— Пожалуйста! — Мольба вырывается тихо, мое горло, единственное оружие, с помощью которого я могу бороться, сдается. — Пожалуйста!

— В моем мире долги оплачиваются кровью, — говорит он, и я закрываю глаза, чувствуя, как меня охватывает огромное облегчение. Все закончится. Все закончится. — Но в твоем... Я не думаю, что это адекватное наказание. — Я открываю глаза, они бегут к Ракель, а мужчина следит за моим взглядом. Я открываю рот, но из него не выходит ни звука. — Как оказалось, у меня сложилось впечатление... — Он делает паузу и сокращает расстояние, между нами, всего на два шага.

Я перестаю двигаться, его близость действует как какой-то парализующий яд. Это не сознательный или добровольный выбор, мое тело просто подчиняется тому, что хочет этот человек. Он поднимает пальцы и касается свободной пряди моих волос. Единственной, кроме непокорных прядей, не убранной в хвост.

— Такое чувство, Габриэлла, что тебе это понравится.

— Пожалуйста!

— Эта твоя вера в то, что ты можешь меня убедить, почти прекрасна, — комментирует он, наклоняя голову набок. — Выбирай.

— Что? — Шепчу я с болью в горле, моргая, пытаясь понять смысл его слов, но рука одного из приспешников, поднявшаяся с пистолетом в руке и направленная туда, где находятся мой отец, Фернанда и Ракель, объясняет все яснее, чем любые слова. — Нет! Нет! Нет! — Он не обращает внимания на мои мучения, выражение скуки на его лице остается бесстрастным, в то время как я нахожу миллион разных способов умолять. — Пожалуйста, убейте меня! Выберите меня! Пожалуйста, убейте меня! — Тишина. Море тишины. — Пожалуйста... — Последнее слово вырывается измученным шепотом.

— Ты хочешь умереть? Хочешь ли ты отдать свою жизнь за их жизнь?

— Да. — Я киваю в знак согласия, как сумасшедшая. — Пожалуйста! Да! — подтверждаю я в отчаянии.

— Так неразумно с твоей стороны. — Ответа я никак не ожидала, но не решаюсь прервать ход его мыслей, потому что даже тень улыбки, заигравшая на его губах, вызывает у меня мурашки. — Ты хочешь торговаться со мной, предлагая мне то, что уже принадлежит мне. — Презрение в его тоне настолько очевидно, что вся надежда, которую я пыталась почувствовать, вытекает из моих пор. — Ты понимаешь, что это звучит так нагло, когда произносится вслух? — Я качаю головой из стороны в сторону в бешеном ритме, мой желудок бьет в горло, совершенно обезумев.

— Все, чего я хочу, — это обменять свою жизнь на их, вот и все, что я прошу.

— И кто дал тебе это право? Кто дал тебе право просить о чем-то? Ты знаешь, кто имеет право просить меня о чем-то?

Я плачу:

— Нет.

— Тот, кому я готов угодить. Я выгляжу готовым угодить тебе, Габриэлла?

— Нет.

— А ты заслуживаешь такого удовольствия, Габриэлла? — Я не отвечаю. Я не могу. Не могу. Но мужчина не позволит мне игнорировать его, его голос подобен стали, когда он требует этого:

— Отвечай! — Отрицательное покачивание головой - единственный возможный ответ, когда из моего горла вырывается громкий всхлип.

— Слова, Габриэлла. Скажи громко и четко то, что уже знает каждая несчастная душа в этой комнате, кроме твоей.

— Нет, я этого не заслуживаю, — вслух признаюсь я в уверенности, которую до сегодняшнего дня открывала только себе в тишине собственной головы. — Чего же ты заслуживаешь, Габриэлла?

— Смерти.

— Именно! — Соглашается он, и тишина проносится по маленькому дому достаточно долго, чтобы я перестала всхлипывать.

Он приближает свое лицо к моему, его нос почти касается моей кожи, когда он спрашивает:

— А ты знаешь, почему ты не собираешься умирать? — Я начинаю отвечать, просто качая головой, но взгляд мужчины, стоящего передо мной, становится единственным выговором, который мне нужен, чтобы произнести это слово вслух.

— Нет.

— Потому что ты не заслужила этого права. — Я смотрю на него, не понимая. — Твоя жизнь - моя, и с этого момента твоя задача сделать так, чтобы она чего-то стоила, чтобы ты не оказалась в долгах, когда я ее заберу. Пока что ты стоишь меньше, чем земля, по которой ходишь, ты поняла?

