***
Я просыпаюсь, с тревогой осознавая, что проспала.
Тепло, окружающее мое тело, просто идеально. Запах - мое любимое пристрастие, звук - тот самый, к которому я привыкла, убаюкивая себя каждую ночь, но вкус во рту кажется слишком скудный, чтобы быть достаточным. Я торопливо открываю глаза, желая убедиться каждым своим чувством, что все действительно произошло. Что он здесь.
— Привет, любовь моя. — Глубокий голос усиливает ритм моего сердцебиения, пока оно не бьет по грудной клетке.
— Привет, — отвечаю я, уже чувствуя, как горят мои глаза.
— Ты собираешься плакать? — Спрашивает Витторио, приподнимаясь над моим телом на кровати. Его тепло окутывает меня еще сильнее, когда он поддерживает свой вес надо мной.
— Может быть?!
Его хриплый смех вырывает у меня еще один вздох облегчения. Я поднимаю руку и касаюсь его щеки.
— Ты здесь, по-настоящему. Ты здесь. — Он опускает лицо, утыкается носом в мою шею и вдыхает мой запах, прежде чем погладить кожу. Мой позвоночник вздрагивает.
— Прости, что я так долго, — говорит он, усиливая неконтролируемое чувство в моей груди. — Я знаю, что никогда не прощу себя, милая. Но я бы хотел, чтобы ты простила, — говорит он, отводя лицо назад, чтобы заглянуть мне в глаза.
— Я люблю тебя, — отвечаю я, потому что всего несколько минут пребывания в сознании и в его присутствии привели к тому, что держать слова внутри себя стало невыносимо. — Я люблю тебя, — повторяю я, и Витторио слегка улыбается мне.
— И кому же ты принадлежишь?
— Тебе, сэр. Только тебе.
— А я тебе, моя девочка, чтобы обладать и защищать тебя до конца наших дней.
Его губы опускаются на мои, завладевая моим ртом в медленном поцелуе, который распространяет его вкус на мой язык и потребность в его прикосновении на каждый мой нерв.
Я не знаю, в какой момент между нашим выходом из церкви и прибытием в эту комнату я уснула. Очень смутно помню душ, но мое тело и разум были настолько измотаны, что, как только почувствовали себя в безопасности, отключились, даже не потребовав удовлетворения потребности, которая теперь, кажется, поглощает меня изнутри: быть востребованной полностью.
Простыня, покрывающая наши тела, спадает, когда Витторио встает, опускается на колени на кровать и увлекает меня за собой, усаживая попой на матрас и раздвигая бедра, примыкающие к его бедрам.
Его руки пробираются под тонкую ткань ночной сорочки, в которую я одета, и собирают ее, пока единственная часть моего тела, которая была прикрыта, не остается голой. Он отбрасывает ткань, разделяя наши рты на достаточное время.
Мои губы уже издавали стоны и бормотание, реагируя на возбуждение, проникающее сквозь кожу, и влагу, пропитавшую ноги. Все, что мне было нужно, чтобы почувствовать, что я вот-вот сойду с ума, это несколько прикосновений рук Витторио и ощущение его рта на моем.
Он прерывает поцелуй, облизывает мой подбородок и шею, всасывается в горло, а затем возвращается к моим губам. Наши тела ищут и двигаются сами по себе. Витторио приподнимает меня, держа за бедра, и я скрещиваю ноги на его талии. Я чувствую восхитительное давление в тот момент, когда головка его члена входит в мой мокрый вход. Он скользит по передней части моей жаждущей киски, дразня мой набухший клитор, и я извиваюсь, желая вернуть его туда, где больно, и ввести внутрь.
Я задыхаюсь, прильнув ртом к губам Витторио, как только начинается первый толчок, медленный и долгий, сметающий все мои сомнения в том, что этот момент - реальность или нет, далеко от меня.
Он реален, абсолютно реален.
Я прижимаю пальцы к плечам Витторио, желая пометить его кожу, как, я не сомневаюсь, он пометил мою. Его язык лижет меня, его губы посасывают меня, а его бедра двигаются в меня и из меня, медленно, восхитительно, безумно, с каждым вдохом и выдохом, которые мы делаем вместе, поддерживая одинаковый ритм биения наших сердец.
— Bella mia, — бормочет он мне в губы, и его слова обладания подобны прикосновениям к моей киске, усиливающим удовольствие.
