– Вы… у вас больше нет ко мне вопросов? – растерянно спросил он.

– Пока – нет. Будут результаты экспертизы – будут и вопросы.

Эля внимательно еще раз оглядела помещение мастерской. Николай Ефимович уже ушел домой, и Элина осталась одна. Она вела взглядом по предметам, которые были ей так давно знакомы: защитные маска и фартук, муфельная печь, металлические инструменты – совсем простые, грубые и тонкие, сложные. Она так много провела времени здесь, и вот…

И вот знакомая и привычная обстановка скоро сменится на другую. Элина уже написала организаторам конкурса, согласовала даты, купила билет. Осталось решить вопрос с транспортировкой. Элина задумчиво смотрела на макет, который занимал всю поверхность выдавшего виды оцинкованного стола. Да, с транспортировкой макета придется повозиться, чтобы все доехало в целости и сохранности. Это последний пункт из перечня дел.

Эля пальцем тронула металл, прохладный и гладкий теперь. Элина никогда не работала с такой большой формой, с которой ей предстояло иметь дело теперь. Николай Ефимович как-то проводил ее, пользуясь старыми связями, на большое литейное производство. Да, это совсем другое дело. Другой масштаб. У Элины захватывало от таких перспектив дух.

От старших коллег она знала, что при отливе больших форм скульптор далеко не всегда присутствуют сам. Что, дескать, дело это жаркое, грязное, а повлиять на процесс художник все равно не может. Мол, заготовка для отлива – вот дело мастера, а дальше дело литейщиков. Эля никак не могла этого понять. Как это не может? Не может такого быть, чтобы мастер не мог влиять на то, как создается его детище. И, уж, тем более, если к этому детищу причастны другие люди, в ее случае – литейщики. Они все – со-творцы, и все вместе должны быть рядом – плечом к плечу. Это не может не иметь значения. И сама Эля будет обязательно присутствовать и принимать участие во всех этапах. И она, и Николай Ефимович.

В голове почему-то вдруг зазвучало фразой из киноклассики: «Вот пойдём мы с тобой вместе. Ты колокола лить, я иконы писать». Сейчас Элина чувствовала в себе ту же иррациональную уверенность – или веру – как и юный сын литейщика Бориска Моторин.

Только вот…

Только вот что делать с Петром? После того разговора за завтраком они больше не общались. Что-то то ли пробежало между ними, то ли треснуло. Воспользоваться советом Софии Аристарховны и в самом деле уехать? Нет, уехать-то, конечно, Элина уедет. Уже и билеты куплены. Но неужели надо уехать, не сказав ни слова? От этой перспективы сердце заныло. И заныло еще сильнее от мысли о том, что она уедет, не увидев Петра, и потом тоже его не будет видеть – неизвестно сколько времени. Или, может быть, вообще никогда?

Нет. Не может быть никогда. Не может быть.

Эля взяла телефон, но так и не решилась позвонить или написать Петру. Что-то останавливало ее. Но потом она все же позвонила. Но не Петру. Виктору.

София Аристарховна сказала ни о чем не думать и заниматься своим проектом. Эля и не станет думать о подделке икон. Об этом есть, кому подумать. Виктор в курсе, пусть он, пока Элина будет в отъезде, тоже поломает голову на эту тему.

– Витя, привет. Не отвлекаю?

– Здравствуй, Элечка, – как всегда дружелюбно тут же отозвался Виктор. – Конечно, нет. Слушаю тебя.

– Виктор, тут такое дело. Я по случаю показала иконы – ну, те самые, которые у Валентина Самуиловича были в сейфе, помнишь?

– Помню, – голос Виктора тут же стал серьезным.

– Ну вот, ко мне в гости заходила София Аристарховна Воробьева, они давно с Валентином Самуиловичем знакомы. Она большой эксперт по иконам.

– Я слышал про нее, кажется.

– Хорошо. Я попросила ее посмотреть иконы, потому что думала, что дело с передачей икон музею надо завершить. Это же было желание Валентина Самуиловича.

– Да, конечно, Эля, я помню.

– Так вот, – Эля шумно выдохнула и выговорила то, во что ей все еще с трудом верилось: – София Аристарховна сказала, что иконы – подделка.

– Как?! – Виктор был тоже потрясен. – Но ведь дядя утверждал, что это подлинники. Я не сомневался.

