Сораспятая на муку.

Враг мой давний и сестра!

Дай мне руку! Дай мне руку!

Меч взнесен! Спеши! Пора!

И я дала ему руку, а что было в моей душе, знает Бог и Вы...» (Новый мир. С. 202). Через несколько дней она вновь написала Штейну: «Мой Коля собирается, кажется, приехать ко мне — я так безумно счастлива» (Там же. С. 203). А 11 февраля: «...жду каждую минуту приезда Nicolas. Ведь Вы знаете, какой он безумный, вроде меня» (Там же. С. 204). Но Гумилев смог отправился в Россию только в конце апреля (см. № 13 наст. тома). Встреча с Брюсовым состоялась 15 мая 1907 г., о чем сохранилась запись в брюсовском дневнике: «Приезжал в Москву Н. Гумилев. Одет довольно изящно, но неприятное впечатление производят гнилые зубы» (Брюсов В. Дневники. Автобиографическая проза. Письма. М., 2002. С. 157). Стр. 64–66. — Р. Д. Тименчик и Р. Л. Щербаков усматривают в этих словах «намек на Бальмонта» (ЛН. С. 431), но в контексте данного письма под несостоявшимися «учителями» гораздо явственнее разумеются, конечно, Мережковские.

12

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 18.

Дат.: 11/24 марта 1907 г. — авторская датировка.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Russie. Москва. Театральная пл., д. Метрополь, 23. Редакция «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». На конверте надпись: «Paris De part». Штемпель почтового отделения Парижа — 25.03.07. Штемпель московской экспедиции городской почты — 13.03.07.

Стр. 4–6. — Ср. образность мышления в предыдущем письме: «я уже накануне просветления, <...> вот-вот рухнет стена» (стр. 48–49 № 11 наст. тома). При встрече с Гумилевым в мае Брюсов заметил о нем: «Часто упоминает о “свете”» (Брюсов В. Дневники. Автобиографическая проза. Письма. М., 2002. С. 157). Стр. 16–17. — Ст-ния «Ахиллес у алтаря» и «Маргерит» вошли в сборник Брюсова «Στέφανος» («Венок»). М., 1906. Оба ст-ния были ранее опубликованы в журнале «Вопросы жизни» (1905. № 3; 1905. № 7). Стр. 17–18. — Имеется в виду ст-ние А. А. Блока «Песня Офелии» («Он вчера нашептал мне много...»), которое было опубликовано в 1904 г. в журнале «Новый путь» (№ 11) и впоследствии вошло в сборник «Нечаянная радость» (М.: Скорпион, 1907) (другое стихотворение Блока под тем же названием («Разлучаясь с девой милой...») было впервые опубликовано лишь в 1908 г.). Можно считать, что в ст-нии «Влюбленная в дьявола» (№ 58 в т. I наст. изд.), приложенном к следующему письму к Брюсову, Гумилев умышленно создал свой собственный сюжетно-метрический аналог «Песни Офелии». Оба произведения, подчеркнуто «средневековые», представляют собой недоуменно-вопрошающий лирический монолог одинокой девушки, потерявшей временно-пространственную ориентацию, очарованной загадочным, «отсутствующим» мужчиной. Блок использует 3-иктный дольник, Гумилев — тактовик. На своем экземпляре первого издания «Романтических цветов» Брюсов сделал к последней строфе «Влюбленной в дьявола» помету: «Неплохо. Блок» (Пуришева К. Библиотека Брюсова // Литературное наследство. Т. 27–28. М., 1937. С. 674). Стр. 25–28. — См. попытку анализа на основе этих слов «функции искусства» в стихотворении «Жираф» (Баскер. С. 14–18. Об оккультном понятии «астрального тела» см. там же. С. 18–19). М. Баскер также отмечает сходство с определением воздействия искусства — «в терминах, не столь явно отзывающихся оккультизмом» — в статье Гумилева «Жизнь стиха»: «...прекрасные стихотворения, как живые существа, входят в круг нашей жизни; они то учат, то зовут, то благословляют... Под их влиянием люди любят, враждуют и умирают» (см. стр. 160–163 № 24 в т. VII наст. изд.). Стр. 29–30. — Цитируется ст-ние «Последний пир» из сборника Брюсова «Στέφανος» («Венок»). Стр. 32–35. — Цитируется ст-ние «Антоний» из сборника Брюсова «Στέφανος» («Венок»). Как и «Последний пир», оно ранее было опубликовано в «Вопросах жизни» (1905. № 7), в составе того же цикла («Озими»), что и «Маргерит». О возможном отзвуке «Антония» в «Корабле» Гумилева см. комментарий к стр. 25–28 № 71 в т. I наст. изд. Ср. также следующие за процитированными Гумилевым строки брюсовского ст-ния («О, дай мне жребий тот же вынуть / И в час, когда не кончен бой...») с гумилевским «Одиссеем у Лаэрта»: «Но в час, как Зевсовой рукой / Мой темный жребий будет вынут...» (стр. 29–30 № 146 в т. I наст. изд.). Стр. 37–39. — См. комментарийй к стр. 61–64 № 11 наст. тома, а также №№ 13 и 14 наст. тома. Стр. 40. — Как позволяет уточнить письмо А. Ахматовой С. В. фон Штейну от 13 марта 1907 г., речь идет о втором номере журнала: «Мое стихотворение «На руке его много блестящих колец» напечатано во 2-м номере «Сириуса», может быть, в 3-м появится маленькое стихотворение, написанное мною уже в Евпатории. Но я послала его слишком поздно и сомневаюсь, чтобы оно было напечатано» (Новый мир. С. 205. В третий номер журнала ст-ние Ахматовой не вошло). Стр. 43–44. — Под псевдонимом Анатолий Грант было напечатано эссе «Карты» (№ 2 в т. VI наст. изд.) в № 2 «Сириуса» и рассказ «Вверх по Нилу. (Листы из дневника)» (№ 3 в т. VI наст. изд.) в № 3. Стр. 44–45. — «Помимо заботы об общем направлении журнала, Гумилев взялся обеспечивать его литературный отдел. Но в поисках сотрудников для журнала он не добился успехов ни в России, ни в литературных кругах русской колонии в Париже. Брюсов не откликнулся на его просьбу «дать нам что-нибудь свое...» <...> Скорее всего, случайно оказался привлеченным к участию в журнале поэт и переводчик Александр Акимович Биск. <...> И только А. Ахматова не отказывалась от постоянного сотрудничества. <...> Чтобы поправить дело, Гумилев в этих обстоятельствах прибегает к помощи вымышленных сотрудников» (Николаев Н. И. Журнал «Сириус» (1907 г.) // Исследования и материалы. С. 312). Ср. также известное замечание Ахматовой в уже процитированном письме С. В. фон Штейну от 13 марта 1907 г.: «Зачем Гумилев взялся за «Сириус». <...> Вы заметили, что сотрудники почти все так же известны и почтенны, как я? Я думаю, что нашло на Гумилева затмение от Господа. Бывает!» (Новый мир. С. 205–206). Но не следует забывать, что сам Брюсов также нередко прибегал к псевдонимам (всего их насчитывается около 20) — и не только в начале пути, в сборнике «Русские символисты», который по праву можно считать брюсовской «псевдонимной мистификацией», но и в «Весах», где он (так же как и другие сотрудники) часто печатался под псевдонимами. «Объяснить эту игру в псевдонимы нетрудно. Круг основных сотрудников журнала был очень узок, некоторые из них порой выступали в одном лишь номере свыше десяти раз» (Азадовский К. М., Максимов Д. Е. Брюсов и «Весы» (К истории издания) // Валерий Брюсов. М., 1976. (Литературное наследство. Т. 85). С. 266–267, 268). Положение Гумилева в «Сириусе», таким образом, было далеко не уникально в историческом контексте отечественной модернистской издательской деятельности 1890-х — 1900-х гг. Стр. 47–49. — «Насколько это суждение в письме Брюсову соответствует действительному отношению Гумилева к статьям критического отдела, сказать трудно. Если предположить, что статьи критического отдела во всех трех номерах <...> принадлежат редактору отдела М. В. Фармаковскому, то с ним Гумилева связывали не только денежные счеты» (Николаев Н. И. Журнал «Сириус» (1907 г.) // Исследования и материалы. С. 313). О близости эстетических взглядов М. В. Фармаковского к художественной позиции Гумилева в конце 1908 г. см. № 56 наст. тома и комментарий к нему. Следует также учесть, что именно взгляды Гумилева на искусство привели к разногласию с Брюсовым в следующем, 1908 г. (см. №№ 40, 42 наст. тома и комментарии к ним). По сведениям А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика, журнал издавался на средства Фармаковского (см.: Литературное обозрение. 1987. № 7. С. 104), однако этих «средств» было явно недостаточно. «“Сириус”, к сожалению, вскоре лопнул, — рассказал Гумилев И. Одоевцевой много лет спустя. — И как это тогда было горько и обидно <...> и как забавно теперь. Ведь я плакал, плакал, как девчонка. Мне казалось, что я навеки опозорен, что я не переживу гибель своей мечты» (см.: Одоевцева I. С. 382). Стр. 51. — В письме от 29 октября / 11 ноября 1906 г. было неразборчиво написано слово «лживый» в ст-нии «Мне было грустно, думы обступили...» (стр. 58 № 7 наст. тома). Приписка Гумилева позволяет считать, что в упомянутом в стр. 3 «большом и милом письме» Брюсова тщательно разбирались все посланные «мэтру» до сих пор «парижские» стихи.