Второй «источник влияния» на «теоретика»-Гумилева — Стефан Малларме (Mallarmé, 1842–1898) упомянут в первом печатном отзыве Гумилева о творчестве Брюсова, появившемся через четыре месяца после этого письма (см. № 6 в т. VII наст. изд. и комментарий к нему). Гумилев указывал на прямую, преемственную связь брюсовского творчества с «мечтой» идеолога французского символизма. В данном контексте уместно привести заметку о Малларме самого Брюсова: «Малларме порвал с традициями «Парнаса» и создал свою теорию искусства. В поэзии он отказался от описания и повествования и сознательно поставил на первое место — символ. Стремясь дать читателю «радость угадывания», Малларме стал почти исключительно пользоваться сравнениями, аналогиями и намеками. В речи он старался отбрасывать все несущественное: второстепенные мысли, второстепенные слова, не считаясь с правилами обычного синтаксиса. Благодаря этому последние произведения Малларме крайне трудны для понимания» (Брюсов В. Я. Полное собрание сочинений и переводов. СПб., 1913–1914. Т. XXI. С. 258; цит. по: ЛН. С. 468). Так же как и Моро, Малларме на протяжении всего творческого пути неоднократно возвращался к теме Саломеи (о значении этого мотива для Гумилева как раз в те месяцы см. комментарий к стр. 131 № 9, к стр. 112–120 № 11 в т. VI наст. изд.): однако, несмотря на настоящее письмо, прямое влияние Малларме на творчество Гумилева еле заметно (об одной возможной реминисцентной перекличке см. комментарий к стр. 1 № 55 в т. II наст. изд.). Страстным поклонником Малларме был друживший с Гумилевым Н. Деникер (см. комментарий к стр. 5 № 5 наст. тома), а Р. Гиль работал над статьей о Малларме для «Весов» как раз в то время, когда Гумилев бывал на его журфиксах (см.: Гиль Р. Стефан Малларме как человек // Весы. 1908. № 4. С. 65–73).

О «парнасцах» и «оккультистах» см., соответственно, №№ 22, 45 и №№ 7, 12 наст. тома и комментарии к ним. Стр. 14–16. — Бумага ingres — декоративная бумага, содержащая хлопчатобумажные волокна, с ребристым тиснением; иногда используется для изящных книжных изданий, но чаще применяется художниками — для рисования, акварели. В выборе Гумилевым такой бумаги (несмотря на очевидную ограниченность средств) можно, пожалуй, усмотреть специфическую черту «декадентского эстетства» (ср., опять-таки, Дез Эссента Гюисманса, который заказывает у типографов-специалистов уникальные издания своих излюбленных книг, которые набираются редкими, старинными шрифтами на разного рода специально изготавливаемой для него роскошной бумаге (верже и т. п.) (Гюсманс Г.-К. «Наоборот». Гл. 12). Стр. 21–22. — Ст-ние «Маскарад» (№ 62 в т. I наст. изд.) было опубликовано в «Весах» (1907. № 7) с посвящением «Баронессе де Орвиц-Занетти», а РЦ 1908 «в общем» посвящались «Анне Андреевне Горенко» (см. также недатированную надпись — «частное посвящение» Гумилева на личном экземпляре Ахматовой: «Моей прелестной царице и невесте как предсвадебный подарок предлагаю эту книгу. Н. Гумилев» («Моей прелестной царице...». Пометы А. А. Ахматовой на книгах Н. С. Гумилева / Публ. И. П. Сиротинской // Встречи с прошлым. Вып. 8. М., 1996. С. 310)). О посвящении «Маскарада» («Царицы Содома») см. запись А. Ахматовой: «Книга «Ром<антические> цветы» 1908 <г.> целиком обращена ко мне. Когда Брюсов спросил, почему там нет «Маскарада», Г<умилев> ответил: «Потому что посвящ<ение> противоречит общему посвящению книги». Об этот ужас, «больной кошмар», разбиваются все надежды» (Записные книжки Анны Ахматовой (1958–1966). Москва; Torino, 1996. С. 360). О баронессе де Орвиц-Занетти см. запись П. Н. Лукницкого: «Когда Н. С. получил в Париже в 6 году от АА письмо, он в ответе своем написал, что он «так обрадовался, что сразу 2 романа бросил...». АА смеется. «А третий?» — с Орвиц-Занетти. Роман, кажется, как раз на это время приходится» (Лукницкий П. Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 1. 1924–1925 гг. Paris, 1991. С. 182). Судя по дате стихотворения (см. № 16 наст. тома), «роман» был немножко позже, чем предполагала Ахматова. По всей видимости, она была права, считая, что роман был недолговечным; но о баронессе де Орвиц-Занетти нам ничего неизвестно. Стр. 26–29. — Гумилев переиначивает слова из письма Брюсова (№ 6 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома): «Может быть, конквистадоры Вашей души еще не завоевали стран и городов, но теперь они вооружены для завоевания». Стр. 36–38. — В № 11 «Весов» за 1907 г. вошла глава IX «Огненного Ангела» («Как мы прожили декабрь и праздник Рождества Христова»). Стр. 40–68. — № 105 в т. I наст. изд. Стр. 69–88. — № 106 в т. I наст. изд., автограф 1.

