78

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

ЛН (публ. Р. Д. Тименчика в комментариях (С. 495)).

Автограф — Архив Лозинского.

Дат.: 12/25 декабря 1909 г. — по датировке Р. Д. Тименчика (ЛН. С. 495).

Почтовая открытка — художественная фотография с изображением пальмовой рощи и надписью: «Palm trees near Cairo. Forêt de Palmiers», адресованная: «Russie. Петербург. Его Высокородию Евгению Александровичу Зноско-Боровскому. Мойка, 24. Ред<акция> “Аполлон”». Штемпель почтового отделения Каира неразборчив. Штемпель почтового отделения Петербурга — 25.12.09. Наклееная квитанция указывает на заказное отправление: «R Caire / No 473».

Евгений Александрович Зноско-Боровский (1884–1954) — драматург, критик, шахматист и шахматный литератор; с 1909 г. до октября 1912 г. — секретарь «Аполлона», в котором он также вел рубрику театральных рецензий, журнальное обозрение, хронику литературной жизни. Учился в Александровском лицее, после окончания которого стал офицером, участвовал в японской войне, был ранен под Мукденом и, по словам Ахматовой, «вернулся с Георгиевским крестом». В 1909 г. он написал драму «“Алмаз”. Сцены из войны» (о его чтении этой вещи, в скором времени запрещенной цензурой, см. комментарий к стр. 3–4 № 73 наст. тома). 3 декабря 1910 г. в Доме интермедий состоялась премьера его комедии «Обращенный принц», в постановке Вс. Мейерхольда и оформлении С. Судейкина; в 1912 г. последовала его пародийная стилизация испанского театра «Влюбленные в Марту». В 1909–1912 гг. он близко дружил с Гумилевым и Кузминым; последний 20 лет спустя вспоминал об этом периоде в своем дневнике: «Я познакомился в «Аполлоне», где Женя был секретарем, вероятно, через друга Маковского, П. П. Вейнера <...> Его коллегой был В. Чудовский <...> Я скоро стал ухаживать за Зноской. Он был маленького роста, страшный торопыга, нос как кнопка, розовый, веселый, волосы ежиком. <...> Вместе с Женей я был секундантами <так!> на стороне Гумилева, вместе выбирали место и пистолеты, на которых только что дрался Гучков. <...> А потом Ауслендер женился на Надине (сестре Зноско-Боровского; см. комментарий к № 76 наст. тома — Ред.). <...> З<носко>-<Б>оровский> был необыкновенно энергичный, расторопный и тактичный организатор. Это сказывалось в ред<акции> «Аполлона», и в засед<аниях> Академии (Общества ревнителей художественного слова; см. комментарий к № 75 наст. тома — Ред.), и в «Доме интермедий». <...> Он был влюблен сначала в Вердинскую, потом в Олет Судейкину, было года два, что нас была почти неразлучимая компания: Толстой, Соня Толстая, Судейкин, Олет, Женя, я, Надя, Ауслендер и Гумилев» (Кузмин М. Дневник 1934 года. СПб., 1998. С. 54–55). Возникновение «Цеха поэтов», по известному высказыванию Ахматовой, «собой знаменовал<о> распадение этой группы (Кузмина, Зноско и т. д.). Они постепенно стали реже видеться, Зноско перестал быть секретарем “Аполлона”, Потемкин в “Сатирикон” ушел, Толстой в <19>12 году, кажется, переехал в Москву жить совсем... И тут уже совсем другая ориентация... Эта компания была как бы вокруг Вячеслава Иванова, а новая — была враждебной “башне”» (Лукницкий П. Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 1. 1924–1925 гг. Paris, 1991. С. 128). В 1912 г. Зноско-Боровский женился на актрисе М. В. Филаретовой-Багровой; в августе у них родился сын. С началом Первой мировой войны он сразу же отправился добровольцем на германский фронт, снова получил ранение. После революций он переправился сначала на юг, где сотрудничал в отделе пропаганды Добровольческой армии, затем в 1920 г. в Берлин и оттуда, в скором времени, навсегда в Париж. В эмиграции он писал о поэзии (в том числе о творческом пути Ахматовой и «стихах о терроре» Волошина), чаще о театре. Ему принадлежит первая монографическая статья о Кузмине (Аполлон. 1917. № 4–5). Он являлся автором шести книг по шахматам (перечень см.: Кузмин М. Дневник 1934 года. СПб., 1998. С. 238) и многочисленных журнальных и газетных статей.

