Из двух последующих писем к В. Е. Аренс ясно, что осенью 1908 г. Гумилев планировал совершить с Верой Евгеньевной путешествие по Европе, но эти планы остались неосуществленными (см. №№ 48 и 49 наст. тома и комментарии к ним). Известно также, что после свадьбы, в 1910 г., Гумилев нанес визит в царскосельское Адмиралтейство, чтобы представить Ахматову Аренсам (Жизнь Николая Гумилева. С. 29). Возможно, что он также присутствовал на масленичном маскараде в Адмиралтействе в феврале 1912 г. (см.: Попова Н. И., Рубинчик О. Е. Анна Ахматова и Фонтанный Дом. СПб., 2000. С. 48; фотографию вечера, о которой идет речь, см. в кн.: Пунин Н. Н. Мир светел любовью. Дневники. Письма. М., 2000, между с. 144 и 145). С Верой Аренс Гумилев встречался и после революции: она слушала лекции в студии при издательстве «Всемирная литература», работала переводчицей во «Всемирной литературе» и была принята затем в члены Петроградского филиала Союза поэтов.
Стр. 9–11. — Приложенный рассказ с письмом не сохранился. По всей вероятности, речь идет о рассказе «Черный Дик», напечатанном в газете «Речь» за две недели до настоящего письма (Речь. 15 июня 1908. № 142). Гумилев, видимо, ждал скорого появления «Скрипки Страдивариуса» в «Весах»; в «Русской мысли» за август 1908 были опубликованы рассказы «Золотой рыцарь» и «Принцесса Зара» (под общим заглавием «Новеллы»). Стр. 11–13. — Ахматова уточняет эти строки, обращая внимание на то, что глаза героини ст-ния «Сады души» — «как отблеск чистой серой стали» (см. стр. 9 № 85 в т. I наст. изд.): «У Веры Аренс были ярко-голубые глаза. Ей он написал, что стихи ей, во время нашей длительной ссоры, а мне прислал его гораздо раньше, записанным на Обри Бердслее (в Севастополь)» (Записные книжки Анны Ахматовой (1958–1966). Москва; Torino, 1996. С. 359). Стр. 13–16. — Гумилев испытывал сильный и достаточно продолжительный интерес к эстетическим взглядам О. Уайльда: ср., в частности, его рецензию 1910 г. на «Первую книгу рассказов» М. А. Кузмина (№ 22 в т. VII наст. изд. и комментарий к нему) и цитату из Уайльда в статье 1910 г. «Жизнь искусства» (стр. 63–70 № 24 в т. VII наст. изд.). См. также комментарии к стр. 4–5 № 6 и стр. 30–31 № 11 наст. тома. П. Н. Лукницкий относит истоки гумилевского «уайльдианства» к публикации в «Весах» в переводе Е. Андреевой эссе Уайльда «De Profundis. Отрывки из тюремных записок» (Весы 1905. № 5. С. 1–42). Лукницкий выделяет из этого текста несколько особо поразивших воображение юного поэта цитат, в том числе: «Мне не нужно напоминать вам, что только выражение своей жизни — для художника высший и единственный способ жить. Мы живем — поскольку воплощаем жизнь в слове» (Жизнь поэта. С. 32). Следует добавить, что переводы из Уайльда, обсуждение его жизни и творчества занимали постоянное место в «Весах», где одним из наиболее активных его пропагандистов был секретарь редакции М. Ф. Ликиардопуло (см. комментарий к № 46 наст. тома). Однако «De Profundis» относится к «позднему», «христианскому» периоду творчества Уайльда и не может быть ассоциировано с его ранним «эстетством». В контексте данного письма идея доминирования «искусства» над «жизнью» более напоминает критические эссе из раннего сборника «Замыслы» («Intentions») — «Упадок лжи» и «Критик как художник», прямые реминисценции которых проглядывают в уже упомянутых критических статьях Гумилева (об отзвуках Уайльда в гумилевской художественной прозе этого периода см. комментарии к стр. 148–150 № 9, стр. 112–120 № 11 в т. VI наст. изд.). «Жизнетворческий» элемент гумилевского «уайльдианства» вполне созвучен с русским «уайльдианством» эпохи (ср. хотя бы утверждение А. Белого в том же 1908 г., что «...в драме заключено начало бесконечного расширения искусства до области, где художественное творчество становится творчеством жизни. Такая роль за искусством признавалась Уайльдом» (Белый А. Символизм и современное русское искусство // Белый А. Луг зеленый. Книга статей. М., 1910. С. 43)). Об особенностях восприятия эстетики Уайльда в России см., к примеру: Moeller-Sally B. F. Oscar Wilde and the Culture of Russian Modernism // Slavic and East European Journal. Vol. 34. № 4. P. 459–472). Стр. 17–20. — В этих словах, по всей видимости, развивается тема, затронутая Гумилевым в стихотворной надписи Вере Аренс на ПК:
Микель Анджело, великий скульптор,
Чистые линии лба изваял.
