– Чем это у вас так вкусно пахнет? – недовольным голосом спросила она. Заглянув в сковородки, Настя тут же достала себе огромную тарелку. – О, я тоже хочу блинов.

Аппетит у нее был хороший, в минуту она умудрялась поглощать столько же блинов, сколько ранее съедал Петр Петрович вместе с Мишей. А еще Настя поедаемые блины успевала фотографировать и, кажется, даже сняла с ними пару видео.

Когда Настя вроде бы наелась, она стала внимательно разглядывать получившиеся фото.

– Даже не знаю, что мне оставить, а что удалить, – вздыхала она. – Я везде ужасно классная, совершенно неясно, как выбирать.

– Ну и оставь все, – предложил Петр Петрович.

– Не могу, – хныкнула Настя. – Память забита.

Миша забрал у нее телефон и несколько минут тщательно пролистывал фото.

– Какая-то лажа у тебя получилась, – в конце концов, подытожил он. – Можешь все удалять.

– Дурак, что ли? – оскорбилась Настя.

– Просто у тебя фантазии нет, – попытался объяснить Миша, поправляя очки. – Вот я бы, на твоем месте, лучше сделал фото с блином вместо лица. Помнишь, мы такое видели в интернете?

– Точно! – Настя аж вскочила.

Схватив очередной блин, она проковыряла в нем дырки для глаз и рта, а потом налепила блин на лицо как маску.

– Дедуль, сфоткай меня! – Настя вручила телефон Петру Петровичу, встала у окна.

– Мне тоже нужна такая фотка! – закричал Миша с завистью.

Он быстро сделал себе аналогичную маску, нацепил ее под очки. В итоге дети устроили целую фотосессию: снимались и по отдельности, и вместе, за столом и под ним. Миша еще достал из холодильника всякого: кабачки, баклажаны, яблоки, стал использовать их как дополнительный реквизит. Из-за возникшей суматохи, Настя случайно разбила банку с вареньем, а Петр Петрович рассыпала горох. Тот разлетелся по всей кухне. Само собой, мне пришлось оторваться от плиты, чтобы прибраться.

Наконец дети выдохлись, сели передохнуть, Петр Петрович налил им чая. Миша и Настя на автомате съели еще по паре блинов. Вид у обоих стал осоловелый, и я подумала, что вот сейчас они точно уйдут спать. Но нет, Миша вдруг сказал:

– Дедуль, а давай мы и тебе тоже сделаем маску из блина, сфотографируемся все вместе?

Петр Петрович сначала воспринял эту идею в штыки, но потом, после долгих уговоров, все-таки согласился. Он сделал новый комплект масок из блинов для себя и детей, и следующие минут сорок фотографом пришлось быть мне. Вообще, это было довольно весело, я даже немного взбодрилась. Правда, при съемке пострадала куча блинов, пришлось их выкинуть. Еще пострадал мой фартук, о который Миша несколько раз случайно вытер руки, и ковер у дивана, на который упала Настя, предварительно не сняв блин с лица.

– Ну все, дети, пора закругляться, – наконец сказал Петр Петрович, отскабливая ошметки блина от ковра. – Уже давно за полночь. Если ваша мама узнает, что вы выбились из режима, мне несдобровать.

– Не узнает, – заверил Миша. – Она крепко спит, а мы проберемся к себе на цыпочках.

– Вы, главное, и утром не проболтайтесь про нашу вечеринку.

– Не проболтаемся, – с важным видом пообещала Настя. – Мы умеем хранить секреты.

– Очень на это надеюсь, – сказал Петр Петрович. – Мамка у вас шибко строгая. И меткая. Так что вы уж не подводите меня. Что бы ни случилось, держите язык за зубами.

Дети убежали на второй этаж, Петр Петрович ушел к себе. Я быстро дожарила остатки теста. Получилось только четыре блинчика. Я переложила их в контейнер и занялась супом. К счастью, в холодильнике имелся фарш – я налепила фрикаделек и сделала бульон с ними. Если бы мне сейчас пришлось варить мясо на косточке, я бы точно чокнулась.

Нелегко все-таки, когда у тебя сразу несколько «господ». Одним суп подавай, другим блины, третьим… мочалку. Да еще и за зеброй надо присматривать. И ведь никому не приходит в голову, что каждое поручение требует уйму времени.

Я еще раз умылась ледяной водой и стала нарезать овощи.

После двух часов суп был готов, и я наконец пошла к себе. Правда, совсем не помню, как добралась до дивана. Скорей всего, я заснула еще на пути к нему. От усталости мне даже и не снилось ничего.

