– Думаю, что видел то, о чем вы сказали, во сне, – произнес Волк нерешительно. – Легкое, тонкое пламя, не знающее скверны, не нуждающееся в пище. Оно посещало меня ночью, несколько раз, как прикосновение чего-то родного и давно утерянного. И я просыпался, чувствуя, что получил благословение на великие дела… только не знал, на какие именно.

Он смотрел на шамана с испугом. Откуда этот человек знает о его снах, о которых он ни с кем никогда не говорил?

Шаман удовлетворенно кивнул.

– Одних только снов мало. Я могу научить тебя видеть этот огонь наяву.

Старый знакомец Буткова, Конда – а приехавший вместе с Устином остяк был именно он – не торопясь спешился с лошади. Двигаясь так же без суеты, с достоинством, он сначала приветствовал Буткова легким поклоном, затем кивнул его спутникам и присел возле их костра.

– Здравствуй, почтенный Конда, – промолвил Бутков. – Ты ждал меня, и вот я здесь.

– Вы прибыли вовремя, – отозвался остяк. – Великий праздник как раз на носу.

Он говорил по-русски, хотя и с заметным, чудным выговором и коверкая некоторые слова.

– А значит, разживемся золотишком, так? – ухмыльнулся Бутков.

Конда благожелательно улыбнулся.

– Его так много, что трудно будет унести.

– Ну, это не беда. Вишь, нас тут пятеро мужей!

Бутков дал знак Волку, чтобы тот поднес Конде угощение – немного мяса, сухарей. Остяк принял их небогатую трапезу со словом благодарности, съел и запил водой.

Безбородое лицо Конды украшали жиденькие, вислые седые усики. Покончив с едой, он по привычке погладил сперва один ус, потом другой.

– Не в охоту тебя торопить, славный гость, но и о деле говорить пора, – сказал наконец Бутков. – Видишь, ночь уже близка.

Конда спокойно ответил:

– Ночевать сегодня будете под крышей моего дома.

– Гм! Не лучше ли нам схорониться пока в лесу, а там и взять золотого истукана, когда нас никто не ждет?

Конда покачал головой.

– Я представлю вас как посланников русского воеводы. После нашего князя Тоуна я, почитай, второй человек в городе – в моем слове не усомнятся. Если решат, что воеводовы посланцы умыкнули божка, то вдогон не пойдут, побоятся. А ежели будете прятаться, то, ясное дело, не служивые вы люди, а лихой сброд. Тут уж ваша жизнь под угрозой. Утаиться в лесу не надейтеся! Здешние жители – бывалые следопыты, охотники. Их отряды все время обходят окрест. Вот вы сидите беспечно, греетесь у костра – быть может, кто-то уже вас заметил.

Бутков невольно вздрогнул – слова Конды прозвучали недобрым предзнаменованием. Сам себя устыдившись, он сразу же рассмеялся:

– Приклонить голову у твоего очага нам-то и лучше, чем со зверьем под открытым небом. Что же, веди нас! Но не думай, что слишком мы забоялись твоих соплеменников и их луков. Сами мы при ручницах, и управляться с ними горазды.

Конда проговорил, кивая:

– Они вам не понадобятся. Вы ведь посланники воеводы Сибирского!

Трудно было сказать, сколько человек проживало в Рачевском городище – к тому же это число постоянно менялось. Собственно, городок представлял собой крепость остяцкого князя, вокруг которой разросся муравейник из принадлежавших его подданным жилищ, в основном землянок. В случае опасности люди могли укрыться в твердыне князя, но в обычное время они часто покидали свои дома, надолго уходили для рыбной ловли, охоты или торговли. Сейчас здесь было темно и тихо, не горели огни, не слышалась человеческая речь, только издалека доносился лай собаки. Добравшись до городка, отряд спешился и вел лошадей под уздцы, следуя по узким улочкам за Кондой и Бутковым. Бутков нес в руке зажженный факел, единственный имевшийся у них источник света, выхватывавший из темноты льнувшие друг к другу бедняцкие землянки и лачуги. Волка не покидало ощущение, что за ними кто-то наблюдает, идет следом в темноте. Конда шагал уверенно, он хорошо знал путь, хотя трудно было понять, как он его находит во мраке, в этом беспорядочном нагромождении построек. Каждый в отряде думал про себя, что городок-то весьма велик, и даже если здесь населены не все дома, в нем наберется не одна сотня человек. Не идут ли они сейчас прямо в логово к опасному врагу?