— Да, сэр.

— В следующий раз, когда будешь просить о чем-то, Габриэлла, сделай так, чтобы это стоило того.

ГЛАВА 13

ВИТТОРИО КАТАНЕО

Только тот, кому нечего терять, способен спать во время полета в неизвестном направлении, сразу после того, как у него отняли жизнь в уплату долга.

Сидя за одним из столиков частного самолета, я наблюдаю за девочкой, спящей в кресле самолета так, словно она лежит в самой лучшей кровати, которая когда-либо существовала, несмотря на холод, заставляющий ее тело дрожать. Учитывая, где она жила последние семь лет, эта мысль не кажется мне надуманной.

— Интересное приобретение. — Сидящий напротив Чезаре комментирует, заметив мой взгляд. — Я думал, лошади - единственные домашние животные, которых ты готов терпеть. Почему она не в клетке в трюме самолета?

Почему? Я мысленно повторяю вопрос, но решаю проигнорировать и его, и его эхо.

— Я слышал, Адам Скотт взял отпуск, и расследование по Ла Санте было прекращено. ЦРУ, должно быть, разочаровано. — Я меняю тему.

— Ужасные обстоятельства, — объявляет он, как будто не несет за них ответственности. — Жена попала в прискорбную аварию, а двое детей, к сожалению, находились в машине. Мужчина потерял сразу всю семью. Печально. — Мой взгляд находит лицо, очень похожее на мое, когда я поворачиваю шею. Я сужаю глаза.

— Автокатастрофа? — Мой брат, как скульптор Ла Санты, не славится своей тонкостью. Намек на улыбку кривит губы Чезаре.

— Это официальная версия. Неофициальная - тела были найдены расчлененными внутри семейного автомобиля на дне озера Мичиган. ФБР подозревает, что это дело рук нового серийного убийцы.

— А что подозревает Адам Скотт?

— Он знает, что это были мы.

— Хорошо.

— Я слышал, что ты также участвовали в событиях в Бразилии.

— Я бы вряд ли назвал действиями разрушение жизни каких-то канализационных крыс, продающих наркотики детям.

— А Эстебан Спаник?

— Вероятно, мы проведем некоторое время без интересных аукционов, а жаль. — Я поворачиваю в руке низкий стакан.

Янтарная жидкость внутри растекается по стенкам бокала, и, прежде чем напиток успевает осесть, я выливаю его себе в рот. Я смотрю на темное небо за окном, звезд не видно, только плотные облака, которые, кажется, хотят поглотить самолет.

— Скоро кто-то займется этим бизнесом, я не сомневаюсь.

— Надеюсь, кто-то более компетентный.

— Я уверен, что кто бы это ни был, он не забудет изменить место посадки твоего рейса по первому требованию, брателло.

— Это было бы разумным решением.

Мой взгляд снова скользнул к Габриэлле - она спала так же крепко, как и последние несколько часов. Девушка подчинялась каждому моему приказу с того момента, как поняла, что я распоряжаюсь ее жизнью. Она не боролась за выход, не просила попрощаться с сестрой, которую так отчаянно защищала, не спрашивала об одежде или документах, даже не оглянулась, когда ребенок в ужасе выкрикнул ее имя, а я смотрел, как она послушно следует за мной, точно домашнее животное.

Габриэлла села в машину и молча прижалась к окну, пока я взглядом не приказал ей выйти, так как дверь открылась на посадочную полосу. Она вошла в самолет в сопровождении Дарио, села на указанное им место, крепко вцепилась в мягкие ручки, когда самолет взлетел, и через несколько минут заснула.

Она просто уснула.

— Ты накачал ее наркотиками?

— Нет.

Чезаре встает и подходит к маленькой фигурке, прижавшейся к сиденью. Он протягивает два пальца и касается шеи девушки, когда она шевелится, но она остается такой же спящей, как и последние несколько часов.

— Ты уверен? Даже мне было бы неудобно спать так близко к тебе. И зачем она здесь? — Говорит он и возвращается обратно.

Мой брат садится в кресло напротив моего, вытягивает ноги, достает из-под пиджака сигару и прикуривает ее, затем предлагает мне. Я отказываюсь, и он подносит сигару ко рту, глубоко затягивается и выпускает дым.