Мне очень жаль злоупотреблять Вашей любезностью, но я не могу не попросить Вас уведомить меня, какие именно мои стихи будут помещены в «Весах», потому что оставшиеся я думаю предложить для «Слова».

Еще раз благодарю за внимание.

Готовый к услугам Н. Гумилев.

11 февраля 1906 г.

<...>

Но не будем таиться рыданья,

О моя золотая печаль!

Только чистым дано созерцанье

Вечно-радостной чаши Грааль.

Разорвал я лучистые нити,

Обручившие мне красоту...

Братья, сестры, скажите, скажите,

Где мне вновь обрести чистоту?

* * *

Я зажег на горах красный факел войны,

Разгораяся лижут лазурность огни.

Неужели опять для меня суждены

Эти звонкие, ясно-кристальные дни?

На натянутом луке дрожит тетива,

И на поясе бьется сверкающий меч,

Он, безумный, еще не забыл острова,

Голубые моря несмолкаемых сеч.

Для кого же теперь вы готовите смерть,

Сильный меч и далеко стреляющий лук?

Иль не знаете вы, что разрушена твердь,

Что земля к нам склонилась, союзник и друг?

Все моря целовали мои корабли,

Мы украсили битвою все берега...

Неужели за гранью роскошной земли

И за гранью небес вы узнали врага!

* * *

Мне надо мучиться и мучить,

Твердя безумное «люблю».

О миг, страшися мне наскучить,

Я царь твой, я тебя убью!

О миг, не будь бессильно плоским,

Но опали, сожги меня

И будь великим отголоском

Веками ждущего Огня.

Относительно перемены знаков прошу не стесняться. Н. Г.

* * *

Мой старый друг, мой верный дьявол

Пропел мне песенку одну:

«Всю ночь моряк в пучине плавал,

А на заре пошел ко дну.

Вокруг вставали волны-стены,

Спадали, вспенивались вновь.

Пред ним неслась, белее пены,

Его великая любовь.

Он слышал зов, когда он плавал:

— О, верь мне! Я не обману»...

«Но помни, — молвил умный дьявол, —

Он на заре пошел ко дну».

* * *

Солнце бросило для нас

И для нашего мученья

В яркий час, закатный час

Драгоценные каменья.

Да, мы — дети бытия,

Да, мы солнца не обманем.

Огнезарная змея

Проползла по нашим граням.

Научивши нас любить,

Позабыть, что все мы пленны,

Нам она соткала нить,

Нас связавшую с Вселенной.

Льется ль песня тишины,

Или бурно бьются струи,

Жизнь и смерть — ведь это сны,

Это только поцелуи.

2. В. Я. Брюсову

<Царское село. 8 мая 1906 г.>

Многоуважаемый Валерий Яковлевич!

Недавно вышел тот сборник, о котором Вы меня спрашивали, и я посылаю его Вам вместе с этим письмом. Может быть, Вы напишете о нем рецензию. Составители были бы очень рады.

Посылаю также одно стихотворение: оно уже месяца два дожидалось очереди, чтобы быть напечатанным в «Слове», но так и не дождалось, хотя стихотворения других авторов, присланные в редакцию позднее моего, уже давно напечатаны. В силу всего этого я беру его из «Слова» и посылаю Вам для замены какого-нибудь уже намеченного Вами.

Что же касается присылки новых стихотворений, то мне придется обмануть Вас: я почти ничего не пишу. Я объясняю это отсутствием людей, общенье с которыми дало бы мне новые мысли или чувства. Уже год, как мне не удается ни с кем поговорить так, как мне хотелось бы.

Я пишу это для того, чтобы Вы не отчаялись во мне, видя мою лень, тем более что Ваше участие ко мне — единственный козырь в моей борьбе за собственный талант.

Простите за сбивчивое письмо.

Уважающий Вас Н. Гумилев.

* * *

Там, где похоронен старый маг,

В полумраке мраморной пещеры,

Мы услышим тайный робкий шаг,

Мы с тобой увидим Люцифера.

Подожди, погаснет бледный день,

В мире будет тихо, как во храме.

Люцифер прокрадется, как тень,

С тихими вечерними тенями.

Скрытые, незримые для всех,

Не нарушим нежное молчанье,

Будем слушать серебристый смех

И бессильно-горькое рыданье.

Но когда небесный лунный знак

Побледнеет, шествуя к паденью,

Снова станет трупом старый маг,

Люцифер — блуждающею тенью.

И, взойдя на плиты алтаря,

Мы заглянем в узкое оконце,