Я очень ему обрадовался: с ним у меня связана большая память о моей литературной “бедовой доле” и о его строгой оценке “слова”: он понимал такое, чего другим надо было растолковывать.

Гумилеву в противоположную сторону, но он пошел меня проводить.

Он говорил необыкновенно вежливо и в то же время важно, а дело его было просительное и совсем не литературное, а “обезьянье”:

— Нельзя ли произвести меня в обезьяньи графы: я имею честь состоять в “кавалерах”, мне хотелось бы быть возведенным в графы.

— Да нету такого, — ответил я, — чего вам, вы и так как Блок и Андрей Белый, “старейшие кавалеры”, и имеете право на обезьянью службу.

— Нет, я хочу быть обезьяним графом.

“А и в самом деле, — подумал я, — графов не полагается, но если заводить, то только одного, и таким может быть только Гумилев”» (Ремизов А. М. Взвихренная Русь. Париж, 1927. С. 338–339). Ремизов навсегда покинул Россию через несколько дней после ареста Гумилева, в начале августа 1921 г. В эмиграции он много раз оплакивал его гибель: «Гумилева — расстреляли! — Николай Степанович — покойник теперь — и Горький не всегда может, стало быть» (Там же. С. 505. См. также: Ремизов А. М. Крюк (память петербургская) // Новая русская книга. 1922. № 1. С. 8; Ахру. Повесть петербургская. Берлин, 1922. С. 13, 40, 43; Встречи. С. 187; о выставке его портрета Гумилева в 30-е гг. см.: Письма А. М. Ремизова к В. В. Перемиловскому / Подгот. текста Т. С. Царьковой. Вст. статья и примеч. А. М. Грачевой // Русская литература. 1990. № 2. С. 199).

Стр. 5–6. — Борис Сергеевич Глаголин (настоящая фамилия Гусев, 1879–1948) — актер, драматург, театральный критик, с 1906 г. режиссер петербургского Малого (Суворинского) театра. В 1909 г. Б. С. Глаголин издавал «Журнал Театра Литературно-художественного общества», в котором сотрудничали Ю. Беляев, М. Волошин, Б. Глаголин, Н. Гумилев, М. Кузмин, В. Протопопов, В. Розанов, А. Ремизов, Б. Садовской, А. Толстой (см.: Новое время. № 11852. 11 марта 1909). Гумилев, по-видимому, в какой-то момент пытался определить политику его литературного отдела и вошел в конфликт с Глаголиным. По детальному изложению Р. Д. Тименчика: «О <...> конфликте с Гумилевым Глаголин сообщал в одном из писем 1909 г. к Мейерхольду: «...пишу, возмущенный поведением Гумилева, который пришел ко мне сейчас и устроил мне представление со своим цилиндром. Прочел целое поучение о традициях русской журналистики, говорил о Вашем обещании поместить его стихи в этом № в таком тоне, обидном для меня, что я, наконец, потеряв терпение, сказал ему несколько горьких истин. Но главное, что возмутило меня, это его требование денег авансом, которое сопровождалось даже констатированием «значит, и впредь гонорар будет задерживаться?» Это черт знает что такое. И с этими людьми я носился, как с писаной торбой. <...> И это за то, что я так терпеливо выносил его горделивый тон и самомнение. Он талантливый человек, но он не ставит меня ни в грош, не считая даже нужным быть вежливым со мной (понимаю вежливость без цилиндра и внешнего ее вида) <...> И все из-за того, что я не мог дать ему 12 р. за стихи, которые еще и не напечатаны» (РГАЛИ. Ф. 998. Оп. 1. Ед. хр. 1376. Л. 5–6). Гумилев и его друзья широко печатались в этом издании, которое фактически было программкой («афишкой») театра. В номерах, обозначенных «1908/09. Вторая половина сезона», было напечатано: № 5 — «Любил тебя в грозе под вечер» и «Темнеет степь, и нет прохлады» Толстого, «Колокол» и «На льдах тоскующего полюса» Гумилева, № 6 — «Спорыш» Ремизова, пьеса «Дочь колдуна» Толстого, «Поединок» Гумилева и его же статья «По поводу «Салона» Маковского», № 7 — «О тихий край» и «Не могу я вспомнить без волненья» Кузмина, «Разбойник» Толстого, № 8 — «Когда и как приду к тебе я» Кузмина, № 9–10 — «Мальчик верхом едет в куртке зеленой» Кузмина и «Ведьма-птица» Толстого. В номерах за 1909/10: № 1 — «Что сердце? Огород неполотый...» Кузмина, № 2 — «Выбор» Гумилева, № 5 — «Лель» Толстого и «Воспоминание» Гумилева, № 9 — «Свидание» Гумилева» (НП. С. 58). В конце января 1910 г. Глаголин по личным причинам уезжал на время в заграничный отпуск и окончательно покинул Суворинский театр в октябре следующего, 1911 г.