Когда в половине седьмого зазвонил будильник, я почувствовала себя зомби. Голова гудела, я с трудом оторвала ее от подушки. Ощущения, в общем, были такие, будто меня самосвал переехал. Раза четыре.

Я кое-как приняла душ и умылась, а завтракать вообще не решилась. Только сбегала на кухню проверить, дышит ли человек-зебра. Тот дрых, как младенец, улыбался во сне. Я поправила ему плед и быстрей покинула кухню. Мне казалось, что стоит хоть немного там задержаться, как сразу набежит толпа с поручениями. Одним снова понадобится что-то погладить, другим захочется каких-нибудь сырников.

Переодевшись, я на цыпочках пробралась к выходу и выскользнула во двор. Еще никогда я не спешила на работу с таким удовольствием.

Утро началось странно. Обычно я просыпаюсь уже со списком дел в голове, с кучей идей по работе. А в этот раз, когда открыл глаза, в голове была только одна мысль: «Как же одуряюще пахнут ее волосы».

Некоторое время я продолжал лежать в постели, прокручивал в голове прошлый вечер. Вспоминал, как вчера Валентина принесла мне рубашки. Я ведь хотел еще подействовать ей на нервы, даже повод нашел для выволочки – плохо отглаженный воротничок. Но все пошло не по плану.

Я подвалил к Вале, когда она копалась в шкафу, придвинулся вплотную. И вдруг ужасно завелся. За секунду. Валины волосы оказались у моего лица. Я вдохнул их аромат, и мне вдруг мучительно захотелось вжать ее в себя, пробежаться руками по ее бедрам, поцеловать в шею. Я вообще не ожидал, что мое тело так остро отреагирует на какую-то проходимку. Я ведь давно не наивный пацан, не подросток.

Гребаная физиология! Даже вспоминая, как Валя стояла рядом со мной, я ощутил возбуждение. Все-таки Зоя права: мы, мужики, те еще кобели, заложники низменных инстинктов.

Вздохнув, я скатился с кровати. Умылся, оделся, спустился вниз. Чудаковатый мужик, которого дед приютил вчера, был на месте, точней на диване. По-прежнему дрых. Но сейчас он напоминал какую-то бабочку в коконе, потому что был укрыт пледом. Я задержал взгляд на последнем, и в груди будто царапнуло. Это был Валин плед, из ее комнаты. Она укрыла этого чепушилу, чтобы, видимо, не продрог под кондеем.

Неужели Зоя права, и он – любовник Валентины? Мерзость! Даже представлять не хочу, как Валя тискается с этим кренделем. Сколько ему лет? Сорок? Так сразу и не понять: вид такой, будто жизнь его изрядно потрепала.

Я подошел к дивану, чтобы внимательней разглядеть гнусную морду Полосатого. И вдруг, как молнией, меня пронзила новая мысль: а может, Валя тоже жертва, как и мы? Может, она нормальная девчонка, просто связалась вот с этим упырем, а тот ей мозги запудрил? Ну явно же именно он у нас лидер криминальной ячейки. Так часто бывает: ушлые мужички используют наивных дур в своих мутных схемах.

Меня захлестнула ярость. Захотелось стащить упыря с дивана и вытрясти из него всю правду. Я наклонился, чтобы стянуть с него плед, но тут за спиной раздалось:

– Дядь Борь, а мы на море пойдем?

Это было крайне неожиданно. Оглянувшись, я увидел на пороге кухни Мишу. Он зевал и тер глаза.

Я взглянул на часы, висящие на стене. Они показывали без пятнадцати восемь.

– Слушай, так ведь еще рано, – сказал я. – Мама вас, наверное, после завтрака отведет на пляж.

– Я не хочу с мамой, – возразил Миша. – Мы с папой всегда одни ходили по утрам. Папа говорит, только на заре вода такая прозрачная, что можно крабов разглядеть на дне. – Он подошел ближе, повис на руке. – Дядь Борь, давай сейчас сходим? Вдвоем.

Взгляд у него был жалобный, и у меня дрогнуло сердце. После развода родителей Мише явно не хватало общения с отцом.

– Хорошо, давай сходим на пляж, – сказал я. – Только ненадолго.

***

Дедов дом располагался в десяти минутах ходьбы от моря. Когда была жива бабушка, летом в доме постоянно кто-то гостил: тетка из Мурманска, дядька из Ухты, троюродные племянники с Алтая. Бабуля всегда отличалась гостеприимством: принимала и родственников друзей, и друзей родственников. Угощала всех своим вареньем и пирогами, а детей обязательно подкармливала фруктами из сада.