Светлый, ласкающий, пламенный взор
Сам Рафаэль, восторгаясь, писал.
Даже улыбку, что нету нежнее,
Перл между перлов и чудо чудес,
Создал веселый властитель Кипреи,
Феб златокудрый, возничий небес.
(см.: Жизнь Николая Гумилева. С. 224–225). Стр. 21–22. — Ср., к примеру, характерное для Уайльда эстетическое возвышение искусства над жизнью по отношению к художнику-«обманщику» в эссе «Упадок лжи»: «Искусство, вырвавшееся из тюрьмы реализма, ринется ему навстречу и осыпет поцелуями его лживые, прекрасные губы, зная, что он единственный обладатель великого секрета ее побед <...> а в это время Жизнь — бедная, вероятная, безынтересная человеческая жизнь, — устав бесконечно повторяться <...> покорно последует по его стопам, стараясь воспроизвести на свой простой и неотесанный лад чудеса, про которые он говорит». Стр. 22–23. — По словам Ахматовой: «Зоя была неудачно влюблена в Николая Степановича, приходила даже со своей матерью в дом Гумилевых. Николай Степанович был к ней безразличен до того, что раз, во время ее посещения, вышел в соседнюю комнату, сел в кресло и заснул» (Жизнь поэта. С. 64). По-видимому, Гумилев вел переписку не только с Верой Аренс, но и с ее сестрой: ср.: «Зоя Аренс призналась, что в страшные времена сожгла два письма Н<иколая> С<тепановича>» (Записные книжки Анны Ахматовой (1958–1966). Москва; Torino, 1996. С. 366).
45
При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.
Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин (без стихов), ЛН.
Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 19. В стр. 54 вместо «мчался» ранее было «лился».
Дат.: 14 июля 1908 г. — по почтовому штемпелю.
Письмо вложено в конверт, адресованный: «Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Царского села — 14.07.08. Штемпель московской экспедиции городской почты — 15.07.08.