По всей видимости, речь в письме идет о выплате гонорара от глаголинского журнала («Никто ко мне не приходил, никто мне никаких денег не дал» — см. № 10 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома). Через два дня после настоящего письма, 11 февраля 1909 г., М. А. Кузмин отметил в своем дневнике: «Денег нет. Божерянов принес 3 р., занятые на кальку <...> Тот же Ал<ександр> Ив<анович> принес от Глаголина 12 р. Поехали к Ремизовым, где Сер<афима> Павл<овна> в первый раз выходит» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 108). Александр Иванович Божерянов (1882–1961 (?)) — художник-график, театральный художник и иллюстратор; сотрудник Гумилева по первым двум номерам журнала «Сириус» (см. комментарии к стр. 46–53 № 10 наст. тома). Гумилев был дружен с А. И. Божеряновым в «парижские» годы, некоторое время они вместе снимали квартиру на rue de la Gaité, 25 (см.: Труды и дни. С. 171), однако затем их отношения испортились. В Петербурге Гумилев и Божерянов сотрудничали в «Журнале Театра Литературно-художественного общества». В 1910-е годы Божерянов входил в «круг Кузмина», иллюстрировал его книги «Глиняные голубки» (СПб., 1914), «Покойница в доме. Сказки» (СПб., 1914), «Лесок» (Пг., 1922). В 1925 году А. И. Божерянов уехал из СССР. Умер в эмиграции. Стр. 7–8. — Гумилев рецензировал сборник Кузмина «Сети» в мае 1908 г. (№ 5 в т. VII наст. изд.; см. также №№ 42, 43 наст. тома). Следующая гумилевская статья о Кузмине — рецензия на «Первую книгу рассказов» (№ 22 в т. VII наст. изд.) — появилась в печати только через год после настоящего письма, в № 5 «Аполлона» (февраль 1910 г.). Стр. 9–10. — См. письмо Ремизова от 8 февраля 1909 г. (№ 10 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома). Стр. 13. — Серафима Павловна Ремизова-Довгелло (1876–1943) — жена Ремизова. Стр. 15–17. — Речь идет о замысле поэтического журнала «Остров». Об этом издании см. № 21 в т. VII наст. изд. и комментарий к нему, а также №№ 63, 64, 65, 69 наст. тома. Не будучи поэтом, Ремизов в «Острове» не печатался, но оказывал «редакции» — Гумилеву, А. Н. Толстому, П. П. Потемкину — активную поддержку: «Я очень одобряю их план — и то, что строгость будет, и то, что учиться будут» (см.: Второй номер журнала «Остров» / Публикация А. Г. Терехова // Исследования и материалы. С. 324). В № 1 журнала был опубликован цикл ст-ний М. А. Кузмина «Праздники Пресвятой Богородицы», — очевидно, это и была «рукопись», о которой упоминает Гумилев.

61

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 20.

Дат.: 26 февраля 1909 г. — авторская датировка.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову. От Н. С. Гумилева». Штемпель почтового отделения Царского села — 01.03.09. Штемпель московской экспедиции городской почты — 02.03.09.

