Мужчина был весьма бородат, на лице виднелась весьма искренняя улыбка. Лица остальных его спутников были чуть менее радужными, но тем не менее ни страха, ни угрозы с их стороны не ощущалось. Когда мы уже непосредственно сблизились, мужчина вскинул руки вверх. Я повторил за ним этот незамысловатый жест, и он обнял меня, что-то говоря на незнакомом мне языке: эдакая смесь восточных и азиатских языков с напевами.

И в этот момент на меня холодным душем обрушились чувства горечи и утраты. Моя дорогая Соня. Пред глазами то и дело проносились образы Сони, находящейся в опасности. Она молит о помощи, а я стою и ничем не могу ей помочь, сердце моё рвётся на мелкие кусочки, кровь замирает в руках и ногах. Я не могу даже пошевелиться. Последнее, что я запомнил — это лица Сони и Фат Ил Ти в вихре огня.

Голос бородатого весельчака понемногу возвращал меня в реальность, и я готов поклясться, что понимал его, пускай и отчасти.

— Я вас не понимаю, — сказал я и бородач замолк,

— Бауразабес ша-а-а, — произнёс бородач,

— Говорю ж, ни слова понятно,

— Эвкум Ал Аид, — бородач указал ладонью на себя,

— Антон, — указав на себя, ответил я,

— Антон, — повторил бородач, — Я вас не понимаю,

— Да, — что-то на мгновение развеселило меня, и я слегка улыбнулся, — пойдёмте за мной.

Я махнул рукой в сторону домов, и пошёл. Гости пошли следом, разговаривая друг с другом. Ноги передвигались автоматически. В голове стоял гул от мыслей, связанных с Соней и Фат Ил Ти. Я ещё никогда не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас. Дело буквально обмякло и отказывалось меня слушаться. Всё, чего мне хотелось сейчас — это проснуться. Пусть этот дурной сон уйдёт. Это всё неправда.

Мы уже подходили к домам. Мои спутники почти всю дорогу разговаривали друг с другом. Дети казались напуганными, но явно старались не подавать виду. Старик ругался на всех, то гавкнет на детей и те притихнут, то вступит в спор с тем, что помладше. Почти обычная земная семья, дед, сын с супругой и дети.

Перед своим домом я поймал себя на мысли, что за восемь месяцев, проведённых здесь, я ни разу не заходил ни в какой из других домов. Я остановился и повернулся к вновь прибывшим поселенцам, — Это мой дом, — и я указал на дом позади себя, — всегда буду рад гостям. После я указала на остальные дома и сказал им, чтобы выбрали тот дом, что им по нраву. Не успел я договорить, а дети уже бежали к дому, что расположился через один от моего. Дом явно показался им знакомым, и я вспомнил то чувство, когда увидел свой дом впервые. Возможно, этот дом был создан по подобию дома его будущих хозяев. И тут я понял, что не только я, но и они цель чьего-то плана. И если здесь есть ещё три дома, значит, будут хозяева и для них.

Дед взял за руку девушку и потянул её за собой к дому, в который вбежали дети. А молодой, хотя и не совсем, человек подошёл ко мне и прочитав свои заклинания на арабско-вьетнамском языке, протянул руку в ответ. Как так вышло? Я стою и тяну руку. Когда я успел её поднять? Кто контролирует моё тело? Соня…

На следующее утро я проснулся от пения. Я подошёл к окну и увидел стоя́щее, на заднем дворе своего дома, семейство. Они стояли полукругом и пели довольно приятную мелодию. У каждого в этой «а капелле» был свой голос и партия. И песня казалась такой доброй и ласковой, что тревога затихала, силы появлялись буквально из ниоткуда. Я половину ночи не мог уснуть, несколько раз писал существу, с мольбой о помощи, а тут минута волшебной музыки, и я почти в полном порядке. Да мне страшно, да я переживаю, но мне хочется всё наладить, принять в этом участие, защитить Соню и Фат Ил Ти. Мне хочется петь.

Я быстро надел на себя свой повседневный костюм, умылся и выпил стакан ледяной воды. И выбежав на улицу, боясь всё пропустить, быстрым шагом, чтобы не показаться агрессивным или невоспитанным, отправился во двор к своим новым соседям.

