на откосе и случайно задетый проводником, чуть не увлек вместе с собой в пропасть и Линнеуса. Счастье, что в этот момент он, заинтересовавшись цветком, отошел в сторону. Раз как-то встречный бродяга, видимо с целью грабежа, выстрелил в него. С ножом в руке Линнеус кинулся ему вдогонку, но провалился в трещину, засыпанную снегом. Только проходившие мимо горцы выручили путешественника из беды.
От норвежских берегов Линнеус снова направился к Шпицбергену, а потом по реке Лулео до города под тем же названием — в ее устье.
Рассказывают, что, достигнув реки Лулео, «он устроил себе плот и пустился один, как самый смелый лапландский горец…» Ему хотелось побывать на одном озере поблизости. «На этом необозримом озере Севера отважного путешественника застигла буря и густой туман, и он только чудом избежал неминуемой гибели».
Отдохнув здесь, Линнеус поехал через Лапландию к Северному морю; его особенно интересовало распространение альпийских растений в горах Лапландии.
По пути на север Линнеус заехал на рудники и с большим интересом познакомился с тем, как определяют содержание благородных металлов (золота, серебра, платины) в рудах, слитках, изделиях, и с методами анализа минералов — с пробирным делом, как тогда говорили. Его настолько заняло это, что он потратил восемь дней, чтобы и самому практически проделать некоторые анализы.
«Интересно, да и может пригодиться. Что изучать минералы, если не знаешь, как исследовать их состав, — думал он. — Эти дни не будут напрасно потрачены». Уж очень высоко ценил Линнеус каждую возможность расширить свои знания и особенно — исследовать что-либо практически.
В начале сентября Линнеус оказался в городе Торнео на северном побережье Ботнического залива.
Наступала зима, обещая быть в том году очень жестокой; деньги были почти на исходе… Надо возвращаться домой. Вернуться бы прежним путем — по восточным провинциям вдоль Ботнического залива, — да деньги нужны немалые. А так хотелось бы пройти еще раз по этим местам осенью.
«Что делать, придется ехать по Финскому берегу до Або, [1] а там морем до Упсалы через Аландские острова», — размышлял Линнеус над картой.
Он точно определил все предстоящие расходы, сведя их до предела, и все-таки в Або оказался без гроша в кармане. Но фортуна всегда приходила к нему на помощь в ту минуту, когда он в ней особенно нуждался; не изменила она ему и на этот раз.
— Друг Менандр! Вы ли?! — с восторгом закричал путешественник, случайно встретив в городе своего ученика. В нескольких словах Линнеус объяснил Менандру положение, в котором он очутился в незнакомом городе. Тот охотно одолжил ему некоторую сумму, и 10 сентября Линнеус возвратился в Упсалу после четырехмесячного отсутствия, нагруженный гербариями, минералами и объемистыми записями наблюдений по естественной истории, быту и обычаям населения.
Опять тревоги, интриги
Нельзя сказать, что Королевское общество в Упсале постаралось как следует поблагодарить Линнеуса за его труд в Лапландии. Оно выдало ему очень скромную премию, и осень 1732 года застала молодого исследователя в затруднительном материальном положении.
Он мог бы несколько поправить свои дела, взяв побольше частных уроков, но хотелось поскорее привести в порядок лапландские коллекции и написать задуманную им работу — «Лапландская флора».
— Должны же мне помочь! Разве не доказал я усердием свою способность к науке? — говорил он себе, перечитывая составленное им письмо к университетскому начальству:
«В течение всего времени, первоначально в Лунде, а затем здесь, я с величайшим трудом содержал себя, и теперь у меня нет никакой возможности оставаться в университете, так как у меня нет никого, кто мог бы поддержать меня, а небольшая королевская стипендия окончилась. Я беднее, чем кто-нибудь другой из моих конкурентов».
Каждая строчка дышит благородством, достоинством человека, понимающего свои силы и возможности, и в то же время горечь и обида сквозит в этом обращении.
Тон письма показался начальству не совсем почтительным, но студенту оказали помощь, и он прожил до января 1733 года спокойно, разбирая лапландские сокровища и продолжая работу над рукописью о лапландской флоре.
В трудах Упсальского научного общества напечатали статью Линнеуса о его путешествии в виде краткого каталога лапландских растений и обещали позднее опубликовать продолжение.
На рождество Линнеус поехал домой в Стенброхульт немного отдохнуть и увидеться с больной матерью. Болезнь сильно измучила ее, трудно было представить себе, что она встанет, снова наведет порядок в доме. Отец одряхлел. Запустенье и грусть решительно во всем. И праздник, самый большой, совершенно не чувствовался.
Линнеус в унынии то бродил по комнатам, то принимался за свои рукописи или морозным вечером шел на улицу и долго стоял у ворот.