Стр. 4–5. — Пауза в переписке возникла, прежде всего, из-за исключительной загруженности Брюсова работой. Некоторое представление об интенсивности его занятий в этот период дает переписка с Ниной Петровской — см., напр.: Брюсов Валерий, Петровская Нина. Переписка: 1904–1913. М., 2004. С. 412, 421, 437, 443, 457–458. Стр. 5–7. — По несколько категоричному утверждению П. Н. Лукницкого, Брюсов «не мог принять сближения Гумилева с Вячеславом Ивановым. Предупреждал его об этой «опасности» задолго» (Жизнь поэта. С. 73). Судя по данному письму, источником грозящей «ученику» опасности «учитель» считал ивановскую «дионисианскую ересь». Вяч. И. Иванов, действительно, был очень увлечен идеями Ф. Ницше о «вакхической природе» творчества, которые являются смысловым средоточием книги «Рождение трагедии из духа музыки». Вслед за Ницше, Иванов утверждал, что любой подлинно творческий акт исходит из эмоционального импульса, который преодолевает в человеческом существе сдерживающие «доводы разума». Рациональное начало виделось Ницше и Иванову творчески «бесплодным», замыкающим волю человека в порочный круг запретов «здравого смысла», разорвать который и призвано «созидающее безумие» гения. Отсюда и миссия подлинного искусства, эталоном которого является греческая трагедия, оказывалась в пробуждении экстатических эмоций, сметающих разумную мотивацию в поведении человека и провоцирующих его на безрассудные «дерзновения». Время Сократа и Еврипида, когда искусство перестало «опьянять» и стало «учить», Ницше считал началом «упадка» античности (и началом деградации вида homo sapiens). «Дионисийская проповедь» Иванова заключалась в пропаганде необходимости реанимации «творческих потенций» современной европейской цивилизации путем «возрождения античности», прежде всего в сфере новейшего искусства. В 1903 г. Иванов прочел в Париже цикл лекций о Дионисе. Брюсов присутствовал на парижских лекциях Иванова и внимательно следил за его публикациями, однако сочувствия «проповеднику священного безумия» не высказывал, а, напротив, ратовал за строгий, «классический» подход к эстетическим ценностям, в большой степени связанный как раз с «рациональным» началом в художественном мировосприятии. Об ивановском «дионисианстве» писали в связи с настоящим письмом Р. Д. Тименчик и Р. Л. Щербаков: «Валерий Брюсов, познакомившийся с Вяч. Ивановым 29 апреля 1903 г. в Париже, отметил эту встречу среди других парижских впечатлений: «Но самое интересное было, конечно, Вяч. Иванов. Он читал в русской Школе общественных наук о Дионисе. Это настоящий человек, немного слишком увлечен своим Дионисом. Мы говорили с ним, увлекаясь, о технике стиха...» (Брюсов В. Дневники. Автобиографическая проза. Письма. М., 2002. С. 151). В журнале «Новый путь» (1904. № 1–4, 8, 9) Вяч. Иванов опубликовал в переработанном виде курс своих парижских лекций под заглавием «Эллинская религия страдающего бога». Заключительная часть курса под заглавием «Религия Диониса. Ее происхождение и влияния» напечатана в «Вопросах жизни» (1905. № 6, 7). В этот же период появилась статья Вяч. Иванова «Ницше и Дионис» (Весы. 1904. № 5)» (ЛН. С. 491. См. также комментарий к № 8 наст. тома). Следует отметить, что отказ от «дионисианства», хоть в несколько уклончиво-вежливой форме, содержался несколько месяцев спустя в редакционном вступлении к первой книжке журнала «Аполлон» («Мы <...> пережили эпоху увлечения Дионисом <...> Слишком уж привыкли мы верить в «наитие свыше», забывая, что искусство прежде всего — вдохновенное и веселое ремесло»), а сам Гумилев впоследствии непосредственно полемизировал с «дионисианской ересью» Иванова в своей пьесе «Актеон» (1913 г.; № 4 в т. V наст. изд.; см.: Баскер М. Ранний Гумилев: путь к акмеизму. СПб., 2000. Гл. 4). Но до этого, по словам П. Н. Лукницкого, «общительный, жаждущий знаний Гумилев погрузился в атмосферу «башни», сблизился со многими ее обитателями» (Жизнь поэта. С. 73; см. также комментарий к № 72 наст. тома). О Царице Савской, пытавшейся соблазнить Соломона коварными загадками, отвращающими от истинного Бога см.: 3 Царств. 