— Кто были эти люди в масках? — настойчиво спросила я,

— Это были сотрудники ФСБ, я так понимаю. Во всяком случае, твоим делом занимались они.

— Но что им было от меня нужно, — в этот момент меня накрыло неведомое мне чувство и я зарыдала как никогда раньше, — я ведь не преступник какой-то?

— Что ты. Тише… Тише… — Григорий обнял меня и сказал на у́шко, — Не переживай, всё хорошо. Ты в полной безопасности.

Я продолжала реветь. А Григорий обнимал меня и успокаивающе покачивался, обнимая меня. Он что-то говорил, но я ничего не слышала. Слёзы продолжали течь по моим щекам и капали ему на рубашку.

Мы сидели, обнявшись, наверное, целую вечность. Уже стемнело. Мне стало легче и спокойнее. Григорий поглаживал меня по плечу, медленно-медленно.

— Скажи, ты знал, что они придут, и собирался меня предупредить, — нарушив тишину, сказала я, — но зачем? Почему я? Я понимаю позицию государства и силовых ведомств ко мне, наша нелюбовь всегда была взаимной, хотя я до конца и не понимаю, что им от меня понадобилось. Но могу предположить, что им что-то нужно от моего отца. И тут мотивация силовиков ясна. Но в чём твоя роль? Что нужно тебе? Если не то же самое, что и им, то что тогда? То, что твои методы деликатны, не оправдывает тебя.

— Прости, я тебя перебью, — Внезапно заговорил он, — Тебя уносит куда-то не туда. София, я тебе, может, и не друг, но я тебе точно не враг. У меня та же цель, что и у тебя.

— А что ты знаешь о моей цели? — уточнила я,

— Я знаю, что ты, как и я, ищешь отца, — он остановился, — твоего отца.

— И ты думаешь, что я тебе в этом помогу? — спросила я, посмотрев ему в глаза,

— Я очень на это надеюсь. — уверенно сказал он, — Видишь ли, я верю, что ты его найдёшь. И я верю, что найду его я. А ещё я верю, что шансов у нас больше, чем у тебя или у меня в одиночку.

— Что тебе от него нужно? — настойчиво спросила я, — Что вообще всем от него вдруг понадобилось?

— Я не могу говорить за всех, скажу лишь за себя, — он выждал паузу, — а что тебе от него нужно?

— Постой, это вопрос, — удивилась я, — ты сказал, что ответишь. И отвечаешь вопросом на вопрос.

— Прости, я так ответил, по одной простой причине. — он замешкался и проговорил. — Я не знаю, как ответить иначе. Словами не передать. Я обратился к твоим чувствам, чтобы описать свои.

— В таком случае я тебя не понимаю. Он мой отец. И я люблю его. Беспокоюсь о нём. Вот мои причины.

— Я не надеюсь, что ты меня поймёшь, но он, в каком-то смысле, и мой отец тоже. Я по-своему его люблю и беспокоюсь о нём.

— Слишком сложно, — недоверчиво посмотрев на Григория, сказала я, — Мне кажется, вы пытаетесь играть на моих чувствах.

— Никак нет. — возразил он, — Я обещаю, что всё вам расскажу, а что-то вы поймёте, со временем, сами. Но последнее, чего я жду от тебя — это недоверие.

— В таком случае, — сказала я, — меньше загадок и двусмысленных выражений, и больше фактов и конкретики.

— Договорились, — сказал он, — с чего начнём?

— С того, что мне нужно покушать, — ответила я и улыбнулась, — и в туалет.

Мы остановились у первого, более-менее приличного, придорожного кафе. Мы выбрали столик у окна и, оставив свои вещи, отправились, я в уборную, а Гриша оформить заказ.

Когда я вернулась за стол, Гриша расставлял тарелки с едой и параллельно разговаривал по телефону.

— Скорее, пока горячее, — поторопил он меня, убирая телефон в карман, — Я не знал, что именно ты будешь есть, потому взял то же, что и себе: харчо на первое, и хачапури на второе, из напитков я взял чёрный и зелёный чай и какие-то ватрушки.

— Ммм… пахнет обалденно, замечу я, — я протиснулась за стол, еле-еле сдерживая себя, чтобы не наброситься на еду как животное,

— Ты уже подумала, с чего начнём поиск отца? — Григорий спросил меня, кусая хлеб,

— Если честно, последние часы я думала исключительно о еде и туалете, — жадно поедая суп, ответила я, — но вчера… вчера… я думала связаться с дядей Никитой, у меня из родных в России только он.