35

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин (без стихов), ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 19.

Дат.: 10/23 февраля 1908 г. — по почтовому штемпелю.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Russie. Moscou. Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция журнала «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Парижа — 23.02.08. Штемпель московской экспедиции городской почты — 13.02.08.

Стр. 3–5. — Первое из приложенных к данному письму ст-ние (стр. 33–53) «Андрогин» — № 107 в т. I наст. изд., автограф (см. комментарий и варианты к № 107 в т. I наст. изд.). О своем «интересе» к «Андрогину» — и желании увидеть его напечатанным в «Весах» — Гумилев снова напишет в №№ 36, 37, 38 наст. тома. Новая копия ст-ния была приложена к № 41 (в архиве эта копия отсутствует). По мнению Р. Д. Тименчика и Р. Л. Щербакова, речь в письме идет не о прямом заимствовании темы стихотворения «Андрогин», а о том, что Брюсов охотно использовал в своих произведениях мифологические сюжеты (ЛН. С. 470). Однако возможно, что Гумилев подразумевал не обще-мифологический сюжет, а гораздо более специфичное «использование» (в своей собственной трактовке) основной для всего творчества Брюсова темы «страсти». Ср. в первую очередь, «программную» теоретическую статью Брюсова в «Весах» («Наше время <...> научилось чтить телесное, прозрев в нем те же глубины, как в духовном. <...> Как же было нашему времени, освятившему самую сущность тела, не освятить то, в чем полнее всего выражается его мощь — страсть! <...> Что для эллинов было только наслажденьем, став для нас тайной, стало и святыней» и т. д.) (Брюсов В. Я. Вехи I. Страсть // Весы. 1904. № 8. С. 21–28). Ср. также прямые метрические (4 Амф. ЖмЖм) и содержательные переклички данного ст-ния Гумилева со ст-нием «Из ада изведенные...», вошедшим в книгу Брюсова «Στέφανος» («Венок»): «Тебе, необорный, мы детски послушны: / И ложе, как храм, и любовь — как обет! // <...> Я — жрец темноглазый, с сестрой темнокудрой / И ночью и днем воспеваю псалом». Стр. 5–7. — Вторым ст-нием, приложенным к письму (стр. 54–70), является ст-ние «Поэту» — № 108 в т. I наст. изд. Примечательно, что это «рассуждение для себя» было написано за несколько недель до получения Гумилевым номера «Весов» (1908. № 1) со ст-нием Брюсова «Поэту» («Ты должен быть гордым, как знамя...» — см. следующее письмо, № 36 наст. тома). Как указал Г. М. Фридлендер, ст-ние Гумилева «носит характер подражания стихотворным манифестам Брюсова», однако Гумилев на самом деле разрабатывает в нем свою собственную эстетику (см. комментарий к № 108 в т. I наст. изд.). Стр. 8–9. — Третьим ст-нием (стр. 71–82) является ст-ние «Под рукой уверенной поэта...» — № 109 в т. I наст. изд. По-видимому, Гумилев также «воспользовался» здесь «темой Брюсова»: Н. А. Богомолов усматривает в нем развитие темы баллады Брюсова «Раб» (см. комментарий к № 109 в т. I наст. изд.). Стр. 9–11. — Ст-ние Брюсова «Жизнь» («Безликая, она забыла счет обличий...») было опубликовано в № 4 журнала «Образование» за 1907 г., а затем вошло в сборник «Все напевы» (см. ниже). Стр. 11–16. — Гумилев уже явно применял к себе модель творческого пути, согласно которой изданные книги являются «пройденными этапами» в процессе постоянного развития: см. № 32 наст. тома; ср. также №№ 39, 45, 109 наст. тома. В этом — еще одно значительное сходство с Брюсовым, который писал в предисловии к своему, столь желаемому Гумилевым, следующему сборнику «Все напевы», вышедшему в начале 1909 г.: «...