Замедлившись непосредственно перед самым двором, я осторожно выглянул. Песня уже, казалась, заканчивается, но меня увидел молодой человек, и жестом он показал на место рядом с собой. И вроде бы это было похоже на приглашение. Я не был против, я даже ничуть не смущался, хотя знай я себя, я бы ни за что не стал бы принимать участие в подобном. Но так было до сегодняшнего утра. Мне очень хотелось поскорее встать вот здесь, где показал он, и петь, петь, петь.

Песня не кончалась. Дети пели в два голоса, и иногда подпевали взрослые. Холодная и мокрая от росы трава напомнила мне, что я был без обуви, как ни странно. Но разутыми были здесь все. Солнечные лучи уже согревали. Немного послушав, я уловил некую структуру в песне, и вступил в очередной раз вместе со всеми взрослыми.

Это было что-то фантастическое, я никогда ранее не испытывал ничего подобного. Мне было очень хорошо и спокойно. И даже когда все закончили петь и сделали поклон солнцу, умиротворение не покидало меня. Молодой человек снова подошёл ко мне и начал что-то говорить и показывать руками какие-то необычные движения и формы. Было сложно понять, что именно он хочет до меня донести, и когда он делал паузы, чтобы услышать мои комментарии, я улыбался и говорил, что ничего не понял.

Интересно, подумал я, Эвкум Ал Аид — это его имя? И я произнёс это в одной из пауз. Он посмотрел на меня, улыбнулся и произнёс, — Антон, — указывая на меня.

— Да, да. — ответил я,

— Бшар, — он указал рукой на солнце,

— Солнце, — я повторил его жест рукой,

— Мта, — он указал на землю под ногами,

— Трава, — я наклонился, сорвал несколько травинок и показал ему,

— Трава, — повторил он.

Мимо нас прошёл старик с мальчиком. В руках мальчик нёс садовые инструменты: лопату, грабли, тяпку, мотыгу, вилы. У старика за спиной был большой мешок и лейка в руках. Они прошли за изгородь и, сбросив инструмент, начали дёргать растущую там траву.

Эвкум Ал Аид жестом пригласил меня в свой дом. Когда я вошёл внутрь, я удивился тому, что на первом этаже не было комнат, один большой зал и лестница. В комнате расположились: стол, табуретки, печь, большой пушистый ковёр в самом центре, маленький столик, похожий на алтарь в самом тёмном углу и лестница на второй этаж. Эвкум Ал Аид быстро взебаж, по довольно крутой лестнице, что-то приговаривая на ходу.

На втором этаже была сеть коридоров, ведущих к множеству небольших помещений, проход в который закрыт лишь занавесками из стеклянных монеток. Эвкум Ал Аид выглянул из комнаты в самом конце коридора и позвал меня. В комнате стоял стол и стул и несколько кресел. На столе стоял компьютер, очень напоминающий мой, за тем лишь исключением, что был коричневого цвета и монитор был очень широкий, на клавиатуре было намного меньше символов, и на первый взгляд они не показались мне знакомыми.

Эвкум Ал Аид запустил какую-то программу и на экране появился очень большой список на разных языках, в том числе я увидел и надпись «Русский» на русском. Я указал ему пальцем, на русский и немного погодя на английский и немецкий языки. Эвкум Ал Аид переписал на листок названия языков и нажал на русский. Несколько минут он внимательно изучал текст, страницу за страницей, потом он развернулся ко мне и сказал:

— Привет, Антон. — он расплылся в улыбке, глядя мне в глаза,

— Привет, Эвкум Ал Аид,

Эвкум Ал Аид снова отвернулся к компьютеру и принялся что-то искать, листая страницу за страницей. Потом он остановился, найдя что искал, и несколько раз шёпотом произнёс что-то себе под нос.

— Я скоро буду говорить с тобой, — повернувшись ко мне, сказал Эвкум Ал Аид,

— Это замечательно, может, я тоже буду учить твой язык, — я указал экран,

— Я скоро буду говорить с тобой, — повторил Эвкум Ал Аид, делая акцент на слове «скоро»,

— Да-да, я понял, — я заметил на лице Эвкум Ал Аида непонимание, и я поймал себя на мысли, что возможно именно так я выгляжу, когда он говорит что-то мне.

Эвкум Ал Аид закрыл, то, что, скорее всего, было учебником по русскому языку на его языке, и на экране снова отобразился список языков. Я ткнул пальцем в русский и сказал, — мой язык, — указывая рукой на себя. Следом я обвёл пальцем клавиатуру его компьютера, список языков на мониторе и указал на него, произнеся, — а где твой?