– А я вам, между прочим, при нашей последней встрече предлагал и чай, и кофе.

– Я отказалась.

– А я не откажусь.

Она некоторое время смотрела на него молча. Сейчас, без косметики, в трикотажных штанах и футболке, она снова выглядела девчонкой. Только хвостик не крысиный, а вполне себе… песцовый.

– Хорошо, – она резко встала. – Только скажите мне... меня мучает любопытство… Вы в курсе, какой у вас ценный старинный подстаканник? Я у вас в кабинете видела. Чеканка изумительная.

– В курсе, – спокойно ответил Петр. – Семейная реликвия.

– А как?..

– А давайте я вам за кофе расскажу?

– Хорошо, – снова со вздохом согласилась она. – Но могу предложить только растворимый.

– Я согласен.

– Сахар, молоко?

– В растворимый можно молоко. А сахара не надо.

Она кивнула и вышла – надо полагать, на кухню.

А Евгений Поварницын у нас, надо полагать, отсиживается в спальне. Или в кабинете. Ну-ка, проверим, как хорошо Петр запомнил расположение комнат…

Петр привычно повел плечами, прежде чем проверить и расстегнуть кобуру. Конечно, этот Поварницын на вид задрот задротом, но поговорка «Береженого бог бережет, а небреженого конвой стережет» до сих пор не потеряла в их среде своей актуальности.

Итак, для начала проверим профессорский кабинет.

Предположение оказалось верным. А само явление Петра на пороге кабинета для сына Конищева стало и вовсе большой неожиданностью. Петр умел двигаться бесшумно. «Ну как у вас это получается, Петр Тихонович!» – регулярно страдал на эту тему Арсений. – «Я в два раза легче вас – но меня всегда слышно. А вас – нет! Что за подкрадули у вас волшебные?!» Петр на эти стенания помощника внимания не обращал.

– Ай-ай-ай, Евгений Валентинович, как же так? Мы вас по всей стране с фонарями и собаками ищем, а вы тут.

Поварницын от неожиданности выронил предмет, который до этого крутил в руках. Им оказался очередной бюст. Не исключено, что снова работы весёлой вдовы.

А вот и она.

– Вы не имели никакого права шариться в моей квартире! – Конищева, несмотря на свое хлипкое телосложение, уверенно отодвинула Петра от дверного проема. – Идите на место!

С таким командным голосом только собак тренировать. На место, надо же.

– Элина Константиновна, – Петр снова и намертво припер плечом дверной косяк. – Евгений Валентинович Поварницын находится в розыске.

– Как?! – слаженным и потрясенным хором отозвались и мачеха, и пасынок.

– А пойдёмте пить кофе, – Петр аккуратно взял из сжатых добела пальцев Элины Конищевой кружку. – Заодно и побеседуем.

Собственно, рассказа от Петра и не потребовалось. Особенно поначалу. Потому что как только они устроились за столом, Элина Конищева принялась за головомойку пасынка. А Петр за этим действием с интересом наблюдал. Какой педагогический талант пропадает, однако!

– Женя, а я тебе говорила! – Конищева тыкала длинным пальцем практически в грудь Поварницыну. – Я тебе говорила! Ты должен был приехать на похороны отца! Ты должен был присутствовать при оглашении завещания! Женя, ты… Ты же ни в чем не виноват! Не понимаю, чего ты стыдишься! Валентин Самуилович – твой отец.

– Которому я был на хрен не нужен, – буркнул Поварницын.

– Женя, ну нельзя так!

– Угу, о покойных либо хорошо, либо никак, – все так же хмуро отозвался Поварницын, не отрывая взгляда от скатерти перед собой. Петр понял, что этот инфантильный и обиженный на весь свет Женя не вызывает у него ровным счётом никаких положительных эмоций. А вот вдове Петр сейчас даже симпатизировал в этой семейной мелодраме. Ну как минимум за нее болел.

– Женя, ты не прав, – Конищева протянул руку и взял пасынка за ладонь. – Валентин Самуилович очень тебя любил, я знаю.

– Где-то очень в глубине души, угу. Чтобы никто не догадался, – огрызнулся Поварницын. – А так, снаружи – не звонил, не писал, в завещании ни словом не обмолвился. Зато любил! – последнее он практически выкрикнул.

