— Время пришло, Сонь! — Прокричал мне Григорий, и бросил ещё несколько гранат в проход.

Я, не понимая, что происходит, увидела тусклое голубое свечение возле нас. Облако по очертаниям напоминало форму капсулы, которая нас сюда переместила.

— Соня, помоги Фат Ил Ти войти туда, — он указал на свечение, — нужно встать строго внутри.

Я похлопала Фат Ил Ти по спине, стараясь привлечь её внимание. Она привстала на колено и чуть было не потеряла равновесие. Я подхватила её, и мы вместе вошли внутрь светящегося облака. Звуки стрельбы и крики сменились звоном в ушах. В глазах потемнело. По ощущениям, я находилась будто бы в невесомости, к горлу подступал ком, как вдруг резко затошнило. Я рухнула на твёрдый пол капсулы. Рядом стояла Фат Ил Ти, и что-то тараторила. Ни слова разобрать я не могла.

Люк капсулы открылся. В проёме показалась чья-то рука. Фат Ил Ти схватила её и покинула капсулу. Голова закружилась. Я почувствовала, что кто-то схватил меня за подмышки и волоком вытащил из капсулы. Меня положили на ковёр, который пах пылью и сыростью, и я увидела силуэт старика перед собой.

— Где Григорий? — спросил Гриша, держа меня за плечи.

— Он там, — я непроизвольно указала рукой в сторону.

— Он жив? С ним всё в порядке? — протараторил Гриша, подбегая к компьютеру и судорожно начиная барабанить по клавишам.

— Да, он жив, — удерживая себя в сознании, ответила я, — он остался там.

Фат Ил Ти продолжала что-то говорить и хаотично размахивать руками. Гриша захлопнул дверцу люка. Комната наполнилась звоном и ароматом луговых цветов. Всё вокруг погрузилось в странный, не поддающийся никакому описанию цвет. Цвет был приятен и манил, хотелось смотреть на него не моргая. Но я начала проваливаться в тоннель, разум полностью погрузился во тьму, в мгновение сменившаяся тёплым светом солнца. Потерев глаза руками, чтобы убрать ощущение дымки и заспанности, всё начало проясняться. Я увидел сидящего в позе лотоса Папу. Он сидел смирно, волны едва доходили до него, а песчаный пляж уходил далеко за горизонт. Попытавшись подойти к нему поближе, я упёрлась в невидимую стену, которая не пускала меня. Я попыталась кричать и бить стену руками, но не слышала даже саму себя. От бессилия я упала на колени и заплакала, ощущение скорби и печали нахлынуло, и я уже не в силах была ему сопротивляться. Утерев слёзы рукавом, я ощутила чьё-то присутствие. Обернувшись, я увидела позади себя висящую в воздухе и медленно подлетающую Фат Ил Ти. Её образ напоминал ангела. Её руки были сложены в молитве, а глаза закрыты, всем своим видом она показывала спокойствие и умиротворение. Её образ, порой был чётким, но иногда таинственно мерцал, пока она не подлетела ближе. Я встала с колен и успокоилась. Фат Ил Ти плавно приземлилась рядом, опустила руки и открыла глаза.

— Ты даже не представляешь, как я счастлива сейчас находиться здесь, — сказала, на чистейшем русском, Фат Ил Ти, повернувшись ко мне.

— Ты плод моего воображения? — то ли, спрашивая, то ли, утверждая, сказала я в ответ.

— И да и нет, — уверенно ответила Фат Ил Ти, — без воображения меня бы здесь точно не было. Но я это я, Огонь Большого Сердца.

— Огонь Большого сердца? — переспросила я, глядя, как сверкают её глаза.

— Да, так меня зовут, — сказала Фат Ил Ти и посмотрела в сторону сидящего на пляже отца, — вернее, это то, что значит моё имя.

— Только сейчас я начала осознавать, что мы говорим несколько необычным образом, — задумавшись проговорила я, — я не чувствую, что говорю, я это понимаю.

— Так и есть, — сказала Фат Ил Ти, — ты сейчас лежишь, ты потеряла сознание, а я сижу рядом с тобой. Буквально на мгновение, я уловила твою связь с Сосудом.

— Сосудом, — удивилась я, — мне кажется или ты так называешь его.

Мы обе повернулись и посмотрели друг на друга. А потом Фат Ил Ти печально взглянула на папу снова.

— Да, — грустно прошептала она, — его имя похоже на наше слово, означающее сосуд.

— Мы говорим с тобой, как бы мысленно? — уточнила я.

— Мы говорим на языке разума, — утерев слезу, сказала Фат Ил Ти.