— Хорошо для начала, — заметил он,

— Кстати, а где мы? — Вдруг спросила я, заметив колорит местного заведение и его посетителей.

— Мы почти что добрались до Кабардино-Балкарии, — сказал он и усмехнулся, глядя, как я рассматриваю туземцев,

— Ого, — тихо удивилась я, — далековато от Москвы,

— Весьма, — Он снова съел ложку супа, — уже почти сутки в пути,

— И я всё это время была в отключке, — риторически подметила я,

— Газ на тебя подействовал сильнее, чем предполагалось,

— А почему мы едем сюда? — Спросила я, доедая последнюю порцию,

— По ряду причин: во-первых, из-за того, что мы официально в бегах, нам идеально подходит данный регион, здесь нет закона которого нам стоило бы бояться, ну а во-вторых, мы держим путь в Грузию, там есть, так сказать, наши союзники.

— Не прошла и неделя, как я прибыла в эту страну, а мне уже жизненно необходимы союзники, — усмехнувшись, сказала я.

Расплатившись за ужин, мы вышли из кафе и подошли к машине. Григорий подошёл ко мне и сказал: — Я с ног валюсь, очень устал, ты можешь сесть за руль, или заночуем прямо здесь?

— Конечно, — я взяла ключи и ловко запрыгнула на водительское место, — Только у меня нет прав!

— У меня тоже, — отметил Григорий.

Мы оба засмеялись и потихоньку поехали по шоссе.

Григорий спал на соседнем, пассажирском сиденье. Несколько раз, он что-то говорил во сне, но разобрать, что именно было очень сложно. Лишь под утро, когда первые лучи солнца упали ему на лицо, он, поморщившись, произнёс: — Только отпустите Джейн.

Я сама уже готова была завалиться спать. Дорога, сама по себе непростая, так ещё и ночью, совсем выжала из меня все силы. Становилось всё душнее и жарче. А кондиционер, по неведомой мне причине, всё никак не включался. В очередном повороте я немного потеряла контроль над машиной. Остановилась и вышла на улицу. Осмотревшись по сторонам и сделав лёгкую зарядку, которая открыла во мне внутренний резерв, я ощутила прилив бодрости. Вид гор, ещё и на рассвете, заряжает позитивными мыслями и верой в успех. Ведь стоя у подножья горы, ты знаешь и видишь, куда стремится. Но находясь на вершине, где среда становится максимально враждебной, а вид говорит о том, какой всё-таки маленький наш мир, ты чувствуешь подавленность и ограниченность. Атмосфера становится клеткой для тела, а бескрайность и необъятность космоса, клеткой для разума.

Я продолжала смотреть, как свет падает на горы. Тогда как Григорий, хлопнув дверью и выйдя из машины, решил составить мне компанию.

— Я рад, что наконец-то познакомился с тобой, — тихо произнёс он заспанным голосом,

— Ты это абстрактно, или снова чего-то не договариваешь, — спросила я и обернулась к нему,

— Снова… чего-то… не… договариваю… — драматично произнёс он, — Но ничего, в принципе, не мешает мне рассказать тебе всё как есть,

— Так и чего тогда ты ждёшь? — поинтересовалась я,

— Сказал бы я, что жду момента, — он посмотрел мне в глаза, — но это будет неправда,

— Кто же вы «мистер загадочный», — саркастически спросила я, взяв за руку Григория,

— Я твой брат, — робко произнёс он,

— Но… — пытаясь сосредоточиться, промолвила я, — как же это возможно? Нет, ты пойми меня правильно, я допускаю, что у отца могла быть другая семья, до того как я появилась на свет, но…

— Это немного иное, — перебил он, — Я не сомневался, что сейчас самое время сказать, кто я и кто мы друг другу. Но чтобы объяснить, как всё на самом деле сложно устроено, а там всё очень сложно, поверь, тебе понадобится чуть больше знаний и веры с твоей стороны. И чуть меньше страха с моей.

— Думаю, что ты преувеличиваешь сложность, — сказала я и отпустила его руку, — Мне сложно поверить, что отец скрывал от меня такое. Кто-кто, а он был со мной откровенен как ни с кем другим.

— А он и не скрывал. — он произнёс это и обнял меня за плечи,

— Хочешь сказать, что он не знал о тебе?