Стр. 3–4. — К данному письму приложено (стр. 41–77) ст-ние «Царица» — № 119 в т. I наст. изд., автограф 1. Карандашные пометы Брюсова к тексту автографа — см. комментарий к № 119 в т. I наст. изд. Стр. 5–9. — О значении французского поэта-парнассца Шарля Леконта де Лиля (1818–1894) для творчества Гумилева см.: Николаева Т. М. Смерть властелина на охоте («Охота» Н. Гумилева и «Сероглазый король» А. Ахматовой) // Russian Literature. 1991. XXX. P. 343–356; Scherr Barry. Gumilev and Parnassianism // A Sense of Place: Tsarskoe Selo and its Poets. Columbus, Ohio, 1993. P. 249–254; Eshelman Raoul. Nikolaj Gumilev and Neoclassical Modernism: The Metaphysics of Style. Frankfurt-am-Main, 1993. P. 102–111; Баскер. С. 96. «Леконт-де-лилевский элемент» данного ст-ния должен быть воспринят в строгом соответствии с брюсовским определением в рецензии на РЦ 1908: «Н. Гумилеву часто не достает силы непосредственного внушения. Он немного парнасец в своей поэзии, поэт типа Леконта де Лиль. Стыдливый в своих личных чувствованиях, он избегает говорить от первого лица, почти не выступает с интимными признаниями и предпочитает прикрываться маской того или иного героя. Сближает его с парнасцами и любовь к экзотическим образам: он любит выбирать для своих баллад и маленьких поэм, как декорацию, — юг с его пышной пестротой, или причудливость тропических стран, или прошлые века, еще не знавшие монотонности современных дней. Но Н. Гумилев менее сдержан, чем то было большинство парнасцев, и его фантазия чертит перед нами несколько угловатые, но смелые и неожиданные линии» (Весы. 1908. № 3. С. 78). Стр. 9–10. — Об особом отношении Гумилева к творчеству Блока см. №№ 39, 44 в т. VII наст. изд. и комментарии к ним. Стр. 10–16. — Ср. наблюдение П. Н. Лукницкого по поводу гумилевской переписки 1908 г.: «Гумилев просит советов у Брюсова, но сам уже констатирует довольно точную схему и манеру нового ученичества, постижения ремесла. В каждом письме — его помощь самому себе: он просит советов — он сам их дает» (Жизнь поэта. С. 65–66). Фраза об «угловатости образов» является цитатой из брюсовской рецензии на РЦ 1908: «...его фантазия чертит перед нами несколько угловатые, но смелые и неожиданные линии». Стр. 21–23. — Планы Гумилева в течение лета 1908 г. постоянно менялись (неизменным оставалось только одно — желание осенью уехать из России). Вначале, видимо не без воздействия разговоров с Верой Аренс и обсуждения планов «совместной поездки», он думал ехать в Европу (чтобы, возможно, встретиться там с Брюсовым (см. стр. 4–5 № 43 наст. тома)). Затем, очевидно, «совместная поездка» ставится под сомнение — и возникает «африканское» направление, о чем и говориться в данном письме, а после, безусловно опять под воздействием Веры (вернувшейся из евпаторийской «Приморской санатории»), целью Гумилева вновь становится Европа, куда он, как думал при отъезде из Царского села 7 сентября 1908 г., и отправился. Но и эти планы в процессе самой поездки кардинально изменились (см. комментарий к № 48 наст. тома). Стр. 25–27. — О публикации рассказов Гумилева в «Русской мысли» см. комментарий к стр. 25–27 № 43 наст. тома. В «Речи» было опубликовано только два рассказа Гумилева: «Черный Дик» (15 июня 1908. № 142) и «Последний придворный поэт» (27 июля 1908. № 178). Два другие рассказа того времени — «Дочери Каина» и «Лесной дьявол» (№№ 6 и 11 в т. VI наст. изд.) вошли в журнал «Весна». Стр. 27–30. — 19 августа 1908 г. газета «Новая Русь» сообщала: «Выходит в начале зимы первый том “Рассказов” Н. Гумилева, первоначально печатавшихся в “Образовании”, “Русской мысли”, “Весах”, “Речи” и “Слове”» (цит. по: ЛН. С. 482). Это издание не состоялось (см. № 47 наст. тома). Стр. 30–37. — Как можно понять по письму Гумилева к В. Е. Аренс (№ 44 наст. тома), в начале июля он все еще предполагал, что рассказ в скором времени появится в «Весах» («предыстория» этого — в письма №№ 41 и 43 наст. тома). Однако Брюсов не принял условий Гумилева и в ответ на настоящее письмо вернул ему рукопись. В своем следующем письме, от 20 августа 1908 г. (№ 47), Гумилев, в свою очередь, вернул рукопись Брюсову с просьбой о печатании в «Весах», когда это будет угодно. Упоминаемые Гумилевым «три новеллы» — «Радости земной любви» (№ 4 в т. VI наст. изд.), появившиеся в «Весах» в апреле (1908. № 4).