— Твоя, сэр. Твоя... — Я стону в подтверждение, чувствуя, что вот-вот расколюсь пополам, и отказываясь закрывать глаза.
Из-за расширенных зрачков глаза Витторио приобретают глубокий оттенок. Моя грудь покачивается с каждым медленным подъемом и мучительным спуском. Я еще сильнее прижимаюсь к Витторио, трусь о его потную кожу, пока последняя ниточка, удерживающая меня в подвешенном состоянии над краем обрыва, не обрывается, и я не кончаю.
Оргазм очень интенсивный, он полностью разрушает меня, только чтобы поставить на место, когда Витторио рычит, и я чувствую, как его сперма полностью опорожняется внутри меня. И в это утро, в этой комнате, в одно мгновение я снова чувствую себя свободной, абсолютно свободной.
***
Большой палец Витторио ловит слезу, стекающую по моей щеке, но это бесполезно, потому что вскоре за ней следует другая, и еще одна, и еще. Невозможно сдержать их, так как через тонированное стекло я наблюдаю за сценой, разворачивающейся снаружи машины.
Ракель сидит в сквере, окруженная другими девочками ее возраста, ее болезненная внешность все еще прикреплена к телу, но она улыбается. Смеется, на самом деле. Я не слышу звука, но представляю его в своей голове, и этого достаточно, чтобы последняя тяжесть, которая не давала моему сердцу плыть, улетучилась.
Она жива. Моя сестра жива и здорова, и я не могу отвести взгляд, но и не могу сдвинуться с места, не могу открыть дверь и уйти.
— Что я могу сделать? — Спрашиваю я Витторио, не глядя на него. Сидя рядом со мной в машине, обняв меня за талию и положив руку мне на бедро, он целует меня в шею.
— Все, что ты хочешь, дорогая. Я же сказал, ты можешь выбирать.
— Я не знаю, что выбрать, — признаюсь я.
Я знаю, чего хочу. Я хочу выйти за дверь, пересечь лужайку между мной и Ракель в отчаянном беге, схватить сестру и никогда ее не отпускать. Но сколько это будет стоить ей?
— Как давно ты ее нашел? Как она себя чувствует? Как ее здоровье? Где мы находимся? —Вопросы вылетают из моего рта в бессистемной последовательности.
— Я нашел ее через два дня после того, как тебя забрали. У нее все хорошо, она начала новое лечение, которое значительно улучшит качество ее жизни. Мы находимся в Чикаго, штат Иллинойс, в Соединенных Штатах Америки. Я попросил привезти ее сюда, чтобы ты смогла увидеть ее сразу же, как только я тебя найду. — Я вздыхаю, мое сердце трепещет от заботы Витторио и в то же время борется, полное сомнений.
— Я не знаю, что делать, — повторяю я. — Как она общается с другими детьми? — Спрашиваю я, завороженная этой сценой. Ракель выглядит такой счастливой, такой безмятежной. — Что, по ее мнению, произошло?
— Это бразильский район. Большинство людей, которые здесь живут, говорят по-португальски, — объясняет Витторио, и я киваю, понимая. Я смотрю на окружающее нас пространство, снова обращая внимание.
Я наблюдала за каждой деталью, которую могла заметить, пока мы пересекали мощеные улицы, направляясь к месту назначения, но я не знала, что это будет за место. Витторио отказался говорить мне об этом, пока машина не припарковалась. Район представляет собой симпатичную коллекцию светлых домов с низкими белыми заборами, зелеными деревьями и очаровательными садами.
— Она будет здесь жить?
— Если хочешь, то да, — заявляет он, и я поворачиваю лицо, ища взгляда Витторио. — Ракель думает, что ее нашла дальняя тетя, которая теперь будет заботиться о ней, вон та женщина. — Он указывает на женщину с темной кожей и вьющимися волосами, сидящую на скамейке и наблюдающую за Ракель с явным усердием. — Она - родственница семьи, живет здесь, в Чикаго. У Тассии была дочь, ровесница Ракель, она потеряла ее из-за рака два года назад и была рада принять твою сестру. Если хочешь, Ракель может жить здесь, — говорит он, поднимая руку, лежавшую на моем бедре, и проводя большим пальцем по моей щеке.
— А что, если я хочу, чтобы моя сестра жила в Италии? Со мной?