Произносит, как прозу:[1405]
Оставим в стороне то, как страдал Линфан.
Расскажем об идущей в мир теней Хуан.
Достигла адских берегов Най-хэ реки.[1406]
Пред Золотым мостом[1407] замедлила шаги.
«Кто удостоен Золотым мостом идти?»
«Тот, кто читает сутры с верою в груди».
А под мостом вздымался столб кровавых брызг,
И ужасали крики скорби, плач и визг.
Кружились змеи посреди кровавых луж,
От яда их страдало столько грешных душ!
Вот впереди Гора Разломанных монет
«Какой заложен в сем названии секрет?»
«Жгут люди жертвенные деньги, – был ответ, —
Сжигают не дотла, и так милльоны лет —
Гора скопилась из таких полумонет.
Так и назвали. И других секретов нет».
Невинно убиенных град перед Хуан —
Им нет перерожденья, их судьба – туман.[1408]
От состраданья заболела голова
Хуан, «Алмазной сутры» вырвались слова.
Открыли грешники в реке свои глаза,
Покрыли гору трупов пышные леса,
Земля не от огня – от лотосов красна —
Ад облаком благим укрыли небеса.
Торопят отроки Хуан покинуть град,
Спешат правителю Яньло, подать доклад.
Поет на мотив «Овечка с горного склона»:
Драгоценный алтарь
всех явлений Вселенной
Пред Хуан вдруг предстал ослепленной.
Два посланца о ней
доложили мгновенно,
И Яньло ее принял степенно.
Позабыв о жизни бренной,
Пав коленопреклоненной
Возле золотых ступеней,
Слушала Хуан в волненьи.
«Расскажи нам откровенно,
Как ты долго с неизменным
Постоянством чтишь ученье,
В сутрах ищешь просветленье?
Было ли тебе явленье
Бодхисаттвы Гуаньинь?
Без утайки говори!»
«Лет с семи соблюдаю посты, и в надежде,
Что Всевышний услышит, отверзнутся вежды,
Жгла я жертвы без устали день ото дня
И тогда, когда замуж отдали меня.
Проникала в учение сутры нетленной
И жила с мужем жизнью я кроткой, смиренной.»
Произносит, как прозу:
«Узнай душою праведной Яньло наказ, —
В ответ услышала Хуан Владыки глас. —
“Алмазной сутры” много ль знаков помнишь ты
И выделенных мест, темнее темноты?
Иероглифом каким вздымается канон?
Каким он опадает, плавно завершен?
Какие в центре? Если помнишь все как надо,
Вернешься к жизни. За усердие – награда!»
Пред пьедесталом золотым Хуан встает:
«Услышь, мой государь, рабы твоей отчет.
Пять тысяч сорок девять слов в Каноне, как одно!
Черт – восемьдесят да четыре тысячи всего.[1409]
Иероглиф “сущность” – первый, а последний – “карма,[1410]
Знак “долга” в центре, рядом – “бремя”, ему парный.[1411]»
Свой не окончила рассказ, и вдруг в ночи
Пронзили трон Яньло тончайшие лучи
И посветлел драконий лик[1412] царя смертей.
«Что ж, отпущу тебя взглянуть на мир людей.»
Решенье услыхав, ответила тотчас:
«Внемли, о государь, рабе в последний раз.
Пускай я не вернусь в семью простых невежд,
И грешных крашенных[1413] не надо мне одежд.
Быть добродетельной четы хочу я сыном,
Каноны Будды чтить всю жизнь, пока не сгину.»
Взяв кисть, Яньло вердикт свой начертал мгновенно:
«Быть отпрыском семьи богатой и степенной,
Войти младенцем в Цаочжоу к старым Чжанам,
Чтобы могилы их не заросли бурьяном.
Супругов добродетельных очаг согрей,
Чьи славны имена меж четырех морей.
Прими забвенья прошлых жизней эликсир.
Сквозь чрево досточтенной Чжан ступай в сей мир.
Лишь слева на локте младенческой руки
Впишу иероглифов две красные строки.
То явится в перерождении Хуан,
Чей муж никчемный в прошлой жизни был Линфан.
Даровано мужское ей перерожденье
И долголетие за тягу к просвещенью.
Пусть Чжан взлелеет сына, как бесценный дар,
Отцовство – чудо, если ты уже столь стар».
Поет на мотив «Креповое черное платье»:
В точности осуществился
государя план –
Обрела мужское тело,
стала Чжан – Хуан.
И богач расцвел от счастья.
Сын в три года повзрослел,
В семь – явил он светлый разум
и в науках преуспел.
Редкостным Талантом звали –
зарекли от бед.
Первым тронный сдал экзамен
в восемнадцать лет.
Так вот. Выдержал восемнадцатилетний Чжан Цзюньда – Редкостный Талант экзамены и занял пост уездного правителя Наньхуа в Цаочжоу. Как вступил он в должность, первым делом занялся казенными налогами, потом обсудил дела управы и тут вспомнился ему прежний дом. Велит он двоим посыльным: «Идите пригласите Чжао Линфана. Поговорить надобно». Посыльные без промедления направились к дому Чжао и пригласили Линфана.
Произносит, словно прозу:[1414]
Линфан один в своем дому читал каноны —
Усердно он молился Будде.
Когда посыльные вошли к нему с поклоном
И он узнал, в чем дело, – тут же
Собрался, приоделся чинно по параду
И вышел посетить управу.
Войдя, он поклонился в зале по обряду.
Его почтил сановник главный —
Правитель Чжан! Он принял мясника на славу!
И усадил его с почтеньем.
Любезностями обменялись по уставу,
Подали слуги угощенье.
«Ты, сударь, – мой хозяин и супруг Линфан
Из рода Чжао. Приглядись!
Ведь я – жена твоя, умершая Хуан.
Мужчиною вернулась в жизнь.
Не веришь? Отойдем на тихую веранду,
Сниму одежды при свече:
Там надпись киноварная вещает правду
Иероглифами на плече.
Что дочка старшая, любимица, уже
Живет женой в ином дому,
Что младшей дочки муж – достойный Цао Жэнь
И предана она ему.
Тоскует сын о матери почтительный,
Ухаживает за могилой.
Давай-ка сядем на коней стремительных,
На кладбище поскачем, милый!»
Правитель и Линфан с детьми пошли на могилу Хуан. Открыли гроб. Хуан лежала как живая. Они вернулись домой и семь дней служили панихиды. Линфан читал «Алмазную сутру». Тогда опустилось благовещее облако, и все впятером на облаке вознеслись на небеса.