Жилище Конды находилось недалеко от крепости князя Тоуна и представляло собой большую полуземлянку, разделенную на несколько обособленных перегородками помещений; к ней жалось еще несколько хозяйственных строений. Конда был человеком очень зажиточным. Свой дом он делил, как по дороге объяснил Буткову и его товарищам, с юной племянницей и со служанкой по имени Севеда, да еще к нему приходили наемные работники.

Когда они добрались до дома купца, была уже глубокая ночь. Конда завел их в одну из комнат и сказал:

– Располагайтесь здесь. Я скоро вернусь – подниму свою прислужницу, чтобы она принесла вам подогретой воды да поесть чего. Отдыхайте!

Комнаты в доме Конды устроены были так, что примыкали к находившейся посередине большой печи, как лепестки цветка. Рядом с печью располагались скамьи, устланные теплыми шкурами, еще в комнате имелся стол, а на нем – светец. Конда подготовился к их приходу, либо постоянно держал комнату убранной для гостей.

Лица у всех были напряженные, беспокойные. Только Устин вскорости начал зевать, потом растянулся на одной из лавок, укрылся меховым одеялом и сразу же громко захрапел. Да еще немой Васька, усевшись за стол и подперев голову рукою, оглядывался по сторонам с таким изумлением, как будто очутился в царских палатах. Что, интересно, было у этого бедолаги на уме?

Михаил подсел ближе к Буткову и, настороженно посматривая в сторону входа, шепнул ему:

– Не ждал я, что мы прямо в городок войдем. Князь их, кажется, не из мирных…

Бутков, чьи сведенные брови выдавали тревогу, отмахнулся и произнес с деланой уверенностью:

– Конда со мной заодно. Человек он опытный, все тут знает. Себе на вред не присоветует.

– И все же лучше нам ночью оставить одного человека на страже, – вполголоса добавил Михаил. – И пищали держать под рукой.

С лица Буткова не сходила неискренняя улыбка; он кивнул, его взгляд оставался предельно серьезным.

– Это само собой.

Тут вернулся Конда, а с ним пришла Севеда, безмужняя, нестарая еще женщина, дородная, в обычном остяцком платье, но с богатым монистом на шее. Бутков сразу догадался, что у Конды она была не только работницей, но и полюбовницей. При его племяннице она состояла кем-то вроде воспитательницы и на старательную девушку переложила долю обязанностей по хозяйству, хотя ее и любила. Севеда и купец принесли кадушку нагретой воды и деревянный поднос с едой. На подносе было угощение не чета тому, которое давеча досталось самому Конде у костра, – там лежали яйца, сыр, большой кусок мяса, сушеные ягоды, орехи…

– Отдыхайте с дороги, вот – можно умыться… О деле продолжим вести речь завтра, – сказал Конда. – Вы устали, да и час поздний.

– Как мы говорим, утро вечера мудренее! – вставил Бутков.

Конда кивнул.

– У нас тоже так говорят. Света вам довольно или зажечь еще лучину?

– Благодарствуем, всего довольно.

Хозяин дома и Севеда вышли. Улыбка сразу же сошла с лица Буткова.

– Волк, побудь на страже. Михайла потом тебя сменит, и поспишь вдосталь.

– Добро, – отозвался молодой человек.

Михаил и Бутков расположились на лавках и скоро заснули, несмотря на подобный грому храп Устина.

Ночь прошла без особых происшествий. Утром Конда заглянул, чтобы перемолвиться с Бутковым.

Волка заинтересовал этот человек, называвший себя купцом и бегло говоривший по-русски. Такого типа он пока не видывал. На какой торговлишке он так поднялся и почему теперь решил пойти против своих? Только ли ради золота?

Конда присел к столу рядом с Бутковым.

– Севеда принесет вам утреннюю трапезу – я ей велел. Я пойду переговорю с кем надо, предупрежу о вашем прибытии. К обеду, пожалуй, вернусь.

– Не дивно ли это, что воеводины посланники первым делом к тебе направились, да еще тайком, под покровом ночи? – с тревогой в голосе спросил Бутков. – Не заподозрят ли неладное?