— Мой папа сильно важен для тебя? — сочувственно спросила я, непроизвольно ближе подходя к Фат Ил Ти.

— Очень, — Фат Ил Ти закрыла глаза, — я уже и не надеялась, что увижу его снова. Но я рада. Безумно рада, что вижу его, рада тому, что он жив.

— Ты думаешь он жив? - Спросила я, — Ведь, насколько я понимаю, мы сейчас в моём воображении.

— Несомненно, он жив, — Фат Ил Ти посмотрела на меня, — То, что мы его сейчас видим тому подтверждение. Мы не просто в твоём воображении. И ты, и я, и он, все мы объединены общей сетью. Но, с тех пор как меня пленили Зондбри, я не могла пользоваться этой связью, так как могла выдать местоположение Сосуда.

— А мне всегда казалось, что это плод моего воображения, — сказала я, указывая на всё вокруг, — что это просто мне снится.

— Отчасти это воображение, — проговорила Фат Ил Ти, — как я уже говорила, без воображения этого бы просто не было, но связь есть, и сомневаться в ней выбор каждого.

— А почему мы не можем подойти ближе к нему, — я указала на папу, — почему мы не можем с ним поговорить, также как мы говорим сейчас друг с другом.

— Этого я не знаю, — с сомнением сказала Фат Ил Ти, — возможно, он этого не хочет, а может, он не в состоянии. Но, несомненно, мы видим то, что он хочет нам показать.

— Он хочет показать нам, что он сидит на пляже и смотрит вдаль? — иронично спросила я.

— Он жив! — ответила Фат Ил Ти.

Я открыла глаза, и увидела стоя́щих надо мной Григория, Фат Ил Ти и Гришу. Рука Григория была перебинтована по локоть. Бинты уже были изрядно пропитаны кровью. Сквозь боль на его лице проявилась улыбка. Фат Ил Ти снова бурчала, что-то на непонятном мне языке. Гриша медленно снял шапку, вытер ею пот со своего лица и медленно перекрестился, — Жива, — проговорил он.

— Да что с нею будет, — прохрипел в ответ Григорий.

Фат Ил Ти радушно помогла мне сесть на диван. Григорий пошёл в сторону лестницы, ведущей наверх в зал, — нужно сменить бинты, — сказала он, открывая дверь. Фат Ил Ти сняла бинты с моей головы и принялась промывать рану водой из бутылки, продолжая что-то говорить.

— Я не понимаю, что ты говоришь, — внезапно перебила её я.

— Фпав уе нма рхи, — проговорила она.

— Она не понимает по-нашему, — сказал, стоя́щий у мониторов, Гриша.

— Значит, это всё мне приснилось, — риторически озвучила мысли я.

— Ньет, я гофоришь с ты, — вдруг на ломанном русском, сказала Фат Ил Ти, — я гофоришь мысли в тфоя голофъе.

— А может, и понимает, — подметил, клацающий по клавиатуре Гриша.

— Нушна я он, — неуверенно сказала Фат Ил Ти и показала на дверь, в которую вышел Григорий, и потрясла бинтами.

Фат Ил Ти встала, взяла аптечку и отправилась вслед за Григорием наверх. Я, собравшись с мыслями, встала, поймала равновесие, чтобы не упасть и медленно подошла к Грише. На мониторах отображались несколько графиков, и большое количество цифр.

— Интересно? — спросил меня Гриша, не отрываясь от экрана.

— Немного, — спокойно сказала я.

— Немного? — вскрикнул он и повернулся на стуле ко мне, — Вы либо нелюбопытная, либо скромничаете.

— Или не понимаю что это, — добавила я.

— Это, возможно, одно из самых великих открытий, сделанных человеком: будь то вашей или моей вселенной. И единственная в своём роде, воплощённая и не уничтоженная силами Науро. Чудо, что ваш отец смог её собрать, отладить и спасти от их глаз и рук.

— Вы хотите сказать, что эту установку сделал мой отец? — удивлённо спросила я, осматривая капсулу и косы проводов, тянущихся к разным блокам.

— Он не просто её сделал, — подметил Гриша, — он дал её всем желающим. Конкретно этот образец был собран вашим отцом. Эта установка появилась у нас дома, на следующий день, после того как расстреляли моего отца, по приговору Науро по подозрению в том, что он открыл устройство для перехода. Но боль была в том, что он к этому не имел никакого отношения, а стал жертвой репрессий. Через двадцать один год Науро снова вернулись на мою землю, и уничтожили почти все её население. Только благодаря вашему отцу и его установке многие смогли спастись в других мирах и на других планетах.