– Женя, перестань! – в голосе вдовы тоже появился звонкий металл. – Я же сказала тебе, что перепишу на тебя дачу. Валентин Самуилович этого хотел, – тут Петр отчетливо почувствовал, что веселая вдова врет. И делает это неумело, судя по румянцу и дрогнувшим пальцам. А она совсем неуверенно добавила: – Он, в самом деле, хотел, чтобы эта дача, это же семейное гнездо – чтобы она тебе досталась. Просто не успел... переделать завещание.

– Ну да, на тебе, боже, что нам негоже, – пробормотал Поварницын. – Евгению много не надо, Евгению можно и старую рухлядь с барского плеча скинуть.

Петр едва сдержался от того, чтобы не выдать какой-либо реакции. Хотя, честно говоря, рука чесалась отвесить профессорскому отпрыску подзатыльник. Да, не повезло веселой вдове с пасынком.

Впрочем, жалеть Элину Конищеву оказалось преждевременно.

– Женя, ты дурак?! – она отшвырнула красивое расшитое полотенце, которое до этого держала в руках. – Да, домик небольшой и не новый, но в нем вполне можно жить. А ты знаешь, сколько стоит земля в Подмосковье?! Там большой участок. Евгений, включи мозги, пока я не передумала!

Лицо Поварницына страдальчески скривлюсь, губы задрожали, а глаза подозрительно заблестели. Теперь уже он схватил Элину Конищеву за руку.

– Элечка, прости меня, дурака, прости, пожалуйста! – из заблестевших глаз побежали крупные слезы. Петр все же не сдержался и поморщился. Слезы он переносил плохо. А уж мужские – это и вовсе было выше его понимания.

– Все, Женя, хватит! – с нажимом произнесла Элина Конищева. – Давайте пить чай.

– Мы пьем кофе, – наконец подал голос Петр.

Мачеха и пасынок уставились на него так, словно и в самом деле забыли на время спора о существовании третьего за столом.

– А… эм… простите, – шмыгнул носом Поварницын. – Скажите, я и в самом деле… в розыске? Вы меня арестуете?

Петр какое-то время смотрел на профессорского отпрыска. Нос розовый, щеки пухлые, глазки голубенькие. Не человек – поросенок. Или младенец. Детский сад, штаны на лямках. Младенец двадцати шести годков от роду.

Внешность, конечно, бывает обманчива. Но, исходя из того, что сегодня Петр увидел и, главное, услышал, напрашивались два варианта.

Либо Поварницын и в самом деле не виноват – потому что в завещании он оказался обделен, а убить отца из-за альбома офортов у него явно кишка тонка. Надо бы проверить, конечно, насколько Поварницын разбирается в предметах искусства. По образованию он какой-то бесполезный менеджер. Либо… Версия с убийством по причине ссоры с отцом и в состоянии аффекта выглядела сейчас совсем слабенькой. Тут кишка тонка еще меньше. Впрочем, и эту версию проработать все же стоит. Как и все остальные. И, главное, надо узнать про алиби.

– Нет, арестовывать я вас не буду. А вот допросить – обязан.

– Сейчас? – Поварницын выглядел испуганным. – Вы меня будете допрашивать сейчас?

Петр не торопился с ответом. Допрашивать мачеху и пасынка лучше по раздельности. И можно, скажем, вызвать Поварницына к себе завтра. Правда, за эти сутки милые родственнички могут о чем-то между собой сговориться – если им есть что скрывать, конечно. С другой стороны, что им мешало сговориться раньше? А к вдове в свете всего только что произошедшего у Петра возникли новые вопросы – в компанию к уже накопившимся. Вот с ней точно надо беседовать сейчас. По горячим следам. В этой паре главная – именно она. А Евгений себя до завтрашнего дня может так накрутить, что это им и на руку. Им…Точно.

– Одну минуту, – Петр достал телефон, набрал Арсения.

– Сеня, ты на месте? Отлично. К тебе сейчас подъедет Евгений Поварницын. Для дачи показаний. Да-да, тот самый. Добровольно явился, как законопослушный гражданин. Розыск? Ну это смотря, что он тебе скажет. Ага, до связи.

Поварницын сидел напротив бледнее бледного. Петр полез во внутренний карман пиджака, в целях информирования населения сверкнув заплечной кобурой.