10:1–13. Полемика с «дионисианской ересью» Иванова стала содержанием гумилевской пьесы «Актеон» (№ 4 в т. V наст. изд.; см.: Баскер М. Гл. 4) и во многом определила гумилевскую критику символизма в годы «акмеистического бунта». Стр. 7–8. — По всей вероятности, речь здесь не идет о каких-либо конкретных «собраниях», а о необходимости уклоняться от того, что Брюсов называл «редакционными дрязгами» (см.: Переписка <Брюсова> с К. Д. Бальмонтом (1894–1918) / Вст. статья и подгот. текстов А. А. Нинова. Комментарии А. А. Нинова и Р. Л. Щербакова // Валерий Брюсов и его корреспонденты. Кн. 1. М., 1991. С. 207. (Литературное наследство. Т. 98)). Столь мудрая забота Брюсова (далеко не чуждого литературных интриг) о нравственно-духовном комфорте «ученика» была вызвана, по всей вероятности, целым рядом крайне неудачных для редактора «Весов» столкновений и конфликтов, завершившихся, в конце концов, крахом журнала. Стр. 12–13. — Ср. в письме к А. М. Ремизову от 9 февраля 1909 г.: «Я в периоде полного унынья. Ничего не пишу и не собираюсь» (стр. 7–8 № 60 наст. тома). Е. Е. Степанов пишет по этому поводу: «Эти слова — не игра. Осознав недостаток знаний в области теории поэзии, Гумилев с поддержавшим его П. П. Потемкиным и А. Толстым обратился к Вяч. Иванову с просьбой прочитать цикл лекций о поэзии. Иванов согласился, и у него на “башне” начались регулярные занятия т. н. “Про-Академии”». Как раз эти занятия, по мнению исследователя, и подразумевал Гумилев, написав в данном письме о «трех встречах» с Ивановым (Соч III. С. 359–360). Стр. 17–20. — «В объявлении “От редакции и конторы” (Весы. 1908. № 3) сообщалось: “Лица, не получившие в течение 3 месяцев извещения о принятии их рукописи к печати, могут располагать ею по своему усмотрению”» (ЛН. С. 491). Следует отметить, что к этому времени ситуация в редакции «Весов» изменилась, и окончательное редакторское решение уже принадлежало не Брюсову. «...Положение определилось такое, — писал Брюсов Н. И. Петровской 25 января 1909 г. — “Весы” издаваться будут, но я не буду их редактировать. Остаюсь лишь одним из “ближайших сотрудников”. Редактировать официально будет сам С. А. <Поляков>, но сведется это, конечно, к тому, что “Весы” будут выходить под редакцией М. Ф. Ликиардопуло. <...> Более я не могу приносить себя, свою душу, свою деятельность и свою гордость в жертву “Весам”» (Брюсов Валерий, Петровская Нина. Переписка. С. 430; ср. также брюсовское «Письмо в редакцию»: Весы. 1909. № 2. С. 89). Стр. 20–22. — О судьбе рассказа Гумилева Брюсов справлялся у С. А. Полякова. «Относительно <...> рассказа Гумилева, — отвечал Поляков в письме от 13 марта 1909 г., — я ничего не знаю и передал жалобы по назначению. Гумилев, между прочим, уже после Вашего письма писал М. Ф. [Ликиардопуло], что рассказ его был Вами принят в свое время, и тем самым, мне кажется, вопрос решается, так как на наших с Вами последних совещаниях было постановлено, что материал, принятый для предполагавшихся «новых» «Весов», останется принятым и для старых» (Переписка В. Брюсова с С. А. Поляковым (1899–1921) / Вст. статья и комментарии Н. В. Котрелева. Публ. Н. В. Котрелева, Л. В. Кувановой и И. П. Якир // Валерий Брюсов и его корреспонденты. (Лит. наследство. Т. 98). Кн. 2. М., 1994. С. 123). «Скрипка Страдивариуса» была помещена в № 7 «Весов» за 1909 г. О встрече Брюсова с А. Н. Толстым см.: Брюсов В. Дневники... С. 161). Стр. 22–23. — В этот — последний — период существования «Весов» произошел целый ряд конфликтов старых сотрудников с обновленной, «безбрюсовской» редакцией. 19 апреля 1909 г. Брюсов писал Бальмонту: «...Все, что ты сообщаешь об отношении к тебе конторы «Весов», ужасно, даже чудовищно. Но должен сознаться, что удивить — меня твое письмо не удивило. Почти то же писали мне раньше З. Гиппиус, Н. Лернер, А. Элиасберг и другие. Наконец, я сам испытал нечто подобное, когда я жил в Петербурге. <...> я написал в «Весы» пять писем (два — Сергею Александровичу, три — Ликиардопуло) и получил в ответ одно <...> Отношение к сотрудникам в «Весах» и «Скорпионе» похоже на отношение к пиратам или, точнее (ибо с пиратами ведется открытая и порой красивая борьба), на отношение какой-то высокой особы к надоедливым просителям» (Переписка <Брюсова> с К. Д. Бальмонтом. С. 204)). Стр. 24–25. — После «Скрипки Страдивариуса» никаких рассказов Гумилева в «Весах» не появилось. Стр. 25–27. — Альманах «Акрополь» в свет не вышел (см. № 54, 56 наст. тома и комментарии к ним). Об издательских начинаниях С. К. Маковского в «доаполлоновский» период см. также: Лавров А. В., Тименчик Р. Д. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1981. Л., 1983. С. 140 (прим. 250)).