Словно в насмешку над идеологической риторикой, старые социально-экономические и демографические тенденции в годы предвоенного экономического бума сохранялись, а отчасти даже усилились. Это справедливо в первую очередь в отношении самой большой группы населения — рабочего класса. Сложная ситуация, когда лишение политических прав сочеталось с сохранением основных мер социального обеспечения Веймарского государства и привнесенным НТФ социально-политическим активизмом, в условиях почти полной занятости вызвала примечательные изменения в социальном типе «рабочего». По всей видимости, она ускорила тенденции социально-культурного нивелирования, наметившиеся и в других индустриальных государствах и ведущие к ориентированному на потребление массовому обществу.

Национал-социалисты внесли свой специфический вклад в такое развитие событий, разгромив политические организации рабочего движения, что повлекло за собой и ослабление его социальной базы. Но только начавшийся экономический подъем обеспечил материальную базу для утверждения идеологии «народного сообщества». Традиционные структуры рабочей солидарности стали стремительно распадаться. Даже стойким старым социал-демократам, видевшим все минусы курса на милитаризацию и критиковавшим его в своем кругу, становилось все труднее не поддаваться общему восторгу по поводу того, как быстро и основательно режим разделался с безработицей. Вновь обретенная уверенность в завтрашнем дне скоро перевесила предшествовавшую ей утрату политических прав, заставляя мириться с дальнейшими посягательствами на них, например введением в 1935 г. «трудовых книжек», ограничивавших свободу выбора рабочего места и облегчавших контроль над «распределением рабочей силы».

Многие видели, что экономическое чудо отнюдь не принесло всеобщего процветания, а всего лишь сделало возможным медленное возвращение к уровню жизни перед великим кризисом, но мало у кого это вызывало протест. Немцы привыкли мазать серый хлеб маргарином вместо масла и класть на него дешевый мармелад вместо колбасы. По сравнению с англичанами, французами и американцами они и в «хорошие» предвоенные годы питались проще, но все же вволю. Никому больше не приходилось голодать. Предметы роскоши или просто вещи, немного украшавшие жизнь, оставались редкостью. Не то чтобы у немцев не хватало покупательной способности — просто потребительских товаров производилось слишком мало. Режим копил, точнее инвестировал, средства для войны и держал людей в черном теле. Правда, с 1936 г. реальная почасовая зарплата начала повышаться и через два года достигла уровня 1929 г.[122]Зато реальный чистый заработок за неделю — с учетом увеличения рабочего дня, роста «добровольных» отчислений в НТФ, на «зимнюю помощь», а во время войны и в «железную копилку» — только в 1941–1942 гг. дошел до уровня 1929 г., а потом снова снизился. И если в начале 1930-х гг. предприниматели жаловались, что на заработную плату тратится слишком много, то теперь они могли быть довольны: доля заработной платы в национальном доходе с 1934–1935 гг. неуклонно падала.

Упразднение тарифной автономии и децентрализованное регулирование заработной платы попечителями по вопросам труда не могли помешать ее росту в период высокой конъюнктуры. Когда в 1939 г. это стало грозить серьезным снижением темпов милитаризации, режим повсеместно заморозил зарплату. Но и после этого она продолжала повышаться, пусть не прямо, а в виде надбавок и премий, выплачивавшихся особенно на важных военных производствах[123].