во многом этот сборник завершает мои прежние начинания <...> Эти «пути» пройдены мною до конца, и менее всего склонен я повторять самого себя. Я уверен, что в поэзии, и не только в русской поэзии, есть еще бесконечное число задач, никем не решенных...» Но размышления Гумилева могут восприниматься и как свидетельство его растущей «автономии» от «учителя» — после выхода в свет РЦ 1908. По крайней мере, именно с этого времени в его переписке со старшим поэтом начинается период «подспудного напряжения» (особенно заметного с № 41 наст. тома). Стр. 17–19. — После «Стихов о Прекрасной даме» (М.: «Гриф», 1905; книга вышла в октябре 1904 г.) появились еще два издания стихов А. Блока: «Нечаянная радость. Вторая книга стихов» (М.: «Скорпион», 1907; книга вышла в конце 1906 г.: см. комментарий к № 13 наст. тома) и «Снежная маска» (СПб.: «Оры», 1907 (книга вышла в апреле)). В феврале 1908 г. также вышли в свет «Лирические драмы» Блока (СПб.: «Шиповник»). В этой последней книге был уже объявлен следующий сборник — «Земля в снегу», изданный «Золотым руном» в июле 1908. Первая книга стихов С. М. Городецкого «Ярь» (СПб.: «Кружок молодых», 1907) тоже вышла в декабре 1906 г.; затем последовали: «Перун» (СПб.: «Оры», 1907) и «Дикая воля» (СПб.: «Факелы», 1908 (вышла в декабре 1907)). Брюсов в это время переиздавал свои старые сборники в виде «Собрания стихов» под названием «Пути и перепутья», тт. 1 и 2 (см. №№ 27, 40 наст. тома и комментарии к ним), выпускал книги переводов (Верхарна, Метерлинка) и сборник рассказов («Земная ось»; см. № 11 наст. тома и комментарий к нему). Его «последними» сборниками стихов на момент написания данного письма являлись «Tertia Vigilia. Книга новых стихов 1897–1900» (М.: «Скорпион», 1900), «Urbi et orbi. Стихи 1900–1903 гг.» (М.: «Скорпион», 1903) и «Στέφανος. Венок. Стихи 1903–5 гг.» (М.: «Скорпион», 1906). Как отмечено выше, следующий сборник тоже последовал с промежутком в три года: «Все напевы. Стихи 1906–1909 гг. (Пути и перепутья. Т. III)» (М.: «Скорпион», 1909). Стр. 22–26. — О неприятии «весовцами» фигуры Г. Чулкова см. № 18 наст. тома и комментарий к нему. Во второй половине 1907 г. А. Белый чаще и резче всех выступал против Чулкова на страницах «Весов»: «в рецензии на альманах «Цветник Ор» <Белый> писал: «Грязен и непричесан, как всегда, в стихах г. Чулков» (Весы. 1907. № 6. С. 68); в следующем номере журнала, критикуя альманах «Проталина», Белый утверждал: «...на этом бледном фоне грязной кляксой усаживается Чулков (ну, прямо из юрты!)» (№ 7. С. 74)» (ЛН. С. 470). Впоследствии Белый каялся в таких выпадах: «...«личные» переживания, неправильно перенесенные на арену борьбы, путали, превращая даже справедливые нападки на враждебные нам течения в недопустимые резкости <...>; таковы безобразные мои выходки против Г. И. Чулкова, на которого я проецировал и то, в чем я с ним был не согласен, и то, в чем он не был повинен нисколько; так стал для меня «Чулков» — символом; полемизировал я не с интересным и безукоризненно честным писателем, а с «мифом», возникшим в моем воображении...» (Белый Андрей. Начало века. М., 1990. С. 424–425; говоря о «личных переживаниях», Белый намекает здесь, прежде всего, на отношения между Чулковым и Л. Д. Блок). Что касается С. М. Городецкого, то Брюсов, как и другие рецензенты-модернисты, горячо приветствовал появление его первого сборника «Ярь» (Весы. 1907. № 2), но достаточно резко осуждал второй, отметив, между прочим, «небрежность и грубость» его стиха (Весы. 1907. № 10. С. 52). Подробнее см. комментарий к № 47 наст. тома.