Стр. 3–4. — В составе библиотеки Брюсова сохранился один экземпляр РЦ 1908 с его пометами, приведенными в комментариях ко многим из предыдущих писем (см.: Пуришева К. Библиотека Брюсова. Сообщение // Литературное наследство. Т. 27–28. М., 1937. С. 661–674 (673–674)). Стр. 11–12. — Ср. мотив «освобождения от старых приемов» в стр. 7–8 № 31 наст. тома; ср. также сходное отношение Гумилева к своей прозе в № 45 наст. тома. Стр. 12–15. — См. заявление Брюсова в ответном письме: «В «Весах» о Вашей книге буду писать непременно я» (№ 6 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома). Его рецензия на РЦ 1908 появилась в № 3 «Весов» за 1908 г. (в статье под общим названием «Дебютанты», где также разбирались «Смешная любовь» П. Потемкина, «Молодость» Вл. Ходасевича, «Зажженные бездны» Г. Новицкого и — более коротко — сборники Л. Зарянского и Alexander’а [А. Я. Брюсова, брата рецензента]). Рецензия на РЦ 1908 позднее вошла в сборник критических статей Брюсова «Далекие и близкие» (М.: Скорпион, 1912). Отвечая на просьбу «ученика», Брюсов, в частности, писал: «Лучше удается Н. Гумилеву лирика «объективная», где сам поэт исчезает за нарисованными им образами, где больше дано глазу, чем слуху. В стихах же, где надо передать внутренние переживания музыкой стиха и очарованием слов, Н. Гумилеву часто не достает силы непосредственного внушения» (Весы. 1908. № 3. С. 77–78). Стр. 18–20. — В письме от 20 декабря 1907 г. Брюсов послал Гумилеву номер «Раннего утра» с рецензией А. Белого на «Пути и перепутья»; однако через неделю после настоящего письма, в письме от 20 января 1908 г., он сообщил, что «“Раннее утро” для нас закрылось, ибо в нем изменилась редакция» (см. №№ 5 и 6 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома, и также № 29 наст. тома).
33
При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.
Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин (без стихов), ЛН.
Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 19.
Дат.: 24 января / 6 февраля 1908 г. — по датировке письма № 34, в котором данное письмо упоминается как «вчерашнее».
Письмо вложено в конверт, адресованный: «Russie. Moscou. Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Парижа — Paris Depart 07.02.08. Штемпель московской экспедиции городской почты — 28.01.08. По всей вероятности, письмо было отправлено утром 7 января (н. ст.), до получения ответа В. Я. Брюсова на письмо № 32 (см. № 6 в разделе «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома и комментарии к нему). Это подтверждает и время получения на московском штемпеле — 2 часа. Письмо № 34 пришло в Москву в тот же день, но в 9 часов.
Стр. 4. — Возможно, Гумилев имеет в виду ожидание «внешнего толчка», стимулирующего его поэтическое вдохновение (см. №№ 32 и 34 наст. тома) (см.: ЛН. С. 467). Стр. 5–6. — Согласно сообщению П. Н. Лукницкого (основанному, по-видимому, на данном письме, а также на личных свидетельствах А. Ахматовой и М. В. Фармаковского): «В декабре <1907 года> Андрей Андреевич Горенко уехал в Россию. Уехал в Россию Мст<ислав> Фармаковский. С их отъездом в Париже у Гумилева не осталось русских знакомых, интересующихся поэзией» (Труды и дни. С. 176). К своей заметке Лукницкий также сделал следующее примечание: «Н. Г. в Севастополе (подразумевается — летом 1907 г.: см. № 14 наст. тома — Ред.) уговаривал Андрея Андреевича Горенко приехать учиться в Париж, утверждал, что тех денег, какими Андрей Андреевич Горенко может располагать, будет достаточно для жизни и учения в Париже. Андрей Андреевич Горенко, следуя совету Н. Г., переехал в Париж. Здесь выяснилось, однако, что средств для жизни в Париже у него недостаточно, и в декабре 1907 г. он вернулся в Россию» (Там же). Ср. письмо А. Ахматовой С. В. фон Штейну (сентябрь 1907 г.): «Андрей с 5 сентября в Париже, в Сорбонне» (Новый мир. С. 206)). Однако следует также иметь в виду, что известный портрет Гумилева М. В. Фармаковского датирован «Paris 1908» (см. комментарий к № 11 наст. тома), так что отъезд Фармаковского, очевидно, пришелся на канун написания данного письма. Мотив «отсутствия компетентных слушателей» присутствует в №№ 2, 3, 17 наст. тома. Стр. 10–12. — Гумилев должен был получить гонорар за три стихотворения (см. комментарий к № 21 наст. тома); ср. письмо № 30, в котором Гумилев просит пересылать гонорары «только начиная с 20 р. (50 fr.)», и № 17 (письмо от 10/23 сентября 1907 г.), в котором он еще мог попросить присылки книг вместо гонорара. По сведениям П. Н. Лукницкого: «Во время жизни в Париже у Н. Г. неоднократно бывали периоды острого безденежья и полуголодного существования. Были случаи, когда в течение нескольких дней Н. Г. питался только каштанами» (Труды и дни. С. 180). Стр. 12–15. — В то время в распоряжении Брюсова было только два гумилевских рассказа: «Радости земной любви» и «Золотой рыцарь» (см. №№ 23 и 29 наст. тома). Стр. 20–60. — № 104 в т. I наст. изд., автограф. Ср. в «пушкинском контексте» № 31 наст. тома слова Алеко о кровавой мести в «Цыганах»: «И долго мне его паденья / Смешон и сладок был бы гул» со стр. 51–52.