То, что на первый взгляд казалось лишь средством обойти официальное распоряжение о замораживании заработной платы, преследовало определенную цель: аккордные надбавки и тому подобное способствовали повышению производительности и дифференциации как отдельных работников, так и их категорий, различающихся по степени квалификации и значению для производства. Более тонкое разграничение тарифных разрядов, хитроумная система тарификации рабочих мест создавали эффективные материальные стимулы к труду, сохраняя низкий уровень заработной платы в целом. Таким образом, весьма небольшие дополнительные затраты позволяли предприятию добиться значительного повышения производительности и внушить рабочим уверенность, что прилежание всегда окупится. Всеобщее замораживание зарплаты казалось подтверждением уравнительной пропаганды «народного сообщества», а нарушение этого принципа в отдельных случаях ради тех, кто заслужил это своими трудовыми достижениями, — свидетельством того, что общество дает возможность восхождения по социальной лестнице. Мало кто, внимая нацистскому лозунгу «труд облагораживает», хотел бы остаться «неблагородным буржуа». Молодые рабочие, меньше связанные традициями патерналистско-пролетарской солидарности, относились к немногим предоставлявшимся им шансам продвижения серьезно — как к возможности радикально изменить классово предопределенный профессиональный и жизненный путь.

Соответствующий такому подходу, на первый взгляд вовсе не политический, лозунг гласил: «Дорогу прилежному!» Его практическим воплощением выступало «национальное соревнование на лучшего по профессии», устроенное руководством молодежных организаций рейха (в 1937 г. в соревновании приняли участие 1,8 млн чел.[124]). С этого началось поощрение индивидуалистической ориентации на личные достижения, провоцировавшей общий распад солидарности, который станет одной из самых характерных черт послевоенного общества[125].

Этика достижений, прославляемая национал-социалистами, соответствовала как потребностям военной экономики, которая начала формироваться уже в мирное время, так и неустанно пропагандируемым социал-дарвинистским идеям. Она служила для того, чтобы, уничтожив солидарность рабочих, лишить их политических претензий и при этом превратить всю Германию в «работный дом». В целом национал-социалистам удалось добиться своего, в том числе и потому, что они сумели в представлениях многих людей разорвать связь между материальным положением и общественным сознанием, подчеркивавшуюся старым рабочим движением. Конечно, среди рабочих были и такие, кто прогуливал, сказывался больным по любому поводу, работал спустя рукава[126], однако трудно сказать, являлось ли это выражением политического недовольства или в первую очередь следствием усиленной погони за достижениями. В любом случае коллективный протест представлял исключение на фоне общей картины. Удивительным спокойствием на социальном фронте Третий рейх обязан не только перманентной угрозе в лице гестапо, но и систематическим стараниям отделить заработную плату и социальный статус друг от друга[127]. С успехом, глубоко удручающим его противников, режим демонстрировал, что не хлебом единым жив человек и лояльности от него можно добиться не только своевременным повышением средней тарифной ставки.

Социальная политика консолидированного нацистского режима не была исключительно реакционной или риторической и не служила всего лишь точно рассчитанным средством тоталитарных манипуляций. Хотя вначале социально-политическая активность НТФ в контексте институциональной конкуренции с попечителями по вопросам труда обусловливалась борьбой за распределение властных полномочий[128], в дальнейшем она претворилась в содержательную и отчасти даже прогрессивную социальную политику.

Не все, что своим названием пробуждало в сознании ложно-идиллические образы, являлось чисто пропагандистским трюком. Подразделение НТФ «Красота труда» действительно занималось ставшими притчей во языцех геранями на фабричных окнах, но помимо этого заботилось о применении современных методов и достижений научной организации труда, уже практиковавшейся в крупных концернах. Разумеется, охрана труда и производственная медицина косвенно служили интересам промышленников, пытавшихся в условиях высокой конъюнктуры позолотить таким образом клетку корпоративизма, в которую заключали персонал своих предприятий. Однако меры по рационализации труда, улучшению трудовой гигиены, часто основанные на предложениях работников предприятия, несомненно, шли на пользу и рабочим. Со всей очевидностью это можно сказать об устраивавшихся на предприятиях спортзалах, комнатах отдыха, столовых. Как раз потому, что зарплату повышать было нельзя, льготы, предоставлявшиеся не в денежной форме, имели особое значение. Отпуск, увеличенный при национал-социалистах в среднем с трех до шести — двенадцати дней, даже в сравнении с другими странами представлял большое достижение.