– Я тоже, Вить, я тоже. Но мнению Софии Аристарховны не доверять нельзя.

– Я понимаю. Слушай, Эля, ну что-то с этим надо делать! Только я не представляю, что.

– Я тебя прошу, Витя, ты подумай, пожалуйста. Как это могло произойти и вообще… Ты же знаешь об этой ситуации явно больше меня, – Элина вздохнула. – У меня тут просто голова кругом, я улетаю послезавтра.

– Куда?!

– Ой, это долгая история, Вить. Если коротко – я выиграла крупный конкурс. И буду лить большую форму. Но в другом городе. И даже в другой стране.

– Так. Эля, подожди. У меня появилась идея. Но это не телефонный разговор. Ты можешь ко мне сегодня, вот прямо сейчас, приехать?

– Я? К тебе?

– Элечка, я повредил ногу, хромаю, – Виктор говорил торопливо и явно взволнованно. – Если бы не это – я бы, конечно, приехал к тебе сам. А тут… тут дело серьезное, Эля. Я, кажется, кое-что понял. Нам срочно надо поговорить лично, не по телефону.

– Хорошо, Витя, я приеду. Ты мне только адрес в телефон скинь.

– Да, сейчас. И никому ничего не говори об этом, ладно? Вообще никому! Дело и в самом деле серьезное, слышишь меня, Эля?

– Я поняла, Вить.

Эля медленно убрала телефон в сумочку. Ну вот, она все правильно сделала. Ей будет, чем заняться, занять себя, свои мысли до отъезда. Если Виктор говорит, что дело серьезное – значит, дело, и правда, серьезное. Эля оглянулась, взяла с полки и сунула в сумочку пачку сигарет, еще раз оглянулась. Кажется, все взяла.

Петр раздраженно повернулся на зазвонивший телефон. Тетушка любимая. Не очень вовремя, но не взять трубку будет неправильно. Но надо сразу дать понять, что время для семейных разговоров – не самое подходящее.

– Тихий, слушаю.

– Петруша, здравствуй. Я понимаю, что звоню в рабочее время, и что ты на службе. Но вопрос серьёзный.

Все его раздражение куда-то сразу делось, и сердце почему-то забилось чаще. Петр даже сел ровно.

– Говори.

– Я была несколько дней назад в гостях у Элечки. И она мне показывала иконы. Там у Вали были в сейфе иконы, ты знаешь?

– Почему были? – резко спросил Пётр. – Их теперь нет?

– Это очень любопытный вопрос, Петя, – вздохнула София Аристарховна. – Формально иконы на месте. Но это подделка. Очень грубая подделка.

Так. Вот и состоялась экспертиза, до которой у Петра все никак не могли дойти руки. И что это нам дает? Мысли завертелись в голове с бешеной скоростью.

– Я навела кое-какие справки, Петруша, – продолжала между тем София Аристарховна. – Какая-то очень странная история вырисовывается. Со слов Элечки Валентин считал иконы подлинными.

– Он мог ошибаться.

– Не мог, – отрезала София Аристарховна. – Валя немного разбирался в этой теме.

– Но вот именно, что немного.

– Подделка очень грубая, – резко ответила тетя. Похоже, терпение ее было близко к тому, чтобы исчерпаться. – Настолько грубая, что это должно было быть ясно и Валентину.

– Хорошо, я понял.

– А вот я ничего не понимаю, Петя! Дело в том, что, когда я наводила справки, один человек мне сказал, что подобного рода иконы недавно всплывали на черном рынке. Именно этот период, именно эта школа, и именно пять штук.

– И где они теперь?

– Это ваша работы – разыскивать! – тон Софии Аристарховны был по-прежнему резкий. – Черный рынок предметов искусства – он потому и черным называется, что темный. И информации по нему минимум. Тем более, никто не станет делиться ею со мной, моя позиция по этому вопросу общеизвестна. Чудо, что мне вообще хоть что-то сказали.

– Так. Так. Так, – Петр неосознанно барабанил по столу. Мысли, крутясь и толкаясь в голове, требовали к себе пристального внимания. Кажется, что-то вот-вот должно стать очевидным. – Тетушка, я все понял. Мне надо подумать.

В кабинет заглянул Кораблев, и Петр поманил его рукой. Арсений закрыл за собой дверь и принялся, не скрываясь, прислушиваться к телефонному разговору.