Стр. 3. — Очевидно, речь идет о рецензии на «Первую книгу рассказов» М. Кузмина (№ 22 в т. VII наст. изд.). Скорее всего, эта рецензия первоначально предназначалась для № 4 «Аполлона», вышедшего из печати 15 января 1910 г. (ср. № 77 наст. тома: «пусть меня проклянет за опозданье Маковский»), однако она вошла только в пятый, «февральский» номер журнала. В данном случае, может быть, это произошло не столько в результате неисправностей египетской почты, сколько оттого, что большое место в № 4 «Аполлона» было неожиданно отведено некрологическим материалам, посвященным И. Ф. Анненскому. Отправив данное письмо, Гумилев, конечно, о смерти «учителя» все еще не знал. Стр. 6. — № 3 «Аполлона» вышел из печати 15 декабря 1909 г. В нем появились ст-ния Гумилева «Товарищ», «Семирамида», «В библиотеке» и «Потомки Каина» (№№ 157–160 в т. I наст. изд.; №№ 157–159 — без последующих посвящений «В. Ю. Эльснеру», «Светлой памяти И. Ф. Анненского», «М. Кузмину») и его рецензия на № 9 «Весов» за 1909 г. и № 2 «Острова» (№ 21 в т. VII наст. изд.). Стр. 11–12. — Ср. № 79 наст. тома.

79

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

ЛН (публ. Р. Д. Тименчика в комментариях (С. 495)).

Автограф — Архив Лозинского.

Дат.: 16/29 декабря 1909 г. — по почтовому штемпелю.

Цветная почтовая открытка с видом Порт-Саида и подписью: «Port-Said. Boulevard Sultan Osman», адресованная: «Russie. St-Petersbourg «Apollon». Петербург. Редакция «Аполлон». Мойка, 24. Его Высокородию Евгению Александровичу Зноско-Боровскому». Вверху надпись: «Recommandée. Заказное» и проставлен номер: «№ 3159». Штемпель почтового отделения Порт-Саида — 29.12.09. Штемпель почтового отделения С.-Петербурга — 25.12.09.

Стр. 3. — О «первой» статье см. комментарий к стр. 3 № 78. Труднее сказать, что подразумевал Гумилев под «второй» статьей. Вряд ли он работал в Африке над своим следующим «Письмом о русской поэзии», о Фофанове и др. (см. № 23 в т. VII наст. изд.), напечатанном только в мартовской книжке «Аполлона», — тем более что все рецензируемые в нем книги помечены 1910 г. Следующее письмо Гумилева Зноско-Боровскому (№ 82) позволяет предположить, что, отправляясь в Африку, он, возможно, обязался написать какую-то статью о своих путевых впечатлениях, очевидно, неосуществленную. Стр. 5. — Гумилев, должно быть, уже знал, что он на самом деле уедет из Джибути примерно на 10 дней позже, чем 4 января. Но в деньгах он действительно нуждался, и указанная здесь дата, вероятно, понятная предосторожность с его стороны.

80

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1986 (публ. М. Баскера и Ш. Грэм), Полушин, НП.

Автограф — РГБ. Ф. 109. К. 17. № 23.

Дат.: 23 декабря 1909 / 5 января 1910 г. — по почтовому штемпелю.

Открытка с изображением «Djibouti. Un Jardin à Ambouli». Штемпель почтового отделения Джибути — 05.01.10.