34
При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.
Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин (без стихов), ЛН.
Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 19. В стр. 23 после «писать и» ранее было «как».
Дат.: 25 января / 7 февраля 1908 г. — по почтовому штемпелю.
Письмо вложено в конверт, адресованный: «Russie. Москва. Moscou. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция журнала «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Парижа — Paris 25 R. Danton 07.02.08. Штемпель московской экспедиции городской почты — 28.01.08. Ответ на письмо Брюсова от 20 января / 2 февраля 1908 г. (№ 6 в разделе «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома).
Стр. 3–4. — Под «печальным» известием разумеется сообщение Брюсова о кончине отца (см. № 6 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома). Яков Кузьмич Брюсов скончался 7 января 1908 г. Стр. 5–6. — Присылка РЦ 1908 с «указаниями» «мэтра», по-видимому, не состоялась: в июне 1908 г. Гумилев все еще ждал присылки искомого «тома» (см. № 43 наст. тома). О рецензии Брюсова на РЦ 1908 см. комментарии к стр. 12–15 № 32 и стр. 8–10, 10–11 № 39 наст. тома. Стр. 6–8. — См. стр. 6–9 № 29 наст. тома и комментарий к ним. Стр. 9–13. — Гюстав Моро (Moreau, 1826–1898) — французский живописец-символист. В своих записных книжках Моро охарактеризовал свое стремление к «бесконечному в искусстве»: «Одно для меня берет верх над всем остальным — пылкое влечение и величайшее рвение к абстракции. Выражение человеческих чувств, людских страстей меня, безусловно, живо интересует, но я менее склонен выражать эти движения души и духа, чем делать зримыми, так сказать, те вспышки внутреннего прозрения, которые мы не умеем к чему-либо отнести, но в кажущейся незначительности которых содержится нечто божественное, которые, передаваемые чудесными эффектами чистой пластики, раскрывают горизонты магические, я бы даже сказал — неизреченно-величественные» (цит. по: Lacambre G. Gustave Moreau: Between Epic and Dream. Chicago, 1999. P. 2–3). Значительная коллекция произведений Моро, включающая знаменитую акварель «Видение», входила тогда в постоянную экспозицию Люксембургского музея (Там же. С. 167, 297; об этом парижском музее см. комментарий к стр. 17–22 № 19 наст. тома). Гумилев посещал и «Музей Гюстава Моро», учрежденный по воле художника в его парижском доме (Rue de la Rochefoucauld, 14, близ Монмартра) в начале 1903 г. Можно предполагать, что Гумилев не только «насмотрелся» картин Моро, но и «начитался» о них в романе Г.-К. Гюисманса «Наоборот» (À Rebours (1884); о значении, которое Гумилев придавал этой вещи, см. комментарий к стр. 39–40 № 20 в т. VII наст. изд.). Герой романа Дез Эссент выделял Гюстава Моро «среди всех остальных» художников, ибо его талант приводил Дез Эссента в «особенное, восторженное» состояние. Первая часть пятой главы романа представляет собой замечательный словесный эскиз о двух «Саломеях» Моро (как будто бы приобретенных Дэз Эссентом) и о воздействии их на зрителя (ср. рассуждения Гумилева о желаемых эффектах при воздействии произведений искусства в стр. 19–21 № 12 наст. тома; уместно добавить, что вторая часть этой главы «À Rebours» посвящена другому художнику, упомянутому в парижской переписке Гумилева, — Огюсту Родену). Моро, по-видимому, оказал существенное влияние на творческое воображение ценимого Гумилевым поэта-парнасца Ж.-М. де Эредиа и, возможно, на баллады Брюсова. Некоторые точки соприкосновения с произведениями Моро в творчестве Гумилева предварительно отмечены в т. VI наст. изд. (см. комментарий к стр. 131 № 9, к стр. 159–164 № 15).