Стр. 3–4. — См. №№ 72, 74, 77 наст. тома и комментарии к ним. Стр. 5–6. — С конца 1902 г. поезда Абиссинской железной дороги должны были совершать 311-километровый путь из Джибути в Дыре-Дауа за 14 часов: поезда должны были отправляться из Джибути в 6 утра, и приезжать в Дыре-Дауа в 8 вечера того же дня. Доехав таким образом до Дыре-Дауа, Гумилев мог бы, вероятно, за запланированный им трехнедельный срок добраться до столицы, Аддис-Абебы, и обратно. Однако железная дорога работала плохо и нерегулярно, и пути часто размывало, — с чем Гумилев столкнулся во время экспедиции 1913 г., — и, в конце концов, он отказался от идеи «железнодорожного» перемещения по стране и остановил свой выбор на «безотказных» мулах (ср. № 83 наст. тома). На таком «транспортном средстве» попасть в Аддис-Абебу за три недели путешествия Гумилев никак не успевал. Стр. 10. — Имеется в виду М. М. Замятнина (см. о ней комментарий к № 71 наст. тома). Стр. 11–13. — Проект «Геософического общества», первыми членами которого должны были стать упомянутые здесь Вера Константиновна Шварсалон и Михаил Алексеевич Кузмин, — был предложен Гумилевым 16 октября, в дни, когда он уже серьезно обдумывал свое африканское путешествие, и перед тем, как он стал активно убеждать Вяч. Иванова поехать с ним вместе (см. комментарии к №№ 77, 72 наст. тома). В конце октября или начале ноября В. К. Шварсалон писала об этом своему брату: «Из таких второстепенных вещей сначала наше геософическое общество, затеянное Гумилевым и кот<орое> пока ни к чему действенному не привело, вследствие неименья матерьяла и не строгому отношению к нему (а не к идее самого Гумилева)» (цит. по: Богомолов Н. А. Гумилев и оккультизм // Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм. М., 1999. С. 119). «Идея» Гумилева остается до конца неясной, но представляется весьма вероятным, что «геософия» была придумана в какой-то мере в сознательной оппозиции к модному тогда увлечению теософией. Судя по «геософическому» стихотворению В. Шварсалон (см. комментарий к № 77 наст. тома), настроенность «общества» была не слишком серьезной. Но можно добавить, что в «башенном» окружении того времени «теософия» была ярко и «властно» представлена А. Р. Минцловой, — по разным причинам почти одинаково сильно не нравившейся ни Шварсалон, ни Кузмину: Шварсалон, как известно, особенно опасалась пагубного влияния Минцловой на отчима и смотрела на его возможное путешествие в Абиссинию как на одно из средств «преодоления соблазна» теософской проповеди (см. комментарий к № 72 наст. тома; о А. Р. Минцловой и восприятии ее в окружении Иванова см. главы: Anna-Rudolf; Вячеслав Иванов и Кузмин: к истории отношений; Из оккультного быта «башни» Вяч. Иванова // Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм. М., 1999). «Геософия», по-видимому, не представляла собой отказ от мистицизма (ср., опять-таки, ст-ние «О чуде»), но исходила не из умозрительных абстракций, а от конкретных («земных»!) географических категорий и реалий. Примечательно в этом отношении, что мысль о «двух снах» в «абиссинском» письме Гумилева Кузмину («Мне кажется, что мне снятся одновременно два сна, один неприятный и тяжелый для тела, другой восхитительный для глаз...» — см. стр. 15–17 № 83 наст. тома) имеет близкий аналог в письме Шварсалон («Каждый вечер мне кажется, что я или вижу сон, или наоборот проснулся в своей родине. <...> Там дивно хорошо. Но каждый день мне приходит в голову ужасная мысль...» — см. стр. 4–5 № 77 наст. тома). См. также тему личного преображения в приводимых Р. Тименчиком (НП. С. 64) стихах Хлебникова, изображающих общение Гумилева с Шварсалон («ясницей») как раз в «теософические» дни октября 1909 г.: